24 марта 50-летие отмечает Андрей Мерзликин – один из немногих российских артистов, способных похвастаться целой галереей народных образов. Особняком, конечно, всегда будет стоять Димон из культового «Бумера», но и сейчас актер играет фактурных персонажей, которые остаются со зрителем надолго. Тем более что некоторые из его героев вернутся в обозримом будущем.
Вы часто играете околокриминальных и военных персонажей. Это личный выбор или навязанное амплуа?
– Возможность выбирать появилась сравнительно недавно, до этого действительно были издержки амплуа и шлейф сыгранных в начале пути ролей, и они сильно влияли на мою работу. Но я их все люблю и помню! Сейчас, конечно, я могу себе позволить выбрать сценарий, пьесу и даже театр, но выбор по-прежнему не так уж широк. Предложений, в принципе, не так много.
Вы любите оглядываться назад?
– Как и у любого актера, у меня есть фильмы и роли, которые не все видят, они не всегда доходят до зрителя и уж тем более до внимания коллег-кинематографистов. Есть такие истории, которые близки и дороги моему сердцу до сих пор, вот они вспоминаются с теплом. Лично мне стало важнее, чтобы процесс съемок приносил радость, творчество, кураж, и потом уж насколько люди воспринимают моих героев и ассоциируют с ними себя. Мне кажется, хорошая проверка – как зрителем, так и временем, когда фильм остается интересным и увлекательным через поколение. Такое кино имеет все шансы называться народным. Его немного, но именно оно греет душу.
Теперь вас чаще можно увидеть в сериалах – такой формат ближе?
– Сериалы сейчас бывают гораздо художественнее, чем полный метр. Встречаются примеры, когда производственная компания работает над сценарием года три-четыре, жертвует временем и инвестициями, может снять пилот, отсмотреть результат, показать фокус-группе, увидеть потенциал истории, а потом полностью или частично все поменять как в сценарии, так и в списке утвержденных актеров. Я такое встречал не раз. Именно так в моей жизни появились сериалы «Территория» и «И снова здравствуйте!». Если производство и отношение к качеству будущего проекта такое, он не просто может, он должен существовать!
Чем вас зацепила «Территория»?
– Возможностью прикоснуться к мифологии и этнической культуре Пермского края. Сценарий сериала использует оригинальные сюжеты и не заимствует из зарубежного контента привычные повороты, персонажей и мистику. Все буквально коми-пермяцкое! Благодаря съемкам открыл для себя бескрайнюю красоту тех мест и полюбил ее. В этом году, кстати, с детьми и друзьями сплавлялись по реке Усьва на катамаранах – по «боевым местам» наших кинематографических локаций.
Тяжело даются экспедиции?
– Да, но эта тяжесть лежит в области быта и перекрывается той радостью, когда ты понимаешь, что в других условиях никогда бы в эти места не попал. Да и едем мы не как туристы, а как аборигены: через две недели – уже как местные жители.
Какое главное открытие в таких поездках?
– Самое основное открытие – люди. Я советую себе, москвичам и жителям других больших городов чаще ездить в регионы. В качестве кого угодно – туриста, волонтера или по работе. Ресурс, который невозможно никак восполнить, – это радость от человеческого общения. У нас есть не только нефть, газ и природная питьевая вода или бескрайние леса, главное – люди. Теперь я уже не просто верую, а знаю, что бесконечный природный и человеческий ресурсы крайне важны и относиться к ним расточительно – безнравственно. Люди у нас хорошие, невероятные: понимающие, прощающие, милующие, гостеприимные. А еще умеют ценить момент, время, жизнь! С нами встретились – радость. Лед пошел с реки – радость. Рыба пошла, сезон начался… И нет какой-то загнанности. Понятное дело, что я идеализирую, можно найти человека недовольного, но радостных людей все равно больше.
А детей с собой на съемки брали?
– Старший, Федор (15 лет), ездил, даже снимался пару раз, но его это не заразило, да и остальные не горят, ни Макар (6 лет), ни девчонки (Евдокии – 12 лет, Серафиме – 14). Им это вообще неинтересно. И я не давлю. Они и на мои спектакли-то стали ходить сравнительно недавно. Я-то думал, мои будут закулисными детьми, но к закулисью они равнодушны. Я вообще приучил себя отрезать семью выходя из дома – на работе отметаю все переживания о том, чем я живу в быту. И то же самое с профессией. Приходишь домой – и никакого Достоевского, Толстого или Островского, ролей, спектаклей и «как прошел твой съемочный день». Прошел, и все! Скорее заботят вопросы оплаты ЖКХ. За меня это никто не сделает. И забота о доме (мы живем за городом), саде, друзьях и соседях – это очень важно. Опять же – где будут отдыхать летом дети или в какую секцию пойдут в новом учебном году.
Обычно экспедиции – долгая разлука с семьей, как решаете эту проблему?
