«Наследники»: Владимир Машков в роли успешного коммерсанта и строгого отца

Владимир Машков в белоснежной рубашке и домашнем халате экспрессивно посылает к черту своего врача, умоляющего тотчас поехать в больницу, закуривает сигарету и наливает себе стопку водки. За окном в предрассветной дымке и тусклом свете фонарей мягко кружится снег. Двухэтажный особняк – крепкий и основательный, как и его хозяин, – еще спит. Но пройдет несколько минут, и он наполнится шумом, криками и взаимными обвинениями.

В Театре Олега Табакова дают «Наследников» в постановке Владимира Машкова – громкую премьеру по знаменитой пьесе Сергея Найденова «Дети Ванюшина». Перед показом к переполненному залу выходит Олег Антонов. Будучи автором инсценировки, он рассказывает про автобиографичность произведения, невероятный успех первых постановок и безжалостную правду, которой писатель пытался посмотреть в глаза уже тогда, когда его собственная семья столкнулась с катастрофой.

На сцене затянувшийся пролог этой катастрофы, разъедающая пространство ненависть, наконец-то перевесившая страх. Здесь все обижены на всех: за недостаточное внимание и попранные мечты, холодность и дурные привычки, распутство и воровство. Старший сын Константин, соблазнивший двоюродную сестру Лену, мечтает о наследстве, чтобы претворить в жизнь несбыточные мечты. Младший, гимназист Алексей, без памяти влюбившийся в хористку, не ночует дома и проматывает тайком украденные деньги.

На чужое богатство падок и зять Ванюшина Павел, унижающийся сам и унижающий супругу Клавдию, страдающую от врожденного уродства. А из Москвы в расстроенных чувствах возвращается старшая дочь Людмила, обвиняющая новоиспеченного супруга в пьянстве и побоях. На этом фоне сестренки Аня и Катя кажутся безобидными бесятами, но и их детская непосредственность в дальнейшем приведет к трагедии. А ведь еще есть прислуга и соседи…

Всего в постановке заняты 17 человек, и «Наследники» оказываются в первую очередь сложносочиненной работой, в которой режиссеру пришлось не только соркестрировать тщательно прописанный автором бедлам, но и правильно сосредоточить зрительское внимание. Владимир Машков рассказывает, что во время первых репетиций делегировал свои актерские задачи Олегу Антонову, чтобы не терять из виду общей картины. Но о работе вполсилы в любом качестве говорить преступно – с первой же секунды Владимир Львович излучает такую мощь, что диву даешься. Неудивительно, что при его виде замирают и замолкают даже давно повзрослевшие дети.

Ванюшин швыряется вилками и падает навзничь, обращается к присутствующим с ласковой улыбкой и раз за разом выносит из кабинета пачку банкнот. Наконец, задает непростые вопросы небесам, к которым так часто, почти буднично, обращается его набожная супруга. На фоне Машкова очень легко потеряться, и порой кажется, что младшие коллеги вот-вот уйдут в карикатуру, перегнут с юношеским максимализмом, не удержат бурлящую внутри ярость.

Более того, может показаться, что актеры играют душераздирающую драму так, будто это комедия, – в зале то и дело звучат нервные смешки. Но механизм работает ладно, а зеркало сцены на этот раз отражает горечь узнавания: как иначе принять на свой счет непростительные слова и невыносимую правду?

У каждого эта правда своя – за два часа у всех героев появляется возможность высказать давно наболевшее. Это ни в коем случае их не оправдывает, зато задает определенную перспективу. И умножая трагедию, придает происходящему совершенно эпический размах: на сцене рвут не только жилы, но и души. Осязаемую надежду, впрочем, дарит альтернативный финал, венчаемый еще одним обращением к Богу. На этот раз отнюдь не бесплотным и отчаянным, а потому мгновенно утоляющим даже самую сильную боль.