«После охоты» Луки Гуаданьино: Игра в провокацию под флагом #MeToo

Не все спокойно в йельском королевстве – в стенах храма науки прямо в сердце Лиги Плюща, оказывается, ведутся такие же грязные игры за власть и влияние, как и в небезызвестных кабинетах овальной формы. Посреди мутного секс-скандала вдруг обнаруживает себя профессор философии Альма Имхофф (Джулия Робертс): аспирантка Мэгги (Айо Эдебири), прибежав к наставнице в слезах под покровом ночи, обвиняет ее коллегу и давнего друга Хэнка (Эндрю Гарфилд) в превышении своих лекторских полномочий.

Мол, после раута у четы Имхофф тот зашел к студентке выпить на посошок и распустил руки, игнорируя ее активное несогласие. Пока Хэнк идет в отказ, попутно выражая сомнения в академической честности Мэгги, Альма разрывается между женской солидарностью, дружеским долгом и карьерными амбициями. Тогда как за семью печатями прошлого болью в настоящем отзывается и личная травма профессора. И как понять, кто прав, кто виноват, если треклятый плющ того и гляди задушит всех в кампусе…

Итальянский трудоголик-виртуоз Лука Гуаданьино не спешит сворачивать свои мультижанровые эксперименты. «Людоедский» роуд-хоррор-вестерн с привкусом романтики, сексуально раскаленное спортивное драмеди, психоделический ретробайопик и вот, наконец, камерная провокация в ключе триллер-драмы – и все это только за последние 3 года. И специфичная попытка маэстро зафиксировать безумное разнообразие настроений в эпоху после #MeToo, сдается, была лишь вопросом времени.

Время пришло на сентябрьском смотре в Венеции, о берега которой разбились прежде невиданные волны-мнения, что есть аргументы к скорейшей отмене Гуаданьино – мол, вздумал смеяться над священной воук-повесткой и жертвами сексуализированного насилия. Впрочем, поверьте, не все так однозначно. Точнее, в этой вызывающей и вызывающе затяжной истории едва ли найдется хоть толика однозначного. Зато дискуссионного – в замечательном смысле этого слова – хоть отбавляй.

Прежде всего драматический остов ленты, скроенный актрисой и сценаристкой-дебютанткой Норой Гарретт, эффектно контрастирует с нарративами внешне подобных ей киноманифестов об интимных преступлениях, за которыми едва ли следуют наказания. Сценарий дерзко оставляет сам акт насилия – независимо от его реальных масштабов – за скобками и фокусируется, как намекает название (не путать с «Охотой» Томаса Винтерберга, где под раздачу попал бедняга Мадс Миккельсен), на последствиях ЧП. Вытекающих из того, как (не)виновному таки выносят (не)справедливый приговор.

Примечательно, что Гуаданьино раскручивает – или, напротив, запутывает в узел потуже – клубок змей не вокруг пострадавшего или обидчика, а подле третьей стороны, Альмы, что, буквально скрючившись от боли, мечется меж нескольких огней одновременно. В то время как искры от эмоциональных пожаров дразнят пытливого зрителя, жаждущего во что бы то ни стало узнать правду, которая, разумеется, у каждого своя. Однако и здесь борцов за справедливость поджидает не самый приятный твист.

Твист не сюжетный, но хитрый сценарный о том, что на самом деле произошло между Хэнком и Мэгги, не суждено узнать ни публике, ни миссис Имхофф. Думайте сами, решайте сами, кто из прилежных завсегдатаев Йеля на деле подонок и лжец, а кто мученик и герой – благо заведомо многозначные и потому фееричные отыгрыши ловеласа Гарфилда, превзошедшего самого себя, и лисы Эдебири позволят каждому сделать хотя бы парочку выводов об инциденте за академическими кулисами.

Вдобавок постановщик будто и не пытается выбрать сторону в экранном конфликте, не симпатизируя никому из героев. В конечно счете даже невротичная Альма – поистине монументальная роль Джулии Робертс – раскрывается им как противоречивая персона со своими скелетами под партой (вернее, в шкафу под ванной). Неопределенность, которой так учащенно дышит фильм, то ли выводит из себя, то ли – внезапно – очаровывает. Не все же ответы на блюдечке с голубой каемочкой принимать.

Что в здешней оптике Гуаданьино ясно и понятно, так это лукавый антивоук-подтекст сатиры, уместившейся в крапчатом портрете Мэгги. Не зря «После охоты» если и не поднимает, то хотя бы чуть-чуть задирает великую и ужасную россыпь насущных, но чрезвычайно деликатных для западного мира проблематик, включая калейдоскоп социальных неравенств. И той самой провокацией видится робкая, но все же осязаемая попытка «перевернуть стрелочку» и обвинить традиционно угнетаемых.

За неудобную позицию – хотя скорее лишь намеки на нее – на постановщика и спустили собак на Мостре, не терпящей подобные выпады от белых цисгендерных мужчин (об их нелегкой доле, к слову, имеется пассаж и в самой ленте). Вот только за абсолютно не вымышленной охотой на ведьм, развернувшейся вокруг выстрела Гуаданьино в прогрессивный туман, так называемые «арбитры» не заметили, что крупинки крамолы, рассыпанные «подсудимым» по вязкому 2,5-часовому повествованию, растворяются в высокопарных разговорах о совершенно не важном.

Как бы неотразимо ни выступило трио эксцентриков, их старания тонут в самолюбовании режиссера, что упивается безупречностью собственных мизансцен и музыкального вкуса. Не поймите, однако, превратно – в очерчивании границ кадра, что ловит как лихорадочную жестикуляцию плутов, так и роскошные интер- и экстерьеры университета, итальянцу и впрямь нет равных. Равно как и в выборе саундтрека, где в компании Рюити Сакамото и Джона Адамса по обыкновению разгулялись Трент Резнор и Аттикус Росс.

Вот только помимо безукоризненной визуальной эстетики массовый – да и фестивальный – зритель все же требует и хлеба, то бишь некоторого рода высказывание. Сей нехитрый термин подразумевает, что постановщику следует говорить, нежели мямлить и практически полностью снимать с себя ответственность, расстилая пелену вопросов и расставляя идеологические капканы. Пускай за такое нынче легко стать мишенью якобы осознанных охотников, без разбора палящих по несогласным. А то и вовсе по своим.