Константин Хабенский: «Я научился играть агрессивно»

10 утра. Команда «КиноРепортера» собирается у служебного входа МХТ им. Чехова. Константин Хабенский уже на работе. По дороге к его кабинету видим бюсты Станиславского, Немировича-Данченко, Олега Ефремова, Олега Табакова – главных людей в истории легендарного театра. У подножия постаментов – живые цветы. Мимо проходят молодые актеры и сотрудники МХТ, приветливо здороваются. Новый худрук ждет у кабинета с улыбкой, жмет руку и искренне извиняется за перенос интервью (накануне в назначенное время «вызвали наверх»). В который раз убеждаемся: реально большой артист ведет себя всегда адекватно и человечно. Хабенский одет со вкусом – удобные брюки, лонгслив, спортивные туфли, все гармонирует по цвету. В том числе и бейсболка, которую актер мнет в руках. Узнав, что мы планировали снимать без головного убора, уносит ее в свой кабинет: «А то потеряю».

Пока выставляется свет, вспоминаем наше предыдущее интервью, приуроченное к выходу режиссерского дебюта Константина – военной драмы «Собибор». Он тут же увлеченно выдает нам своего рода сиквел той истории:

— Сразу после прошлой нашей встречи у фильма появились польские прокатчики. Концлагерь Собибор, как известно, находился на территории Польши, и мы знали, скажем так, непростое отношение властей и к тем событиям, и, возможно, к нашему фильму. Тем не менее нашлись смельчаки, которые взяли картину в польский прокат, и она весьма убедительно там прошла.

Вновь сесть в режиссерское кресло не думаете?

— Ну скажем так, от себя эту мысль не гоню, хотя не могу назвать себя режиссером. Мне повезло встречаться с настоящими мастерами этого дела, и я понимаю, что не из их числа. Режиссуре все-таки надо учиться – и в теории, и на практике. И потом нужен определенный склад ума, умение создавать свои миры и увлекать в них других людей. Если режиссер еще и работать с артистами умеет, это двойное счастье! Чтобы вновь войти в эту воду, мне нужно тщательно подобрать материал, не повторяться и быть уверенным в своей команде. Так что я не тороплюсь – у меня и без того хватает дел и забот.

Мы бы еще добавили «…и сфер деятельности»! Накануне интервью побывали на премьере нового спектакля МХТ им. Чехова «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена», заглавную роль в котором сыграл Константин. И пьесу они с режиссером постановки Виктором Крамером писали вместе.

Чем вас не устроила пьеса Григория Горина?

— Она была, безусловно, хороша для своего времени. Там (пьеса Горина легла в основу фильма Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» с Олегом Янковским в главной роли, – КР) и идеализм определенный прочитывается, и актуальные на тот момент мысли, прописанные между строк. Но мы с Виктором Моисеевичем решили, что расскажем немного другую историю, как, собственно, поступили и с «Маленьким принцем» (речь о спектакле «Не покидай свою планету», который идет на сцене «Современника», – КР). Книга всегда позиционировалась как детская сказка, потому что так легче было продавать, но, изучив воспоминания Экзюпери и внимательно прочитав повесть, мы пришли к выводу, что на самом деле это горькая исповедь человека, который оглядывается на прожитую жизнь. Похожая ситуация и с Мюнхгаузеном. Мало кто знает, что это реальный человек из очень знатного рода с многовековой историей и за всеми его невероятными байками стоит непростая биография, включающая, в частности, плен. Мы попытались вскрыть болевые точки барона, который, чтобы не очерстветь, не потерять интерес к жизни, придумывал свои миры. Он втягивал в них людей против воли, но тем не менее они постепенно погружались в его фантазии. Это, кстати, к тому, что я говорил о режиссерах.

И все же вы изрядно повеселились на сцене. Пуляли в зал бумажки, кривясь, поедали кислую вишню, которой на самом деле нет… Для вас этот спектакль, получается, тоже такая эскапическая история – три часа веселья несмотря ни на что?

— Театр – это не место грусти. Я стараюсь с радостью проводить время и на репетициях, и на сцене. Если тебе неинтересно, то зрителю тем более. Мы, кстати, хотели купить для спектакля вишню, но потом подумали, что он будет идти не раз и не два и закупка ягод станет проблемой, особенно не в сезон. В итоге мы включили нашу фантазию и умение изображать ощущения, чему учат на первом курсе, и, мне кажется, это зацепило зал. (Улыбается.) А работа со зрителем – важная составляющая сегодняшнего театра. Необходим диалог!

Мы переключаемся на разговор о «Чемпионе мира» и тут же отмечаем, как мгновенно, словно по щелчку внутреннего тумблера, меняется наш собеседник. Пока мы говорили о Мюнхгаузене, он практически был им: с лица не сходила мечтательная улыбка, Константин сидел свободно, откинувшись на спинку стула… Стоило спросить его про Корчного, как он тут же посуровел, подался вперед, опершись локтями в стол, а ответы стали более размеренными. Для полноты картины не хватало лишь шахматной доски на столе…

В советское время тот поединок, которому посвящен фильм, подавался как бой света против тьмы, ведь Корчной был перебежчиком, предателем Родины. Сейчас, когда в кино не принято все делить на черное и белое, что стало стержнем в образе вашего героя?

