«Китайский квартал»: Почему зловещие тайны Лос-Анджелеса до сих пор будоражат

В 1974 году Джек Николсон с перевязанным носом и Фэй Данауэй в модной шляпке оставили нестираемый след в истории детективного нуара. «Китайский квартал» Романа Полански вознес жанр на невиданную высоту, заставив потесниться «Мальтийского сокола» и вдохновив десятки более поздних картин. От «Кто подставил кролика Роджера» и «Большого Лебовски» до недавнего сериала «Шугар» с таинственным следаком Колином Фарреллом. Однако путь «Квартала» к бессмертию был тернист. Устраивайтесь поудобнее: сейчас мы раскроем вам все секреты Лос-Анджелеса.

Завязка «Китайского квартала» типична для нуаров. Да не просто типична, а будто бы даже банальна. 1937 год. К ехидному частному детективу Джейку Гиттесу (Джек Николсон) заявляется расфуфыренная дама и просит проследить за ее мужем. Который якобы шастает на сторону. «Вам будет лучше об этом не знать», – предупреждает Гиттес. Но дама настаивает. Муж – видный чиновник, глава Департамента водо- и энергоснабжения. Гиттес тенью следует за ним по пятам. И выясняет, что, во-первых, тот действительно встречается с какой-то молодкой. А во-вторых, отказывается строить новую плотину, поскольку ее, дескать, непременно прорвет. Ничего сверхоригинального вроде бы, да?

Но дальше все хитрее закручивается. К Гиттесу заявляется еще одна дама – Эвелин (Фэй Данауэй). И утверждает, что именно она – жена того чиновника, Холлиса Малрея. Никакого Гиттеса она, соответственно, не нанимала. Мало того: намерена подать на него в суд за вторжение в частную жизнь. Но Джейк – тертый калач. Принципиальный вдобавок. Дикобразу понятно: Эвелин что-то скрывает. Да и не по нраву Гиттесу попасть впросак сразу после найма на новое дело. Он решает докопаться до истины. Копать придется глубоко. И никто не знает, какие скелеты всплывут из калифорнийской грязи. Так на вполне классическом нуаровом фундаменте, выстроенном еще в 1930–1940-х, понемногу вырастет нечто куда более мрачное и самобытное.

«Китайский квартал» явил себя миру в 1974-м, но мы ненадолго откатимся чуть назад. В 1966-й. Когда пробивной продюсер Роберт Эванс взошел на борт тонущей студии Paramount. И за считанные годы превратил ее во флагмана набиравшего обороты Нового Голливуда. В должности главы производственного отдела он курировал съемки «Ребенка Розмари», «Гарольда и Мод», «Серпико», «Разговора», а также подарил публике и студийным боссам два суперхита: «Историю любви» и «Крестного отца». Закулисье последнего советуем изучить по сериалу «Предложение», где Эванса феерично сыграл Мэттью Гуд. Paramount же, таким образом, вновь выбилась в дамки. А Эванс коршуном воспарил над Голливудом в поисках свежего проекта.

На горизонте как раз брезжила экранизация «Великого Гэтсби». И Эванс подумал, почему бы не поручить ее опытному сценаристу Роберту Тауну. Тот вовсю писал для телесериалов, сотрудничал с Роджером Корманом (а кто не сотрудничал) и помогал шлифовать сценарий «Бонни и Клайда». Гангстерская баллада Артура Пенна прогремела, как пулеметная очередь. С ней прогремела и фамилия Тауна, который вместе с Фрэнсисом Фордом Копполой трудился над адаптацией «Крестного отца», но вообще был довольно склочным товарищем и периодически требовал вычеркнуть свое имя из титров. «Великий Гэтсби» выйдет в 1974-м, но без Тауна в сценаристах. Поскольку его волновала совершенно другая история, о чем он и доложил тезке Эвансу. История «Китайского квартала».

