Что-то аутоиммунное: Взлеты и падения «Доктора Хауса»

В ноябре 2004-го Грегори Хаус, гениальный диагност и ворчливый социопат, блестяще излечил первую пациентку – воспитательницу детсада с личинкой ленточного червя в мозге. За этим последовали сотни других больных, сотни диагнозов и сотни едких шуточек, что в совокупности выросло в один из самых обсуждаемых и влиятельных сериалов нулевых, который до сих пор многим восхищает – но многим и раздражает. Давайте же пробежимся по нескольким ключевым пунктам, иллюстрирующим оба тезиса, а заодно вспомним избранные эпизоды, ради которых хочется стереть себе память и посмотреть их, словно впервые. Будьте бдительны – внутри имеются спойлеры.

Холмс XXI века

Не тот проект назвали «Шерлоком»: Грег Хаус – исчерпывающая реинкарнация сыщика из цикла Артура Конан Дойля, и авторы сериала во главе с шоураннером Дэвидом Шором даже не думали этого скрывать. У их фамилий схожее произношение. Хаус тоже живет на Бейкер-стрит. Оба в критический момент инсценируют свою смерть. По профессиональной части они – уникумы, способные решить любую заковыристую головоломку. Однако головоломки встречаются не каждый день, а рутина их страшно гнетет.

Поэтому Холмс пиликает на скрипке, а Хаус играет на саксе, гитаре, губной гармошке и клавишных. Холмс от скуки принимает морфий, а Хаус закидывается викодином. Но не столько от скуки, сколько из-за невыносимой боли в ноге (следствие неудачной операции), что сближает его с Ватсоном, получившим ранение в Афганистане. Причем отдельный Ватсон у Хауса тоже имеется – лучший друг-онколог Джеймс Уилсон (Роберт Шон Леонард), луч света в темном царстве его зависимости.

Хватает и мелких пересечений вроде персонажей с конан-дойлевскими именами (Мориарти и Ирэн Адлер) и книг сэра Артура, что появляются в кадре. Но Хаус – товарищ с более шатким психическим состоянием, и наблюдать за тем, как он мало-помалу катится в пропасть, всегда увлекательно. Тогда как Шерлок при бесспорной гениальности герой довольно стабильный, уравновешенный, диким выходкам не особо подверженный. Каждый из них полагается на железную логику и эмоционально дистанцируется от подопечных, чтобы излишняя эмпатия не мешала трезво рассуждать. Хотя Холмс все-таки сохраняет определенную корректность и британскую сдержанность в отличие от Хауса, открыто презирающего тех, кого превосходит по уровню интеллекта (то есть почти всех).

Главное же, что «Доктор Хаус», маскируясь под медицинский процедурал, тоже прекрасно работает как детектив. Очередной таинственный недуг – это преступление, которое надо распутать. Со сбором улик (визитом в квартиру больного), опросом подозреваемых (его родственников), обязательным тупиком (неверным первоначальным диагнозом), в который заходит расследование, и остроумным решением проблемы – нередко в последний момент. По этой формуле исправно функционирует большинство эпизодов «Хауса», несмотря на то что к концу фантазия авторов выдыхается и начинаются самоповторы. Но именно благодаря закрученным детективным интригам сериал до сих пор залетает на ура – не дает расслабиться, щекочет нервишки, распаляет воображение.

Врач-провокатор – и одна из лучших мужских ролей на ТВ

Хауса нельзя не уважать. Ему известны симптомы всех болезней на свете. Он обладает бездной побочных знаний (вновь в стиле Холмса) из промежуточных дисциплин, не связанных с медициной. Его уверенность в себе непрошибаема, а высокие требования помогают коллегам стремительно прокачивать профессиональные навыки. Пусть и ценой нервных клеток. Еще Хауса легко ненавидеть. Он отвергает авторитеты, высмеивает начальство, беззастенчиво помыкает теми самыми коллегами, отпускает обидные шуточки в адрес дам и меньшинств. А вдобавок затевает прямое противостояние со Всевышним, что ярко проявляется в сезонах номер два («Хаус против Бога», пациент – проповедник с герпетическим энцефалитом) и три («Человеческий фактор», пациент – кубинка с пороком сердца).

