«Слово пацана»: Коммодификация как лекарство от коллективной травмы

«Слово пацана» в 2023-м явилось для нас, в сущности, тем же, чем в конце 2021-го была «Игра в кальмара», – внезапным феноменом, от которого решительно никуда нельзя спрятаться. Если подумать, у этих двух сериалов вообще гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Оба они, в частности, о том, как люди занимаются какими-то бессмысленными, но при этом весьма опасными для здоровья, потенциально смертельными вещами, к чему их толкает неблагоприятная социальная среда

Не будь хозяева того же Netflix отшившимися от России позорными чушпанами, «Слово пацана», пожалуй, имело бы все шансы стать хитом масштаба не только общероссийского, но и международного (как ранее «Эпидемия» и «Майор Гром», взятые этой платформой в оборот). Было бы любопытно поглядеть, как бы его иностранцы воспринимали. То есть, примерно понятно: как диковинный непостижимый советский «Заводной апельсин» – антиутопию про немотивированное ультранасилие, персонажи которой странно одеваются и изъясняются причудливым сленгом. Или как своего рода спин-офф «Бойцовского клуба» про альтернативную реальность, где идеи Тайлера Дердена получили куда большее распространение, чем в капиталистической Америке.

Самое забавное, что мы-то ведь «Слово пацана» тоже воспринимаем скорее как произведение фантастического жанра. Кто постарше, конечно, могут подтвердить, что действительно так все и было когда-то. Что мальчики ежедневно друг дружку колошматили, подчинялись старшим, соблюдали правила неписаного кодекса и добровольно слушали «Ласковый май». И где-то даже такие порядки до сих пор в том или ином виде сохраняются. Тем не менее, тот мир, который мы имеем удовольствие наблюдать на экране, с его противоречащими здравому смыслу законами, для сегодняшнего изнеженного зрителя выглядит несколько неправдоподобно.

Что говорит, во-первых, о том, какой огромный и сложный путь проделала наша страна за 30 лет. А во-вторых, увиденное само по себе свидетельствует о несостоятельности доводов тех особо пекущихся о морали граждан, кто с пеной у рта требует «Слово пацана» запретить, потому что в нем якобы налицо романтизация всего плохого. Дескать, насмотрятся дети подобного и тоже станут уголовниками поголовно. В сериале, кстати, уже заранее был заготовлен ироничный ответ на эти нападки: в одном из первых эпизодов по телевизору крутят кукольный мультик про школу для маленьких чертят, в которой последних учат творить злодеяния. Стало быть, во всем виноват проклятый Натан Лернер.

Меж тем, с уверенностью можно констатировать, что широко развернувшаяся дискуссия насчет того, имеет ли «Слово пацана» право на существование с этической точки зрения (как бы смехотворно это ни звучало), отразилась на популярности сериала исключительно положительно. Плюс вспомним еще скандальный запрет «Слова пацана» на территории Украины, продиктованный соображениями госбезопасности. И, разумеется, целый сюжет, навороченный вокруг слитых и переснятых финальных эпизодов. Который, в свою очередь, породил еще целый ряд дискуссий.

Если допустить, что перечисленное хотя бы в какой-то степени – заслуга пиарщиков, то они большие молодцы, круче даже специалистов, которые организовали Barbenheimer, хвала им и почет. Но тогда неизбежно возникает вопрос о том, какую роль в сенсационном успехе «Слова пацана» сыграли его чисто художественные качества. Вроде бы очевидно, с одной стороны, что будь сериал откровенно так себе, славы народной ему не снискать, как ты его ни продвигай. Впрочем, не все так просто, и примеров того, как объективно некондиционный продукт вопреки всему пользуется спросом, тоже предостаточно.

О «Слове пацана» ничего дурного как будто и не скажешь. Разве что от фирменных джамп-катов Жоры Крыжовникова в глазах рябит. В остальном по всем параметрам компетентно исполненная криминальная драма повышенной душераздирательности. Вполне возможно, кстати, что второй финал был снят именно с целью душераздирательность дополнительно разогнать: кого, допустим, привет «Игле» с усатым Янковским вместо Цоя не впечатляет по какой-то причине, в таком случае вот вам контрольный привет «Профессионалу» с усатым Янковским вместо Бельмондо.

К тому же и назидательности заметно прибавляется. Чтобы, значит, еще крепче себе на ус намотали, куда приводят извилистые скользкие дорожки. Вон сколько опций доступных и равновероятных предлагается: или пуля в спине, или ножик под ребро, или искалеченная жизнь, или тоже искалеченная жизнь, но чуть по-другому. Сразу в два раза сильнее отбивает охоту руководствоваться не Конституцией, УК и моральным законом внутри нас, а лицемерными так называемыми «понятиями».

И все же среди всех факторов, из которых сложился триумф сериала «Слово пацана», следует выделить один, решающий. Собственно, он уже вскользь упоминался: это оригинальный, не имеющий прямых аналогов в мировой культуре сеттинг. Который тем более подкупает своей новизной и свежестью. Прежде-то у нас и не было, по сути, в бандитском кино иного характерного антуража, кроме вездесущих 1990-х с братками в кожанках и на «меринах». А тут и смысловое наполнение другое, и атрибуты иные. Стиль, тезаурус, ценности, нравственная система, образ мышления – все другое. И не то чтобы до этого в России никто не предпринимал попыток осмыслить эту страницу истории, но непосредственно тему уличных группировок как-то обходили стороной.

В конце концов, уже есть как минимум один современный российский сериал, в котором действие разворачивается в поделенном между собой бандформированиями провинциальном городе, а главный герой, воспитанный юноша, вливается в банду, возглавляемую харизматичным лидером, и в конце (спойлер!) садится в тюрьму. «ЮЗЗЗ» называется. И сеттинг там, кстати, тоже достаточно примечательный. Но попроще и во многом скопированный с зарубежных образцов.

Тогда как «Слово пацана» тем и подкупает в первую очередь, что нигде и ни у кого ничего подобного не было и нет. Ни шапок-фернанделек, ни танцев в кругу на дискотеках под «Седую ночь», ни стихийного ультранасилия. А у нас такая социальная аномалия когда-то была, многих напрямую или косвенно затронула и оставила после себя коллективную травму, которую долгие годы никто не трогал, и она как бы сама собой зарастала.

Теперь же настала пора от этой травмы полностью излечиться, для чего был применен весьма действенный метод – коммодификация. И отныне уличная подростковая преступность – это уже не только постыдное явление, о котором страшно и больно вспоминать, но и грозный жупел. И конечно, разошедшаяся на мемы часть массовой культуры и актуальный тренд, что можно и нужно использовать в отношении тех, кто иначе даже самые очевидные посылы считать не способен.