«Гэтсби» гарантировал Тауну солидный чек на $175 тыс. «Квартал» – относительно скромные $25 тыс. Но сценарист предпочел барышам и всем известному сюжету кое-что пооригинальнее. Одним источником вдохновения для него стало фотоэссе «Лос-Анджелес Рэймонда Чендлера», позволявшее взглянуть на Город ангелов глазами гуру «крутого детектива» (автора «Глубокого сна» и сценариста «Двойной страховки»). Вторым – статья Кэри МакУильямс «Южная Калифорния: Остров на суше». Ну а третьим – его собственные детские воспоминания. Таун родился в Эл Эй, и когда впоследствии он катался по городу, впитывая впечатления для сценария, прошлое его настигало, о чем он двадцать лет спустя поэтично писал в заметке для LA Times:

«Если в пять вечера вас заносило на вокзал Union Station, вы могли ощутить кожей сухой теплый зуд. Вы смотрели на железнодорожные пути, убегавшие к горам, переводили взгляд на небо, и лавандовые, лососевые, бирюзовые оттенки мешались с цветами древних обветшалых мотелей. Так можно было увидеть город, о котором писали МакУильямс и Чендлер. И я вспоминал его в последние минуты перед закатом».

Осенью 1972 года, в пыльном коттедже с облупившимися стенами, Таун закончил «Китайский квартал». В компании верного пса Хиры и Эдварда Тейлора, приятеля времен колледжа, которого он называл «моим Майкрофтом Холмсом». В основе сюжета – тесно переплетенный клубок преступлений, завязанных на реальных событиях. И прорыв плотины действительно имел место. И продажные воротилы действительно пытались закрыть на катастрофу глаза, из-за чего гибли люди. Главным антагонистом стал скользкий делец Ной Кросс (Джон Хьюстон), вызывающий искусственную засуху и проворачивающий земельные махинации, чтобы навариться на горюшке калифорнийских фермеров. Но куда более шокирующим прегрешением Кросса оказывается другое. Связанное с загадочной Эвелин и обнажающее табуированную тему инцеста.

Сценарий «Квартала» Роберт Таун писал под Джека Николсона, которого знал, как облупленного. Когда-то они вместе посещали актерские курсы, вместе жили и мало-помалу скорешились. Таун помогал Джеку с его режиссерским проектом «Он сказал – поехали» (1971), а позднее наваял для него сценарий «Последнего наряда» (1973). Ни один другой артист просто не имел права стать Джейком Гиттесом. Да и Николсон, новый любимчик Америки, был козырем Paramount. К тому времени он успел дважды номинироваться на «Оскара», а в 1973-м, когда стартуют съемки «Квартала», упомянутый «Последний наряд» принесет ему третью номинацию и актерскую премию в Каннах.

Через Николсона сценарий попал к Роману Полански, с которым Боб Эванс работал над «Ребенком Розмари». И которому он не уставал расточать комплименты:

«Он дисциплинирован. Никто не делает домашнее задание лучше него. Он изумительно начитан, у него фотографическая память. Он точно знает, чего хочет добиться. И неважно, правильно это или нет».

К началу 1970-х Полански не только покорил Голливуд, но и сбежал из него. После резни, устроенной сектой Чарльза Мэнсона. В числе прочих погибла беременная жена Романа Шэрон Тейт, и страшные воспоминания о той ночи в августе 1969-го были для него по-прежнему свежи. Но сценарий Тауна оказался слишком хорош. И Полански, переехавший, было, в Рим, не устоял. Вскоре Фэй Данауэй получила роль Эвелин, ускользнувшую от Джейн Фонды, а легендарный режиссер Джон Хьюстон (постановщик «Мальтийского сокола») – роль злодейского Кросса. Сам Роман сыграл эпизодического головореза, помеченного в титрах как «мужик с ножом»: именно он почикал нос Гиттесу, жирно намекая, что лучше бы тому держаться от опасного расследования подальше.

Вообще Данауэй сомневалась, присоединяться ли к авантюре с «Кварталом», казавшейся не самой надежной. В этом отношении красноречив диалог Полански и Эванса, задокументированный в книге The Big Goodbye: Chinatown and the Last Years of Hollywood. Николсон по вечерам трезвонил Фэй в отель, убеждая ее влиться в каст. Мадам же потребовала официального предложения студийного начальства. Поэтому Эванс незамедлительно набрал Полански.

«Э.: Мы потеряем Фэй, если не пошевелимся. Что там с Фондой?
П.: Она не понимает сценарий.
Э.: Да кто его вообще понимает?»

Они посмеялись. Они пошевелились. Они сделали Данауэй официальное предложение. И та его приняла. О чем Полански потом наверняка пожалел. Но об этом чуть позже.