– Раньше было тяжелее уезжать, дети были еще маленькие… Старший мое отсутствие в полной мере ощутил. Но сейчас он самый взрослый и у нас самые доверительные отношения. Младший сын, который, наоборот, меня видит больше, не до конца понимает, чем я занят, но души во мне не чает. С ним у меня другого рода невероятный контакт. В этом есть польза – бывает, что в голоде общения, когда скучаешь друг по другу, гораздо больше правильных эмоций, чем когда каждый день бываешь рядом. Случаются и юморные моменты. Например, во время карантина дети однажды спросили: «Пап, когда ж ты уедешь в экспедицию?» Я растерялся, но понял, что им было непривычно находиться в ситуации, когда я почти всегда дома (а я, к слову сказать, папа требовательный), и захотелось «каникул»! (Смеется.) Хотя самая строгая у нас – мама Аня, все на ней – секции, кружки, «а ну телефоны положили!». А дети есть дети, все исполняют, но и они порой говорят свое ужасное «не хочу», «мне это неинтересно», и необходимо каждый раз находить компромисс, договариваться, в этом и состоит отчасти процесс воспитания. Наши амбиции в отношении детей должны быть трезвыми… Когда дети видят, например, как я меняюсь и тоже подстраиваюсь под них, эта обоюдная работа приносит свои плоды.
В «Нахимовцах» вы как раз сыграли отца. Как вам работалось в этом фильме?
– Мне было легко играть папу главных героев, этих пацанов, которые связали свою судьбу с Нахимовским училищем, потому что между выбором «я сам хочу» или «папа сказал» – а он всегда существует, решаются вопросы отцов и детей, высекается искра взаимной любви, и именно это мне близко и понятно. Я сам был отцом суворовца. Два года сын учился в военном училище, и мы с ним прошли все стадии становления его личности. Были радости и сложности, все они повлияли на его характер и мировоззрение. Крайне рад этому опыту и отрезку жизненного пути. Именно этот аспект приглянулся в сценарии, да и в самом фильме блестяще показана важность этого выбора. Нахимовское училище, кстати, поистине элитарное образовательное учреждение, где дети, решившие связать свои юные годы с военной службой, получают разностороннее развитие — в учебе, спорте и других светских дисциплинах, которые проявляют современного образованного человека.
Возможно ли вообще с помощью кино воспитать патриотизм?
– Нельзя воспитать патриотизм ни лозунгами, ни плакатами. Только «с молоком матери». Кино, безусловно, самый сильный инструмент формирования национального самосознания. В мире нередко его используют как инструмент пропаганды. И в Америке, и в Китае, и у нас в советское время. Сейчас в российском кино зачастую идеология отсутствует, и в большей степени стали заметны инородные, плакатные вещи, которые не имеют отношения ни к художественности, ни к патриотичности. В кино, равно как
и в театре, иногда можно незаметно коснуться темы любви, например, к тому самому месту, где ты родился и вырос, и тогда что-то вдруг защемит в душе. Патриотическое кино – это ведь фильм не про войну или спорт, а про людей, в которых живет безусловная любовь к своей стране, ее истории, судьбе, культуре. И любовь эта не навязана извне, а полностью питается из детства, из тех песен и фильмов, друзей и добрых слов, из того опыта, который пережил вместе со своим поколением.
Какие еще радости вы открыли для себя во взрослой жизни?
– Взрослая жизнь надоедает постоянным преодолением трудностей. И очень хочется вернуться в детство или сохранить в себе это детское ощущение, когда ты будто у Христа за пазухой, беспечен и беззаботен. Но в детстве все эмоции рождаются от новых открытий. И самое эмоциональное – это путешествия, открытие новых мест на земле. И вот во взрослой жизни возможностей для путешествия сильно больше. На них и строится вся линейка радостей – путешествия и удовольствие от своей работы. Если они совмещаются – это просто счастье! Еще иногда во сне мы бываем где-то там, где сила и энергия в тебе возрождаются, и этим порой и живы.
Почему решили сняться в сериале «Абсурд»? Даже синопсис звучал немного пугающе: там смешались в одну кучу ревизия провинциальной колонии и бриллианты, зэки и актеры местного театра…
– Именно поэтому, когда взял в руки сценарий, стал читать, поймал себя на том, что смеюсь, а сам думаю, кто это написал, что это за абсурд? Как проект-то называется? «Абсурд»! В итоге я пришел на пробы и сказал, что буду пробоваться плохо, потому что очень хочу эту роль… Тоже абсурдно звучит, да? Есть у меня закономерность: когда сильно чего-то хочу, как правило, пробуюсь хуже! Вот и тут я прочитал, пришел к режиссеру Артему Насыбулину, а мне для проб дали сцену с несуществующим медведем… Даже на пробах полный абсурд был, я обхохотался. (Смеется.) Кстати, я столкнулся с тем, что сложно держать этот жанр – он требует крепкой и нужной формы. Юмор высекается не от того, как хорошо ты играешь – не дай бог видно, как хорошо ты играешь! – а от понимания того, что нельзя делать лишнего. Недоиграть намного важнее, чем все объяснить зрителю. Любая лишняя оценка иногда дает ложное направление. А иногда наоборот – такой выстрел происходит, что понимаешь: как говорят в кино, «было».
