Этажи воспоминаний: «Утиная охота» в БДТ

«Утиная охота» Александра Вампилова – одна из самых необычных по своей форме пьес, сочетающая в себе драму и лирику. Недооцененная современниками и приобретающая все большую актуальность с годами. То, что блестящий советский драматург описывал как болезнь отдельных тонких натур, мучительно ищущих смысл жизни при внешнем благополучии и достатке, сегодня приобретает масштабы эпидемии. Оттого сюжет пьесы кажется слепком сегодняшних реалий.

По сюжету пьесы, герой «Утиной охоты» – сотрудник Центрального бюро технической информации Виктор Зилов – как-то утром получает похоронный венок с надписью «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей». Своеобразная шутка приятелей погружает 30-летнего мужчину в глубокую рефлексию, и все остальное действие представляет собой череду его воспоминаний вперемежку с воображаемым будущим.

Пьесу в БДТ поставил Антон Федоров – несмотря на молодой для режиссера возраст, уже звезда современного театра, лауреат «Золотой маски» с собственным запоминающимся сценическим языком (а те, кто далек от театра, могут знать его как режиссера 2-го и 3-го сезонов сериала «Мир! Дружба! Жвачка!»). Структура пьесы из воспоминаний о прошлом и грез о будущем как нельзя лучше коррелируется с методом постановщика, который любит использовать импровизацию, слова-звуки, междометия и бормотание. В его постановках, как правило, нет поиска светлого будущего, но есть констатация настоящего, чаще всего трагичного, и тесно сплетаются полярные состояния – от смерти до праздника. 

В спектакле минимум декораций – лишь намеки на локации. То это кладбище, ведь там венок лежит. То это предмет зависти сослуживцев, новенькая квартира, недавно выделенная Зилову (Григорий Чабан), но на самом деле – лишь диван да гладильная доска, вокруг которых столпились гости. А сзади – двери лифта знакомой советской окраски – как проход из одного воспоминания в другое. Вот барная стойка кафе «Незабудка», где встречаются и ссорятся герои и где происходят события, в которых и ищет ответ Зилов: почему и когда все пошло в его жизни не так?

Хронотоп расширяется воображением. Все это – уголки его памяти, а во вспышках сознания не нужны подробные детали. Всплывают лишь ощущения, интонация, звуки и слова, которые повторяются подобно тому, как каждый из нас прокручивает одну и ту же фразу по несколько раз, пытаясь вспомнить, нащупать и понять смысл произошедшего. Понять, почему это так беспокоит и что же на самом деле было.

И в этих повторах-перекличках, ртутном перетекании героев из одного сценического уголка памяти в другой создается иллюзия грез. Эффект усиливают вокзальные объявления, эхом разносящиеся по сцене. Мысли – как транзитные поезда – приходят, уходят, налетают как товарняк, медленно проезжают как летняя электричка или неумолимо удаляются как поезд дальнего следования. Объявления то напутствуют «быть внимательным», то просят найти «потерявшегося мальчика по имени Гриша Чабан»…

Надо отдать должное юмору постановщика, изящно вплетающему пасхалочки в эти объявления и в диалоги героев. В том числе и киношные: «Водочки нам принеси, мальчик, мы домой летим», брошенное в «Незабудке», органично вплетает в Вампилова Балабанова (цитата из «Брата 2», – КР).

Впрочем, слова у Федорова – лишь буквы, звуки, ноты, создающие в голове ассоциации событий. Вот все громко хлопают по рюмочке, вот Кушак зевает, прозевав свою женщину. Вера (блистательная Карина Разумовская) грустно пошатывается, держась за стол, тогда как Зилов сокрушается, не дозвонившись до своей бывшей возлюбленной: «Вечно она где-то шатается!» «Куда-куда-куда» – по-детски кудахчет новая возлюбленная Виктора Ира, и от ее непрерывного щебетания и суеты хочется сбежать.

Нежным шепотом устраивает «истерику» жена Галя (Юлия Марченко), вежливо извиняется, что «психанул», все время и Зилов. И ничего не меняется. Разве что тембр голоса Виктора: для каждой женщины свой – все, что он может им предложить. Зилов мечется между женщинами и не в состоянии определиться. Да и не хочет: в сцене расставания с женой их руки сплетаются в бесконечной восьмерке, символизируя бесконечную связь и столь же бесконечную душевную пытку.

Звуком-выдохом откликается на вопросы Зилова и официант – его товарищ и альтер-эго: общаясь с ним, Виктор словно говорит сам с собой. При всем своем цинизме и показном равнодушии и жестокости к окружающим Зилов раним и жалостлив. Не потому ли он и мажет всегда на охоте, да и саму охоту воспринимает как свободу и тишину? Его недостижимый идеал – официант, у которого все стерильно, идеально и понятно, хоть и без бытового шика, и на охоте тот никогда не промахивается. В бессильном отчаянии Виктор обзывает свой идеал лакеем и получает зеркальный ответ: кто, если не ты сам, может тебя по-настоящему наказать?

Чего хочется Зилову, он и сам не знает. К умирающему отцу – и то не едет. Впрочем, ему точно хочется уважения. Хотя бы на своих похоронах. Но заслуживает ли? В реальности он выплевывает беспощадные слова в глаза окружающим, предает, обманывает, подводит – нескончаемый бег по кругу без попыток его прервать, но с ненавистью к нему.

И все же этот Печорин нашего времени парадоксальным образом вызывает сочувствие. То же чувство, кстати, вызывал он и в ставшей классикой экранизации пьесы – драме Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре» (1979) с бесподобным Олегом Далем в роли Зилова. Там так же, как и в постановке Федорова, все вокруг методично и щедро подливают  «водочки-водочки-водочки» – как лекарство от любых невзгод – и утешительное, и обезболивающее.

И уже непонятно – от водочки ли беда или как раз без нее была бы совсем беда? И все, что остается в итоге у Зилова, – эскапистская мечта об охоте как о другой реальности, где можно обнулиться и хоть на время сбежать от пустоты своей жизни.