От вуду до апокалипсиса: Реальная история зомби

90 лет назад в прокат вышел самый первый полнометражный звуковой фильм про ходячих мертвецов. Хоррор «Белый зомби» (1932) с Белой Лугоши, однако, не рассказывает про смертельный вирус и толпы пожирателей мозгов, готовых стереть человечество с лица земли. Здесь нежить представлена жертвой магии вуду, которая, к слову, практикуется на Гаити до сих пор – и возникла гораздо раньше, чем идея Джорджа Ромеро превратить потребительство в ужастик. Рассказываем, чем отличается история зомби в гаитянской культуре от феномена массовой культуры и с чего все началось на самом деле.

История зомби с Гаити

Каждый ужастик основан на той или иной легенде, интерпретирует миф или переиначивает городские байки. Это самая рабочая схема: то, что нельзя проверить за истечением «срока давности» – таинственные события, неведомые явления, – служит идеальной базой для хоррора. А поверх ложится изобретательно скрытая за ярким визуалом социальная проблема. Но, хотя оживление умерших есть в каждой культуре (Панночка не мертва, а Яга вообще с костяной ногой ходит меж двух миров), история зомби в американской культуре начинается именно с Гаити.

Легенды о нежити – это реакция культуры на порабощение, причем довольно очевидная: человек не владеет телом, так? Им владеет хозяин, господин, словом, рабовладелец. Душой, по сути, тоже: раб не делает то, что хочет, и не хочет то, что делает. Но если в кино безвольная нежить появилась в 1932 году, то сам миф о зомби уходит корнями в историю аж XVII века, когда Республика Гаити называлась Сан-Доминго и была французской колонией.

Рабов привозили из Африки для тяжелейшей работы на сахарных плантациях, но умирали они в основном не от голода или непосильного труда, а из-за жестокого обращения: половина привезенных людей была забита до смерти в течение первых лет. Это усугубило проблему: рабов и насилия стало еще больше. Так что, начиная с 1659 года, вера в жизнь после смерти постепенно трансформировалась в особый культ. Плененные настолько страдали, что ждали смерти с нетерпением, ведь она должна была вернуть их в родную lan guinée – Гвинею, или хотя бы просто в Африку.

Порой рабы не дожидались физического и духовного освобождения и кончали жизнь самоубийством. Но после суицида в Лангвинею вернуться нельзя, и тогда умерший обречен вечно скитаться без воли и желаний по землям колонии. Вот вам и архетип зомби. Кроме того, умершие неестественной смертью, по верованию гаитийцев, «задерживались» в могилах – и в это время их можно было оживить для использования в качестве личного слуги. Это тоже зомби.

Само слово zombie (гаитянский французский) или zonbi (гаитянский креольский), вероятно, произошло от слов на языке конго nzambi (бог) и zumbi/nzumbi (фетиш). Хотя есть менее похожее слово с более близким значением: nvumbi – тело без души.

В 1791 году началась революция – явление, подаренное плененным людям их надзирателями, – и в 1804-м Республика Гаити стала независимым государством, вторым после США (в то время невиданная редкость). И первым государством Америки с бывшими рабами во главе, которые вдобавок вырезали почти все оставшееся белое население. Тогда же западный мир принялся демонизировать Гаити, считая революционный успех угрозой для империализма, а культура вуду стала символом отсталости. Так что, когда США отправились захватывать Гаити в 1915 году, католические миссионеры решили от местной религии избавиться.

Как известно, удалось плохо: два очень разных верования слились воедино и стали частью современной гаитянской культуры. Зато именно оккупация «перевезла» зомби в США: репортер Уильям Сибрук, служивший в армии во время Первой мировой войны, в 1929 году написал рассказ «Остров магии» (The Magic Island). Это было первое упоминание зомби в англоязычной литературе. По сюжету, главный герой сталкивается на Гаити с культом вуду и воскресшими рабами. Книга имела огромный успех, так что ждать, что история зомби просочится на большой экран, особо не пришлось.

«Белый зомби» (1932)

Этот часовой фильм – редкий экземпляр, где в зомби превращается человек, ставший жертвой темной магии вуду. Да, вуду считается религией, но во многом похожа на оккультную науку с таинственными снадобьями и пугающими ритуалами. В том числе, воскрешающими из мертвых.

Вот и в «Белом зомби» главная героиня Мадлен сразу после свадьбы с Нилом умирает – и становится бессловесной красивой куклой в доме очумевшего от любви Бомона. Дело было так: будущие супруги прибыли на остров, чтобы провести медовый месяц в экзотической стране. Пока они ехали домой, им попались бездушные рабы и таинственный господин, который с первого взгляда влюбился в Мадлен.

Заручившись поддержкой мага (его как раз играет Бела Лугоши, за год до того популяризовавший Дракулу), Бомон решается присвоить себе чужую невесту. Маг производит ритуал с зельем и заклинаниями, Мадлен умирает, Нил сходит с ума от горя, а затем вдруг узнает, что тело его возлюбленной пропало из могилы. Варианта два: украли или ушла сама, – и оба невероятные. Разгадать тайну Нилу помогает местный доктор по фамилии Брюнер. Он-то и становится проводником между зрителем и необъяснимыми событиями. Режиссер буквально вложил в уста персонажу суть явления зомби и породившей его культуры вуду.

