Настоящее преступление в сериале от создателя «Кошачьих миров Луиса Уэйна».
Сьюзан и Кристофер Эдвардс были тихой чудаковатой супружеской парой. Однажды, весной 1998 года, родители Сьюзан бесследно исчезли. Спустя некоторое время супруги Эдвардс покинули свое скромное жилище в лондонском Ист-Энде и отправились странствовать. Еще через 15 лет Кристофер позвонил из Франции мачехе с просьбой занять денег и признался, что его теща и тесть закопаны на приусадебном участке рядом с их бывшим домом. Мачеха обратилась в полицию, и вскоре Эдвардсы предстали перед судом.
«Садоводы», новейший сериал от HBO, – на первый взгляд, очередной типичный представитель жанра true crime, испытывающего в последние несколько лет невероятный подъем. Достаточно сказать, что у одного только Ридли Скотта три последних фильма в той или иной степени соответствуют этой категории (заклинило старика, бывает). Но вообще-то ничего он не типичный, а вовсе и наоборот – из ряда вон, штучный экземпляр.
Хотя по содержанию ничего как будто особенного: вот вам прелюбопытный запутанный случай с двумя трупами, действительно имевший место, и вот вам подробное изложение деталей дела в игровом формате. Однако за это самое изложение взялся молодой британский талант Уилл Шарп – тот самый, который совсем недавно дебютировал c байопиком «Кошачьи миры Луиса Уэйна». Если вы его смотрели, то с творческим методом Шарпа уже знакомы и представляете, чего ждать от «Садоводов». А если не смотрели, то что ж вы сидите-то?
Особенность метода в том, что Шарп проникает прямо в голову своих героев и воспроизводит для нас их несколько искаженное и причудливое восприятие. Не буквально, разумеется. Но очень правдоподобно. В «Кошачьих мирах» мы наблюдали мир глазами человека, который постепенно скатывается в пучину шизофрении, но при этом изо всех сил цепляется за реальность – посредством рисования котов. Герои «Садоводов» от реальности оторваны в меньшей степени, но также живут в собственном изолированном измерении, непостижимом для окружающих.
Они фанатеют от старых вестернов с Гэри Купером и французского кино, ведут переписку с Жераром Депардье. У них нет ничего, кроме этих общих увлечений и друг друга, и ничего им больше не надо. Она в нем видит своего защитника, бесстрашного ковбоя, а он эту роль для нее играет. По крайней мере, именно так Уилл Шарп интерпретирует мотивы совершенного ими преступления.
К божьим одуванчикам Эдвардсам, приговоренным в итоге к 25 годам каждый, режиссер относится с глубочайшим состраданием, на какое способен, пожалуй, лишь тот, кто читал и понял Достоевского. Детективов, которые их допрашивают и разоблачают, а также всех прочих представителей закона Шарп, напротив, показывает грубыми, циничными, карикатурно злобными сволочами.
И на основе этого противопоставления формирует то, что называется романтическим двоемирием. Которое позволяет ему перейти от тесной криминальной прозы к чистой поэзии и не отказывать себе в использовании абстрактных образов, метафор и кинематографических отсылок.
Физическое пространство неуютной комнаты для допросов вдруг превращается в метафизическое пространство кинопавильона с декорациями, а персонажи перевоплощаются в актеров. Судебное заседание, строго выдержанное в черно-белых тонах, предстает как кульминация вестерна, в виде перестрелки в лесу, когда враги со всех сторон окружают и силы неравны. Жерар Депардье и Катрин Денев вклиниваются сценой из «Последнего метро» Франсуа Трюффо. Четвертые стены ломаются, абсурд смешивается с реализмом, и посреди всего этого царят великолепные артисты Оливия Колман и Дэвид Тьюлис.
В свою очередь, история о достаточно неординарном в плане ряда обстоятельств, но в то же время банальном, вполне бытового характера преступлении трансформируется в историю о великой любви. Но и не только о любви. Еще о том, зачем нам вообще нужно кино и почему его нельзя сводить к развлекательной функции или к способу ретрансляции идеологических тезисов, как это сейчас повсеместно принято. Потому что кто-то им в самом прямом смысле живет.
Комментарии