Как в итоге пробы прошли?
– Утвердили. Пробы вообще полезны для актера, ты и режиссера видишь сразу, и себя соизмеряешь с контекстом сценария. Бывает, вовремя понимаешь: все хорошо, но тридцать смен в этом проекте тебе не выдержать. Отказываешься. И наоборот. Например, Артем Насыбулин был настолько открытым и искренним, что я по его реакции на пробах видел – мы нащупали что-то интересное. Тем более что проект называли «неснимайкой» по российским меркам – мол, никто не будет это делать за такой скромный бюджет. Но нашлись ребята и взялись за эту густонаселенную авантюру.
Как думаете, шутка про «ментов-староверов», вставленная в сюжет «Абсурда», не оскорбит ничьи чувства? А то нынче это модно!
– Меня это не коробит. Это народное творчество, а оно всегда злободневно и колко. И в эпизоде про ментовское старообрядчество чувствуется лишь тоска по прошлому образу милиционера. Мы же тоскуем не по конкретному человеку, а по образу – «моя милиция меня бережет». В этом нет никакого желания больно ударить. По-моему, все нормально, я смеялся, когда ее прочитал в сценарии.
А про «Декабрь» Клима Шипенко можно рассказывать?
– Боюсь, ничего нового я вам не открою. Уже сейчас можно говорить о том, что Клим Шипенко – большой режиссер. Вообще, сложно понять, откуда в одном режиссере этот внутренний задел – такие разные по жанру, производству, существованию картины друг за другом подряд, что диву даешься. И это один и тот же человек, что говорит о нем как о глубокой натуре. Мы с ним случайно на фестивале познакомились, и чуть позже в звуковом сообщении я отправил ему месседж о желании и готовности сыграть в его новом фильме хоть табуретку. Так и произошло, практически с самого начала я был в массовке, но потом эти небольшие появления в картине выросли и сплелись в эпизодическую роль.
Но это в любом случае не классический байопик о Сергее Есенине?
– Нет, конечно. Но интересный и очень оригинальный взгляд на мистическую историю последних дней жизни великого поэта.
Для съемок в нашем журнале вы на крышу так лихо залезли – пока все стояли и думали, как туда, собственно, забраться… Невольно подумалось, в каком вы «порядке»!
– Признаюсь, был период, когда я немного пополнел, был «весомым актером». Иногда слышу в свой адрес: «Ой, Андрей, а вы в кино больше». Отвечаю: «Так я и был немного толще». (Смеется.) Просто наступил момент, когда я переосмыслил себя. Потихоньку привыкал к новой культуре питания, спортивному образу жизни. И неожиданно это выработалось в какой-то режим. Вообще, это, наверное, здорово, когда человек через преодоление начинает себе нравиться, не балдеет от себя, а именно начинает ценить в себе и других эту победу.
Для съемок ведь хорошая форма тоже важна?
– Да, требования к актерам растут, и к внешности они уже достаточно суровые. Позиция «вот я такой, принимайте меня как есть» сейчас не прокатывает. Режиссеры, продюсеры и руководители крупных холдингов замечают такие перемены, и мне думается, что это неплохо для индустрии.
И какие роли в вашей новой форме нам ждать?
– Будут новые сезоны сериалов, сам жду их с нетерпением. Есть еще пара интересных, скажем так, планов, но про них обычно не говорят. Мы, надеюсь, с вами встретимся в следующий раз и тогда уже подробно поговорим об этих проектах. Иногда в редкости наших встреч намного сильнее радость новых столкновений!
Все фото: Иван Куринной
13 и 14 декабря в «Мастерской «12» Никиты Михалкова» состоится долгожданная премьера сезона – постановка пьесы Максима Горького «На дне».…
Домохозяйка по имени Жанна умеет читать мысли и управлять электротехникой, чем успешно пользуется, выигрывая крупные суммы в покер и грабя…
В Театре Мимики и Жеста новая премьера, которую планируют привезти и в другие регионы страны. Инклюзивный спектакль на русском жестовом…
В первой части обширного материала, посвященного новейшему кино про Урал, мы рассказывали о лентах, увидевших свет за последний год. Здесь…
20 ноября на сцене Дворца на Яузе состоялась первая торжественная церемония вручения индустриальной премии «МедиаБренд», которая отмечает выдающиеся проекты в…
Телевидение как способ распространения информации неумолимо сдает лидерство, но как сегмент индустрии развлечений не устареет, наверное, никогда. Потому что от…