При этом Хауса, как ни странно, можно любить. Что удалось всего нескольким женщинам, но каждая оставила отпечаток в жизни Грега и драматургии сериала. Ключевая подруга дней его суровых – главврач больницы «Принстон-Плейнсборо» Лиза Кадди (Лиза Эдельштейн). Их отношения с самого начала мотаются меж любовью и ненавистью. Он пренебрегает ее положением, пошло комментирует ее формы и нижнее белье, сомневается в профпригодности. Она безуспешно пытается его обуздать и наказывает дежурствами в клинике, но в случае чего прощает его закидоны, если от этого зависит жизнь пациента. В седьмом сезоне они наконец закручивают обреченный роман, который долго закипал и быстро прогорел, став значимым фактором человеческой деградации Хауса. Потеряв Кадди, он, казалось бы, окончательно изолируется от социума – но в финале все же получает шанс поправить карму.

В личности одного героя уживается вагон пороков и горстка добродетелей: первые борются со вторыми, а зритель решает, достоин ли Хаус сочувствия и понимания. Каждый по-своему ответит на этот вопрос, но все без исключения согласятся, что Хью Лори выдал один из самых выдающихся мужских перформансов на ТВ. Возможно, самый выдающийся (да простит нас Джеймс Гандольфини в «Сопрано»). Британец мастерски передает физическую и душевную боль Грега, его метания, остроту интеллекта, необузданное чувство юмора, его депрессию, тоску и грызущее одиночество. Причем вести за собой сериал в течение восьми лет было сложнейшей задачей для этого перфекциониста, который придавал значение каждой мелочи на площадке и выкладывался по полной.

Часто он не успевал поесть и неделями страдал от бессонницы, а папарацци следовали за ним по пятам, хотя Лори никогда не нравилось быть в центре внимания. Нахлынувшую славу он сравнивал с золотой клеткой и даже пошел к психотерапевту, чтобы разобраться в себе. Но эти переживания давно прошли, а Грег Хаус с нами навеки. И двадцать лет спустя он все так же веселит пранками в адрес Уилсона, смущает неполиткорректными ремарками («муравей коричневый как Холли Берри или как Бейонсе?»), вселяет веру в мощь медицины и вышибает из-под ног почву своей вселенской неприкаянностью.

Великие серии, меняющие правила сторителлинга

Хаус как мог боролся с унылой повседневностью. Определенную рутинность подразумевает и формат процедурала, где сотни серий развиваются по схожему сценарию. Понятно, что в этом и смысл, и публика с таким удовольствием наворачивает бесконечные процедуралы именно потому, что понимает, чего от них ожидать, и стремится поскорее нырнуть в привычную зону комфорта. Но великий сериал отличается от обычного тем, что не просто создает правила, а время от времени нарушает их, играя с особенностями нарратива и восприятием реальности. Вспомните, например, эпизод из того же «Сопрано», где Тони лежит в коме и представляет альтернативую версию себя, работающую рядовым продавцом. Вот и в «Хаусе» таких экспериментов хватает.

Его однозначная вершина – сдвоенный финал четвертого сезона, «Голова Хауса» и «Сердце Уилсона», который стартует с того, что Грегу отшибает память. Он вываливается из стрип-клуба, видит автокатастрофу и подозревает, что как-то с ней связан, но как именно – пес его знает. Пытаясь восстановить последовательность событий, он до галлюцинаций накачивается викодином и расследует дело в своем подсознании, мысленно возвращаясь в прошлое, пока в реальности врачи сражаются за его жизнь. Ух! Вскоре тайное становится явным, а пятый сезон стартует с одного из грустнейших моментов всего сериала, связанного опять-таки с событиями сезона предыдущего («мы больше не друзья, Хаус», Уилсон удаляется по коридору, сердце разбито).

