Актриса рассказала о работе на фестивале и о том, что значит быть женщиной в жюри, в кино и в жизни.
29 августа Марина Александрова отмечает – сложно поверить! – 40-летие. В разгар ММКФ мы вспоминаем интервью с актрисой о фестивале 2020 года, тренде на сильных женщин и этике, ограничивающей искусство.
Марина, какие у вас эмоции от ММКФ?
– Мне очень нравится! Я оказалась в потрясающей команде. Получала удовольствие от разнообразия мнений, разного видения ситуации и от разного менталитета, потому что ту или иную картину мы рассматривали с точки зрения каких-то заложенных в нас культурных кодов. Прекрасно, когда ты можешь обсуждать и, уважая друг друга, выражать свое мнение. То, что фестиваль вообще состоялся в такое сложное время, – мне кажется, говорит о смелости устроителей смотра, об их организованности – все прошло успешно и безопасно в сегодняшних условиях.
На пресс-конференции вы шутили, что раз играли Екатерину, то будете строить всех мужчин в жюри. Получилось?
– Вы знаете, я уже заметила такую тенденцию – они все ждали сначала моего мнения. Мол, чего ожидать от артистки? Я же правду скажу. (Смеется.) А с другой стороны, у меня нет никаких обязательств с точки зрения политкорректности – я же женщина. Поэтому получается быть достаточно бескомпромиссной.
А вы сами следите за фестивальными кино?
– Да, но я люблю смотреть фильмы-победители. Честно вам скажу, что большое количество участников я бы пропустила, – всегда считала, что мейнстрим честнее, потому что ты либо собрал кассу, либо нет. Всегда, когда встречалась на съемочной площадке «Екатерины» с Сашей Яценко, мы смеялись, что он из гетто артхауса, а я из мейнстрима. На самом деле я люблю талантливое кино – это для меня важнее, чем кино, разделяющееся на какие-то определенные подгруппы.
Вы, кстати, играли сильных женщин еще до того, как это стало трендом. Вам близки такие характеры?
– Еще Шекспир сказал, что идеальный театр – это 12 человек, из которых 9 мужчин и 3 женщины, поэтому абсолютно вся мировая драматургия строится на мужских характерах и спутницах этих мужчин. А сегодня героем нашего времени может стать сильная или слабая, но женщина. Классно, что кинематограф повернулся к женщинам. Мне, как эгоистичной артистке, это тоже приятно, но я не за радикальный феминизм. Не люблю перегибать палку – должна быть гармония, а ее отсутствие выбивает меня из колеи и как актрису, и как женщину.
А как вы относитесь к «новой этике», по которой оскаровские номинанты на «Лучший фильм» теперь должны соответствовать критериям, касающимся расы, гендера и инклюзивности?
– Каждый артист мечтает получить американского «Оскара» – как ни крути, они сделали эту награду достаточно брендовой, но, мне кажется, любая этика ограничивает искусство. В определенной степени режиссеру приходится думать не о том, хорошего или плохого артиста брать, а о том, что в этой картине должен быть азиат, афроамериканец, представитель ЛГБТ и другие. По большому счету это цензура, которая может привести к увяданию искусства. Если при ней родится что-то талантливое, то хорошо, но мне кажется, что это бомба с часовым механизмом.
Сейчас вы выглядите как очень счастливая женщина, а вот в ранних интервью утверждали, что хорошему артисту нужно страдать…
– Ну ошибалась! (Смеется.) Нет, хорошему художнику нужна своя определенная свобода, и если она в счастье, то это классно, если она в страданиях, это тоже определенный путь. Моя свобода сейчас заключается в счастье быть собой – и с точки зрения выбора ролей, и с точки зрения выбора своих жизненных принципов и в воспитании детей. В определенной степени, конечно, я сейчас свободна и счастлива.
Комментарии