Николсон же был довольно лоялен к коллегам и, в частности, к Тауну – никаких тебе звездных закидонов. Он даже участвовал в шлифовке характера Джейка с акцентом на его прошлом. Тот самый китайский квартал, название которого вынесено в заголовок, – место, где Гиттес в бытность свою полицейским пережил трагические события. И куда ему было суждено вернуться в финале. Из-за концовки Таун и Полански долго ругались. Первый предполагал, что Кросс должен умереть, а Эвелин – выжить. Добро, стало быть, обязано победить зло. Роман придерживался иного мнения. Возможно, из-за гнетущих воспоминаний о Мэнсоне и Тейт. И его позиция восторжествовала. Зло осталось безнаказанным. Жертвы – неотмщенными.

Депрессивное завершение «Квартала» рифмуется с концовкой другого хита 1974-го, «Разговора» Копполы, где герой Джина Хэкмена занимался прослушкой и увяз в паранойе. Плюс оба фильма оформлены тревожными звуками джаза – музыку «Квартала» писал Джерри Голдсмит («Мотылек», «Омен»), превративший вибрирующие соло на трубе в один из главных саундтреков 1970-х. А ведь за дело он взялся буквально в последний момент, когда уже сложилась черновая версия монтажа, и предпоказ прошел паршиво. Так Эванс уволил композитора Филипа Ламбро и нанял Голдсмита.

Причем это была не единственная перестановка в команде. Вскоре после старта съемок по требованию Полански рассчитали оператора Стэнли Кортеса. Его сменил Джон А. Алонсо, который работал гораздо быстрее и знал толк в естественном освещении. Это Калифорния, и солнечный свет, постоянно меняющий оттенки в течение дня, жизненно важен. Чем он нежнее – тем острее контраст между тем, как безмятежно порой выглядит «Китайский квартал», и тем, какая меланхолия подтачивает его изнутри.

Хотя шуток здесь – вагон. И шуток удачных. Большинство – про пресловутый нос Гиттеса. «В следующий раз потеряешь весь, я отрежу его и скормлю своей золотой рыбке», – грозится мужик с ножом. Да и сам образ Джейка, как и манера игры Джека, пропитан иронией, хищной грацией, остроумной самоуверенностью. Гиттес считает себя сообразительнее и ловчее многих. Имеет на это право. Но даже он не может предугадать шок-твист, который Эвелин обрушивает на него в припадке сбивающего с ног откровения. Уникальная мимика, развязный говор, то ленивые, то судорожные движения Николсона захватывали внимание столь цепко, что Таун мог позволить себе не сильно заморачиваться с диалогами. Он сам признавал, что они тут «в какой-то степени незначительны». Лукавил, скорее всего. И тем не менее.

На съемках Роман Полански враждовал не только со сценаристом. Черная кошка (целая стая кошек) прошмыгнула и между ними с Данауэй. Фэй никогда не была подарком для режиссеров. Но даже с учетом этого на площадке «Квартала» время от времени творилось что-то за гранью. Конечно, сейчас трудно утверждать наверняка, что происходило взаправду. Но закулисные байки явно не на пустом месте взялись. Одна из них гласит, что Роман в погоне за идеальным кадром поправил прическу артистки, просто выдернув у нее прядь волос. Другая идет еще дальше: когда Полански не отпустил Фэй в уборную, она якобы помочилась в чашечку и швырнула ее уважаемому постановщику в физиономию.

Тем удивительнее, что у Данауэй и Николсона сохранялись вполне нормальные рабочие отношения. Показательный момент: в ключевой сцене, где Гиттес допрашивает миссис Малрей, а та вываливает на него убийственную правду, Джейк бьет ее по лицу. Поначалу пощечины честно пытались имитировать. Но выходило фальшиво. Вот Данауэй и предложила Джеку ударить ее по-настоящему. «И он это сделал», – вспоминала Фэй. Кстати, во время съемок актер встречался с дочерью Джона Хьюстона Анжеликой. А поскольку все эпизоды Хьюстона снимались при участии Николсона, легко представить масштабы неловкости.

«Как-то раз мой отец вдруг взглянул на Джека и прошипел: «Я слышал, ты спишь с моей дочерью…». А потом, после долгой паузы, добавил: «мистер Гиттс» [Хьюстон никак не мог выговорить фамилию Джейка, и это превратили в фишку его персонажа, – прим. КР]. Я покраснела, а затем поняла – да они же репетировали. И все захохотали», – свидетельствовала Анжелика, дважды залетавшая на площадку проведать бойфренда.

