Сериал «Король и Шут»: Самый не-такой-как-все музыкальный байопик

«Король и Шут» – явление в контексте мировой культуры незаурядное, противоречивое и объективной оценке поддающееся с трудом. С одной стороны, величина вроде бы значительная. А с другой, не такая уж и значительная. Ведь, будем откровенны, без «Короля и Шута» мы бы с вами как-нибудь прожили. И ландшафт вокруг существенно бы, наверное, от этого не изменился. Но с «Королем и Шутом» оно как-то повеселее, конечно. Есть что поорать хором в приподнятом расположении духа. 

Если же к вопросу конкретнее подойти, то что вообще такое «Король и Шут»? Страшные сказочки под панк-рок со скрипкой. Опять же, не бог весть какое изобретение. Но ни до, ни после ничего сопоставимого ни у кого не было. Ну, не считая The Pogues и всякого тому подобного фолк-панка, который в целом немного о другом. Короче, остановимся на том, что «Король и Шут» – явление незаурядное как минимум, и в том его основная ценность состоит. А раз так, то и посвященное этому незаурядному явлению кинематографическое произведение должно обладать тем же свойством. И сериал «Король и Шут» им, безусловно, обладает.

Более того: сделать так, чтобы не как у всех, было задачей первостепенной. Поскольку сериал чуть ли не из штанов выпрыгивает в отчаянном стремлении быть самым оригинальным музыкальным байопиком, старательно (но не всегда успешно) избегая штампов. Стремление это достойно всяческого респекта, однако нарочитая оригинальность в итоге сводится фактически к двум вещам: Евгению Ткачуку в роли воображаемого Шута и также воображаемому фэнтезийному миру, где разворачивается часть событий. В результате чего получается такая штука, которая по-научному называется двоемирие.

То есть половина сериала «Король и Шут» решена в реалистическом ключе, в формате плюс-минус стандартного как раз музыкального байопика. Где нам рассказывают о том, как Горшок и Князь познакомились, как придумали название, как у них скрипачка в коллективе завелась, как там-то выступали и с теми-то подрались. Все это излагается вразнобой, повествование скачет по хронологии туда-сюда, от флешбэка к флешбэку.

Но параллельно и другой сюжет развивается, в жанре оголтелого терригиллиамовского хоррор-фэнтези, помещенный в реальность шлягеров группы «Король и Шут». Где Горшок и Князь (вернее, их альтер эго) отправляются в квест, цель которого – спасти похищенную колдуном девицу. И встречают по пути того же, например, лесника из одноименной песни.

Реалистическая часть, однако, тоже не такая уж и реалистическая. Во-первых, там есть упомянутый Шут в исполнении энергично перетягивающего на себя внимание Евгения Ткачука. Он же (Шут) – личный внутренний демон Горшка, неустанно подстрекающий его к суициду и иным деструктивным действиям. Во-вторых, антураж тамошний – мифологизированные 1990-е – такое же, в сущности, фэнтези. Только вместо монстров – братки, поголовно в малиновые пиджаки облаченные, свирепые неформалы и скинхеды. И этот момент следовало бы отдельно зафиксировать, как еще один этап в процессе изменения восприятия той прекрасно-ужасной эпохи.

Касательно же истории группы «Король и Шут», представленной в сериале, надлежит отметить, что создавался оный при деятельном участии Андрея Князева, который и в титрах обозначен как креативный продюсер. В свете чего любопытно следующее. Обе экранные версии Князя (похожий на Эвана Питерса Влад Коноплев) – ребята сугубо положительные: сознательные, ответственные и благоразумные. Тогда как Горшок (похожий на Горшка Константин Плотников) в обеих своих ипостасях – легкомысленный, импульсивный и простодушный дурачок, за которым постоянно требуется присматривать, а то мало ли чего учудит. И функция няньки, естественно, ложится на Князя.

Оттого особенно смешно и нелепо звучат вкладываемые время от времени Горшку в уста программные речи: про анархическую теорию, про то, что расизм – это плохо, что надобно людей уважать, а не палками бить, и тому подобное. Нужны они для того, чтоб никто не подумал ненароком, будто бы Горшок был совсем enfant terrible, к тому же недалекий. То есть такой, каким он в сериале, по большому счету, изображен.

О чем это говорит? О том, что все у них, по-видимому, было очень неоднозначно внутри славного творческого тандема. И что Андрей Князев до сих пор в своих с Горшком отношениях – в известной степени, как сейчас говорят, токсичных – не разобрался. Вот сериал и выглядит как один большой сеанс глубокого психоанализа. Отсюда – и путаная ретроспектива, и подчас чересчур затянутые приступы самокопания, и погружение с головой в сказочный мир бессознательного. Тем лучше для нас: чувствуется в этих образах некая подкупающая искренность, неподдельность, выстраданность. Не то что обезжиренные глянцевые клоны-болванчики, которых играли Рами Малек и Тэрон Эджертон.