Когда Нил задается вопросом, что за безвольные люди молча топают по сахарным плантациям, Брюнер ему объясняет, что это не мертвецы, восставшие из могил, а вполне живые люди – во всем, кроме мозга и сердца. Кроме того, Брюнер четко указывает на то, что в гаитянской культуре есть такая практика – при помощи химических веществ вводить человека в искусственную кому. И локальный закон признавал возможность захоронения людей живьем, правда, приравнивал это к уголовщине.

«Использование наркотиков/лекарств или других практик которые вызывают летаргическую кому или безжизненный сон должны быть приравнены к попытке убийства», – зачитывает доктор Брюнер главному герою выдержку из «Закона Гаити».

В итоге, конечно, все заканчивается хорошо. Потому что, во-первых, Бомон понимает, что зомби-Мадлен ему не подходит: бездушной красоты явно недостаточно для счастья, и это главный моральный посыл картины. А во-вторых, стечение обстоятельств оказалось удачным и для спасения от мага, и для снятия с несчастной девушки проклятия.

После «Белого зомби» появлялись и другие фильмы, где история зомби была повязана на магии вуду, но популярности они не снискали. Примеры – малоизвестная картина Ouanga (1936) про зомби-месть брошенной жрицы вуду и фэнтези «Я гуляла с зомби» (1943) про белую медсестру на Гаити. Затем «Человек-вуду» (1944) с тем же Белой Лугоши и «Женщина вуду» (1957) рассказывали уже знакомую историю о сумасшедшем профессоре-экспериментаторе.

После событий 1945 года стал популярен зомби как продукт радиации, который, впрочем, не сильно задержался на экране. И, в общем, как ведьмы, вампиры и оборотни, зомби всегда отражали то или иное социокультурное или экополитическое явление. Ну а «Чума зомби» (1966), начавшаяся на Гаити, буквально предварила «Ночь живых мертвецов» (1968) Джорджа Ромеро. И с этого момента история зомби в кино разветвилась, дав жизнь мощнейшему феномену поп-культуры.

Зомби Джорджа Ромеро

О том, что было после, не знает только ленивый. Начиная с 1968 года этот феномен так разросся, что полностью отделился от своих социокультурных корней и стал самостоятельным явлением. Теперь зомби – продукт вируса, а не вуду, он, как и человек, эволюционирует («Обитель зла»), ускоряется («Война миров Z») и даже влюбляется («Тепло наших тел»). Но все еще остается отражением ярких проблем общества – таких, как, например, потребление и нетерпимость.

Ладно, еще до Ромеро всяческая нечисть иллюстрировала разнообразные социальные страхи – от расовой сублимации до ужаса перед незнакомцами. Но после «Ночи живых мертвецов» (1968) зомби закрепили за собой статус метафоры для апокалипсиса как такового – неважно, от ядерного взрыва он наступил или массовой эпидемии. Кроме того, по мнению некоторых киноведов, ходячие мертвецы в то время воплощали кризис идей 1960-х – десятилетия массовых движений. А идиоматическое выражение «зомбификация» сейчас означает болезненную подчиненность мнению/действиям толпы.

Так в чем же состоит революция Джорджа Ромеро, если он использовал уже давно известный миф? Действительно, во время создания первого фильма Ромеро вдохновлялся легендами о гаитянских рабах – нежити, изображенной в «Белом зомби», – и романом «Я – легенда». Но все-таки он создал нечто принципиально новое.

Дебютная картина Ромеро «Ночь живых мертвецов» была снята за копейки и была очень жестокой, так что ни одна компания не взялась ее прокатывать. Вдобавок, из-за низкого бюджета пленка была черно-белой, что не способствовало симпатии киностудий. Но история создания – это уже отдельная легенда, а у нас тут история зомби. Мало того, что главным героем фильма был чернокожий парень: всего лишь спустя 4 года после отмены расовой сегрегации его сыграл Дуэйн Джонс. Так он еще и противостоял злу и безумию, представленному в фильме толпой мертвецов и группой неадекватных людей в панике.

По сюжету, во время внезапного оживления мертвых в фермерском доме собираются случайные люди – Барбара, бросившая своего брата на кладбище, Бен, у которого сломалась машина, молодая пара Том и Джуди, а также семья – Гарри, Хелен и их укушенная дочка. К сожалению, люди не могут договориться о том, как сохранить жизни на фоне надвигающейся катастрофы, – и это привело к трагедии для каждого из них. Угадаете, что в итоге? Выживает только чернокожий Бен, которого по ошибке убивает… полицейский. Ну, все.

Так что «Ночь живых мертвецов» – первый мощный хоррор, где опасность представлял не маньяк или чудовище, а общество. Адекватный человек остался в меньшинстве, когда всех вокруг охватывает паника и ужас. И вот, с легкой руки Ромеро, восстание зомби, ведущее к апокалипсису, превращается в жесточайшую социальную сатиру. И то, что происходит с обществом, – это настоящий апокалипсис. Который затем превратился в аттракцион в виде игр и фильмов «Обитель зла», комиксов и сериала «Ходячие мертвецы» и сотен других зомби-проектов.