«Китайский квартал» попал на экраны 20 июня 1974 года и недурно заработал, собрав $29,2 млн при бюджете $6 млн. Хотя Эванс признавался, что не все в Paramount верили в ленту. А многие не представляли, как ее продавать. Тауну вручили «Оскара» за оригинальный сценарий, который впоследствии не раз называли величайшим в истории, но в остальных десяти номинациях картина прогорела. Статуэтки за лучший фильм, режиссуру, декорации и саундтрек в тот год забрал «Крестный отец 2». Лучшей актрисой назвали Эллен Берстин из драмы Мартина Скорсезе «Алиса здесь больше не живет». Лучшим актером сенсационно (и жутко несправедливо) стал Арт Карни из позабытой мелодрамы «Гарри и Тонто» про деда с котом. Не у дел остался не только Николсон, но и Аль Пачино из того же «Крестного отца 2». И Дастин Хоффман с гениальной ролью в «Ленни».

Но в принципе авторам «Квартала» было не на что жаловаться. Полански, Николсон, Данауэй все равно получат заветные «Оскары», пусть и за другие проекты. А в багаже их общего фильма и без того хватало регалий: четыре «Золотых глобуса», три BAFTA, уйма включений во всевозможные перечни лучших из лучших. Роберт Таун собирался выстроить на основе «Квартала» трилогию, но грандиозный замысел угас уже на сиквеле «Два Джейка». Он с грехом пополам вышел в 1990 году с Джеком Николсоном в кресле режиссера. После «водных войн» планировалось переметнуться к нефтяной индустрии, где тоже крутились большие деньги и обстряпывались темные делишки. Но Николсон, Таун и Эванс разругались, фильм погряз в производственном аду и в итоге оказался провалом, о котором в приличном обществе как-то не принято вспоминать.

Зато «Китайский квартал» неизменно всплывает в памяти, когда речь заходит не просто о классном, непредсказуемом, увлекательном фильме, но о радикальной жанровой деконструкции. Мы упомянули о том, что «Квартал» бессовестно стартовал со штампов. Но как же решительно он развеял их по ветру. Каноничная роковая мамзель с ярко-красной помадой превращается в сбитую ласточку, поломанную куклу. Которая, как и подобает роковой мамзели, вроде хватает в кульминационный миг пистолет… Но это абсолютно ни к чему не приводит. Точнее, для нее-то приводит к фатальной развязке. Но не для главного гада.

Главный гад же оказывается не просто всемогущим. А настолько уверенным в своей неприкасаемости, что его спрятанная в морщинах улыбочка вызывает лютый дискомфорт. Ну а герой, неоднозначный, но явно хороший парень, докапывается-таки до правды, которую ему советовали не тревожить, и молча удаляется в темноту. Его противник изнасиловал калифорнийскую землю и собственную дочь. So what? Джейк бессилен. Остается забыть. «Это китайский квартал».

Здесь немало кадров, где Гиттес за кем-то следит, чувствуя себя хозяином положения. Но в конце прощальным взглядом провожаем его мы с вами, с грустью понимания, как прав был Роберт Таун: прошлое и впрямь настигает. В интервью 2019 года Эванс отмечал, что в наши дни «Китайский квартал» ни за что бы не сняли. Публика и студии привыкли к более примитивному, более осторожному кино, приглаженному в соответствии с актуальными трендами. Слыханное ли дело: снимать фильм о страдающей женщине (еще и без важных чернокожих героев), которую мужчины-создатели приговаривают к растлению и ликвидации без шанса на справедливое воздаяние. Да и название «Китайский квартал», если уж на то пошло, расистское. Почему в чайнатауне непременно должно случаться что-то плохое?

Таун на самом деле не хотел, чтобы Гиттес добрался до китайского квартала. Тому следовало остаться своеобразным «состоянием ума». Но Джейк добрался. А люди, которых Боб Эванс видел выбиравшимися из кинотеатров в середине 1970-х, не издавали ни звука. Что пугало его до чертиков. Это, понимаете, не «Челюсти», никто не визжит и не улюлюкает во время сеанса. Поди пойми, что у народа на уме. Но потом пробил час показа в Сан-Франциско.

«Вот фильм закончился, – говорит Эванс. – Внезапно ко мне подошла женщина, ткнула в меня пальцем и заявила: «Вам должно быть стыдно за это». И только в тот момент я понял: похоже, я сделал хит».