Рэй Харрихаузен: Кого выбрали кумиром Питер Джексон, Джеймс Кэмерон и Джордж Лукас

Джордж Лукас, Джеймс Кэмерон, Тим Бертон, Уэс Андерсон, Стивен Спилберг, Питер Джексон, Гильермо дель Торо, Терри Гиллиам. Всех этих замечательных деятелей, чье творчество глубоко почитаемо миллионами зрителей (и посчитаемо миллиардами долларов), объединяет тот факт, что они, вероятно, не добились бы таких высот, если бы не один человек, имя которого гораздо менее известно широкой публике. Зовут его Рэй Харрихаузен.

«Без Рэя Харрихаузена никаких «Звездных войн» бы не было», – так говорил Джордж Лукас. Питер Джексон в том же ключе высказывался относительно своего «Властелина колец», более того – назвал его «своим фильмом Рэя Харрихаузена».

«Все те, кто работает в жанрах фантастики или фэнтези, стоят на плечах гиганта. Именно благодаря вкладу Рэя в коллективное воображение мы являемся теми, кем являемся», – выразил общее мнение коллег Джеймс Кэмерон.

Чем же этот Рэй Харрихаузен так отличился, что теперь его все наперебой восхваляют и чуть ли не боготворят? Прежде всего, он совершил революцию в области спецэффектов, разработав технологию, позволяющую интегрировать в игровое кино покадровую анимацию. То есть комбинированные съемки существовали и активно практиковались задолго до него, но он это дело довел до ума, существенно усовершенствовал и установил золотой стандарт, на который потом все равнялись.

При этом сам Харрихаузен изначально равнялся на Уиллиса О’Брайена, пионера покадровой анимации, который приложил руку к легендарному «Кинг Конгу» (1933). Для своего времени «Кинг Конг» был настоящим прорывом, невиданным зрелищем, вызывавшим и до сих пор вызывающим восхищение, в чем полностью заслуга О’Брайена. Однако оперировал он методами, имевшими значительные недостатки, из-за чего в дальнейшем его проекты были не столь успешны.

Во-первых, построить все эти миниатюрные декорации, среди которых бесчинствовала гигантская обезьяна, стоило больших денег. Во-вторых, он знал всего два варианта, как совместить анимацию с игровыми фрагментами, и оба так себе. Либо просто склеить два куска пленки – но тогда бы и качество изображения обоих кусков неизбежно пострадало, и линия соединения в глаза бы бросалась. Либо спроецировать игровые кадры на часть декораций – но тогда покадровая анимация будет выделяться резкостью.

И вот что придумал Рэй Харрихаузен, чтобы описанных проблем избежать. Он отказался от детализированных миниатюр, а вместо этого помещал свои куклы в схематичный антураж, разве что иногда украшенный матовыми рисунками. Позади куклы ставил экран для рирпроекции, а с противоположной стороны, между куклой и камерой, – стекло с закрашенными черной краской областями вокруг куклы. Затем синхронизировал каждый кадр анимации с фоновыми кадрами рирпроекции.

После этого пленка в камере и проекторе перематывалась, а стекло заменялось новым – точно таким же, но с инвертированной конфигурацией черных и прозрачных областей. То есть там, где первое стекло было закрашено, новое было прозрачным, и наоборот. Так ранее скрытые области превращались в передний план, на который можно было вставить что-нибудь еще, движуху какую-нибудь, например. Плюс еще разные особые примочки у Харрихаузена в арсенале имелись – вроде дополнительных стекол для рассеивания света и, соответственно, лучшей интеграции кукол в фон.

Опять же, он не был первым, кто придумал маскировать отдельные сегменты пленки для комбинирования элементов. Но он был первым, кто приспособил эту систему к покадровой анимации. Кроме того, он ее адаптировал к формату Technicolor и широкому экрану. Впервые свою фирменную технологию, получившую броское название Dynamation, Харрихаузен использовал в фильме «Седьмое путешествие Синдбада» (1958). Всего же этим брендом отмечены девять кинокартин, последняя из которых – «Битва Титанов» (1981), и практически все они оставили в массовой культуре заметный след.

Впрочем, надо понимать, что ценят и любят Рэя Харрихаузена в первую очередь за то, что он делал, а не за то, как он это делал. Его фильмы – у которых, к слову, были какие-то режиссеры и сценаристы, но никто их, конечно же, не помнит – раз и навсегда западали в душу зрителям именно благодаря рожденным при помощи покадровой анимации Харрихаузена причудливым чудищам. Настолько они были объемные, подвижные, живые (и подчас чертовски жуткие), что настоящие актеры, в том числе далеко не последние люди вроде Лоуренса Оливье, Джейн Сеймур, Мэгги Смит и Тома Бэйкера, рядом с ними зачастую смотрелись бледно. Хотя Харрихаузен таки умел их заставить убедительно взаимодействовать фактически с пустым местом – как сейчас повсеместно заведено в крупнобюджетном кино с компьютерной графикой.

Все потому, что Рэй Харрихаузен все-таки сначала был художником, а уже потом инженером, изобретателем, аниматором, кинематографистом и кем угодно еще. И, как истинный художник, он черпал вдохновение из разных источников. Это и Боттичелли, и Караваджо и Пикассо. А также французский иллюстратор Гюстав Доре, прославившийся довольно мрачными гравюрами по мотивам «Гаргантюа и Пантагрюэля» и «Божественной комедии». И его британский коллега Джон Мартин, специализировавшийся на апокалиптических пейзажах и масштабных библейских сюжетах. А одной из самых любимых картин Харрихаузена было полотно Джозефа Гэнди «Юпитер Плювий», на котором изображен фантастический вид древнегреческого города.

Вообще Харрихаузен обожал Древнюю Грецию и все, что с ней связано, в особенности мифологию и искусство скульптуры. Неслучайно один из самых мощных и культовых его фильмов – «Ясон и аргонавты» (1963), да и в остальных древнегреческих мотивов хватает (взять то же «Седьмое путешествие Синдбада» с натуральным циклопом и явными реминисценциями гомеровой «Одиссеи»). Тогда как от античных ваятелей он, очевидно, позаимствовал страсть к ярким цветам (все же в курсе, что эти их статуи были на самом деле пестро разукрашены?) и к созданию иллюзии движения.

Вместе с тем надлежит обязательно заметить, что Харрихаузен вовсе не стремился к реализму. Даром что очень вежливо и благосклонно отзывался о современных CGI-эффектах, искренне удивляясь тому, как с их помощью можно получать такое правдоподобное трехмерное изображение. Но тут же следовала оговорка: для сказок и тому подобных вещей все-таки покадровая анимация лучше подходит.

Это ничем не подкрепленное утверждение трудно как-то рационально обосновать, но ведь и не поспоришь же. Практические эффекты, как ни крути, всегда лучше цифровых, поскольку они настоящие, осязаемые, и это каким-то образом всегда чувствуется. Так что даже по прошествии полувека и больше в них сохраняется магия, которую невозможно ни воссоздать, ни повторить. А самым могущественным волшебником, обладавшим этой магией, был Рэй Харрихаузен.