На отшибе поп-культуры

Сейчас ужастики о проклятиях или колдовстве, которое может лишить человека чего угодно, включая волю, выходят чуть ли не каждый день. Однако в 99% случаев их сюжеты основаны на историях об экзорцизме, сатанизме, тяжелых психических заболеваниях или вовсе представляют собой чистейшую выдумку. А потому повтор «Белого зомби» встретить можно крайне редко – таких фильмов буквально раз, два и обчелся.

Уэс Крэйвен, например – тот самый мастер ужаса, который создал «Кошмар на улице Вязов» и «Крик», – заинтересовался темой гаитянской нежити и в 1988 году экранизировал книгу «Змей и радуга» Уэйда Дэвиса. Дэвис – антрополог и этноботаник, который еле выжил на Гаити, исследуя химическую природу зомбификации. Пережитый опыт превратился в документальную, но очень захватывающую книгу «Змей и радуга».

Название объясняется тем, что в легендах вуду змей – символ земли, а радуга – символ небес, рая. Между змеем и радугой все существа должны жить и умирать. Однако из-за того, что у человека есть душа, он может оказаться за пределами этого мира, и смерть будет лишь началом.

Экранизация Крэйвена выходила с пометкой «Основано на реальных событиях», и это пугает больше всего, несмотря на то, что фильм игровой. Потому что, в общем, не так уж и сложно поверить в то, что яд тетродотоксин в небольших количествах вызывает тотальное оцепенение – но не смерть. Картина «Змей и радуга» получилась пугающей, интересной, в каком-то роде даже просветительской. Но, увы, недостаточно известной даже в самых узких кругах.

По сюжету, главный герой Уэйд отправляется на Гаити исследовать историю зомбификации в случае с единственным официально зарегистрированным зомби Клервиусом Нарциссом. Разумеется, в неспокойной республике приезд любопытного белого не проходит незамеченным – и вот уже Уэйд сам втянут в мрачную историю с ожившими мертвецами и полумертвыми живыми, вуду-ритуалами, проклятиями и… полицией.

«Змей и радуга» не имеет абсолютно ничего общего с зомби-хоррором, несмотря на то, что в центре сюжета – именно история зомбификации, а по краям – захватывающая и ужасающая культура вуду. Вероятно, именно поэтому фильм остался на отшибе поп-культуры: не так уж легко вызывать в кинотеатре искусственный страх-аттракцион, если его корни реальны.

История Клервиуса Нарцисса, который, кстати, повторно (и навсегда) умер в 1994 году, в итоге послужила вдохновением и для следующего фильма о вуду-нежити. Речь о «Малышке зомби» (Zombi Child, 2019) Бертрана Бонелло. Главная героиня фильма Мелисса – внучка Нарцисса, которая после чудовищного землетрясения 2010 года живет с тетей в Париже и ходит в престижную, но закрытую школу для девочек. Там она рассказывает новым подружкам о вуду, но находит близкого человека лишь в лице скучающей бунтарки Фанни. Потому что только она не считает Мелиссу странной и не боится ее зомби-вуду-истории…

Но было бы слишком просто показать девичью тусовку в библиотеке под покровом ночи – с джином и сплетнями. Здесь смешивается придуманный сюжет об элитной школе и реальные факты: землетрясение действительно было – и унесло свыше 200 тысяч жизней, Клервиус Нарцисс действительно существовал – и у него могли быть потомки. Благодаря этому, истории персонажей тоже становятся реальнее, ближе.

Центральным конфликтом при этом, что интересно, является противостояние культур: современная Франция, потомки колонизаторов – и Гаити, бывшая французская колония. Белые школьницы, потомки Ордена Почетного Легиона – и чернокожая чужестранка, чьи родители погибли из-за землетрясения. Попытка перейти эту культурную границу оборачивается для Мелиссы, ее тети и Фанни кошмаром.

В отрыве от культурологических изысканий на тему Другого, революций и интеграции разных культур эта картина все еще любопытна: настоящий слоубернер, который никто не заметил на фоне премьеры «Мертвые не умирают» Джима Джармуша в основном конкурсе Канн. «Малышку зомби» показали там же, в программе «Двухнедельник режиссеров», но, увы, это был маленький и тихий триумф, впоследствии обруганный непонимающими зрителями.

Подобных фильмов очень мало, потому что история зомби как элемента вуду-культуры – это не красочный ужастик с литрами крови, не аттракцион. Да и судьба Клервиуса Нарцисса не может служить основой для сюжета бесконечно: двух раз вполне достаточно. Но тема объективно интересная, хотя и стараниями киноделов ХХ века разбитая надвое – фильмы про вуду и фильмы про зомби.

Хотя, возможно, развивающийся постхоррор еще вернет на экраны прежнюю интерпретацию образа зомби – без поедания плоти, зато с безвольным и ужасающе пустым существованием.