Классные эпизоды в «Докторе Хаусе» были и раньше, и позже. Раньше – где Грег читает студентам лекцию, рефлексируя на тему собственной травмы; спасает коллегу, а впоследствии босса Эрика Формана (Омар Эппс); отправляется в Атлантик-сити на пару с персонажем замечательного Джона Ларрокетта из «Десятого королевства», который внезапно выходит из комы. Позже – где герой Мос Дефа захватывает заложников, а снимается это от первого лица; где Хаус ожидаемо попадает в психушку (полуторачасовой старт шестого сезона); где врачи решают этическую дилемму, столкнувшись с больным диктатором; где доктор Кадди получает мощный сольник, позволяя взглянуть на происходящее в «Принстон-Плейнсборо» глазами начальницы.

Эти и прочие серии (у каждого найдутся свои любимчики) расширяют повествовательные и временные рамки, экспериментируют с визуалом и удачно выбивают из той зоны комфорта, куда погружают более бесхитростные эпизоды. Но чем дальше, тем меньше таких эпизодов становится: после концовки четвертого сезона «Доктор Хаус» начал медленное, но верное падение и в результате во многом превратился в самопародию.

Ошибка номер восемь

Заключительный сезон «Хауса» начинается многообещающе: Грег попадает за решетку. Но если вы надеялись, что поднадоевший больничный сеттинг сменится на колоритные тюремные интерьеры, то как бы не так. Хаус вновь выходит сухим из воды и оперативно возвращается на прежнее место, где в очередной раз ссорится с Уилсоном и борется то с синдромом Кавасаки, то с реакцией Яриша – Герксгеймера, то со старым добрым аутоиммунным (вы же в курсе мемов про волчанку?). Но происходит все это без огонька, без задора, без былого драматизма. Зато с откровенно кретинской связью Хауса с иммигранткой Доминикой Петровой (Каролина Выдра), с которой он еще раньше заключил брак по расчету, чтобы позлить Кадди и помочь Доминике получить грин-карту.

То, что казалось сиюминутным приколом, вышло из-под контроля и растянулось в навязчивую линию, которая балансирует между кринжем и дешевой романтикой и растворяется в пустоте, повторив очевидное: трагедия Хауса крылась в подсознательной тяге к серьезным отношениям при катастрофической неспособности их выстраивать. Такими же вымученными выглядят его попытки шутить над Уилсоном, из остроумных подколок превратившиеся в невразумительную клоунаду. Плюс у Хауса сменился состав подчиненных, а у сериала – второплановый каст. О неуважительном обращении «Доктора» с персонажами мы отдельно поговорим, а здесь лишь добавим, что в восьмом сезоне все, что работало прежде, вдруг испрокудилось. Врачебные кейсы перестали цеплять, забавы перестали веселить, команда Хауса развалилась, а сюжет стал провисать и бегать по кругу.

Конечно, находятся и те, кто считает восьмой сезон «Доктора Хауса» лучшим: да, он хаотичный, несобранный и во многом нелепый, однако эти странности, дескать, вполне соответствуют мятежному духу главгероя – джокернутого маргинала. Но мы все-таки согласны с общепринятым мнением, которое ставит финальную часть «Хауса» на одну полку с провалами других культовых проектов вроде завершения «Клиники» и «Офиса» без Стива Карелла.

Сомнительная актерская рокировка

Скажи мне, как ты обращаешься с любимыми персонажами, и я скажу тебе, кто ты. В финале седьмого сезона отношения Кадди и Хауса достигли мрачной кульминации, когда недобрый доктор протаранил ее дом на автомобиле и похоронил все хорошее, что успело между ними произойти. После чего Хаус, как мы помним, загремел в места не столь отдаленные, откуда благополучно вышел, а Кадди уволилась и уступила кресло руководителя карьеристу Форману, мечтавшему об этом, кажется, с первых серий. С Лизой Эдельштейн элементарно не продлили контракт, поскольку та отказалась сниматься за урезанный гонорар. Но в итоге из-за неудачного менеджмента и актерского гонора важный персонаж просто исчез, самоустранился, не появившись даже для какого-нибудь там разбора полетов.

Страннее этого может быть только внезапный конец доктора Катнера (Кэл Пенн), одного из приятнейших членов команды Хауса, который честно оттрубил почти четыре десятка серий, а потом неожиданно решил покончить с собой. Просто потому, что Пенна позвали на работу в Белый дом, и он согласился, а сценаристы не придумали ничего оригинальнее, кроме как впопыхах суициднуть его героя. Да, авторам не позавидуешь: кому понравится, когда один из ведущих артистов вдруг уходит налево. Но кто говорил, что писать сериалы легко? Всякое бывает. И экстренное, и непредвиденное. В экстремальных условиях талант закаляется лучше всего. А тут не закалился – сдулся, точно воздушный шарик.

Итак, удаляется Катнер, пропадает Реми «Тринадцатая» Хедли с лукавым прищуром Оливии Уайлд – эффектнейшая из женщин, а кто на замену выходит? Красивая пустышка Адамс (Одетт Эннэйбл), ботаничка Пак (Шарлин Йи) и нудный Тауб (Питер Джейкобсон), чьи вялотекущие разборки с женой сперва еще как-то волнуют, но постепенно начинают бесить. Блестящее трио из ранних сезонов – Кэмерон (Дженнифер Моррисон), Чейз (Джесси Спенсер), Форман – некем заменить, хотя вряд ли было мало желающих подняться на борт «Хауса». То ли кастинг-директора не доработали, то ли другая оказия приключилась, но факт налицо: окружение Грега превратилось в назойливый довесок неказистых статистов, которые ни на что не повлияли и ничем не запомнились.

Беспечные ангелы

Смешанные чувства вызывает и судьба Уилсона, онколога, у которого по прихоти сценаристов обнаружили рак. Да, к сожалению, живые люди и вымышленные персонажи страдают от этой напасти. Но именно онколог, именно Уилсон, именно в восьмом сезоне, который и так по многим параметрам оказался сомнительным? Что-то тут явно не то. Будто авторы поняли, что свернули не туда, и решили приговорить самого симпатичного героя, чтобы народ разжалобить. Разжалобить-то получилось, но прием запрещенный. Правда, двадцать лет спустя финал «Доктора Хауса» при всех неоднозначных твистах приносит удовлетворение. И навевает сравнения, как ни странно, с завершением «Сверхъестественного», где братья Винчестер воссоединились после смерти – друг с другом и с неизменной «Импалой».

Уилсон скоро умрет. Инсценирует гибель и Хаус, чтобы увильнуть от правосудия и провести последние месяцы товарища с ним, а не в камере. Грег и раньше ходил по краю. А тут окончательно перешел черту, преодолел точку невозврата, но не в погоне за кайфом или собственным эго, а ради единственного близкого человека, что у него остался. Так выдающийся сериальный броманс увенчался по-настоящему трогательной концовкой, где пара беспечных ездоков седлают байки и просто катят вперед. Возможно, это highway to hell. Или stairway to heaven. Или, как гласит фанатская теория, прощальная галлюцинация Хауса: пытаясь подстроить свою смерть, он якобы что-то не рассчитал и погиб в пожаре. Как бы то ни было, каждый имеет право хоть разок уехать в закат. А если уж и делать это, то в компании закадычного друга.

«Болезнь всегда уродлива, – говорил Грег. – С достоинством можно жить, но с ним нельзя умереть». На протяжении последнего сезона «Доктор Хаус» развивался не то чтобы с большим достоинством, однако ушел именно так. Не на пике, на спаде скорее, но все равно ухитрившись пробрать до мурашек финальными кадрами. Жизнь – это хайвей, как пел знаменитый рокер Том Кокран, и по ней нужно мчаться всю ночь напролет. Так, как Уилсон и Хаус. Сериал закончился. Но для Холмса на викодине и его верного Ватсона в белом халате это еще не конец.