— Страсть, жажда и всепоглощающая любовь к игре. Я читал и его собственные мемуары, и воспоминания о Викторе, и, конечно, злодеем его называли не зря. Для него не существовало границ, в том числе и территориальных, чтобы войти в большую игру. В последние годы он был, мягко говоря, не в лучшей спортивной форме – ноги отказывали, но он продолжал фанатично играть. Корчной отдал свою жизнь доске и шахматной философии. Я встречал таких людей – музыкантов, режиссеров, врачей, – которые всецело посвящают себя своему делу. Не всякий на такое способен, и это достойно уважения. Хотя, конечно, это не отменяет того факта, что Виктор – персонаж отрицательный.

Так негодяев же играть интереснее!

— Во многом поэтому я их в последнее время довольно часто играю. (Смеется.) Нас еще в институте (Константин окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), мастерская В.М. Фильштинского, – КР) учили «играя отрицательного, ищи в нем положительного». Оправдывать этого человека было и приятно, и местами комично, даже фарсово. Корчной любил эпатировать, мог пнуть соперника ногой под столом, обозвать. Никогда не скрывал своих эмоций. Он же, между прочим, не признал тогда поражение! И не было никакого «ох, я бедный, несчастный». Буквально на следующий день сел в самолет и улетел в Бразилию, чтобы принять участие в очередном турнире. Вот такой персонаж, которого разгадывать и разгадывать!

Аня Тейлор-Джой рассказывала, что, готовясь к съемкам в сериале «Ход королевы», заучивала партии, потому что в кадре надо было быстро реагировать на ходы соперника. Вы тоже так делали?

— Конечно! Учились правильно брать фигуры, нажимать на часы, что очень важно. У нас сейчас уже не такая шахматная страна, хотя мы все болеем за Яна (российский гроссмейстер Ян Непомнящий в декабре поборется за звание чемпиона мира с действующим чемпионом, норвежцем Магнусом Карлсеном, – КР), а раньше все знали, как у гроссмейстеров работают руки. Так что мы смотрели кинохронику, изучали пластику наших героев. Делали все, чтобы у зрителей создалось ощущение, что за доской сидят люди, не далекие от шахмат. А что касается «Хода королевы»: у нас в сценарии было несколько довольно интересных сцен, от которых пришлось отказаться, потому что нечто подобное уже сняли в том сериале.

А вы вообще до фильма играли в шахматы?

— На любительском уровне. Но во время съемок я научился играть в шахматы агрессивно. Видимо, так вошел в образ, что мне передалась и манера игры Корчного. И я понял, что это работает: когда ты ходишь агрессивно и неожиданно, это иногда путает твоего визави и вынуждает делать ошибки.

Вашим визави по фильму стал Иван Янковский – ваш партнер по фильму «Огонь». Когда нужно играть конфликт, налаженный контакт все равно важен?

— В этих двух фильмах у нас обоих совершенно иные персонажи по характеру и судьбам. Но то, что нам до «Чемпиона» довелось поработать в паре, безусловно, было на пользу. Я знал, как с Ваней общаться, – когда можно подойти, а когда лучше его оставить одного, чтобы посидел и подумал. Он не боялся что-то у меня спрашивать, когда в чем-то сомневался. У нас произошла хорошая актерская спайка. Кстати, познакомились мы двадцать лет назад, когда Ванин отец Филипп Олегович снимал «В движении» (драма 2002 года, – КР).

Большой спорт, и шахматы в том числе, – это всегда большие амбиции, борьба не только талантов, но и характеров. И все то же самое, мне кажется, можно сказать об актерской профессии…

— Наш мастер Вениамин Михайлович Фильштинский учил нас, что обязательно должна быть воля. Именно она – тот стержень, на который насаживается все остальное: если есть талант, то талант, если есть ремесло, то ремесло, если есть удача, то удача, и так далее. Воля необходима, чтобы актер смог пройти ту дорогу, которая ему отмерена. И конечно, это вопрос преданности своему делу. Я убежден, что если ты в своей профессии стараешься работать честно, то однажды она тебя отблагодарит – повернется к тебе лицом и скажет: «А, это ты? Пошли!» Когда это произойдет – сразу или очень поздно – никто не знает, и нужно иметь волю, чтобы дождаться этого момента. Я знаю массу примеров того, как многие актеры не дожидались, уходили, чтобы заниматься семьей, обеспечивать и себя, и близких. И это понятно… Остаются сумасшедшие в основном. (Улыбается.)

А если бы ваша судьба сложилась иначе, хватило бы вам воли всю жизнь играть зверей в провинциальном ТЮЗе?

— И вновь обращусь к словам своего мастера. На протяжении всех пяти лет обучения он повторял: «Найдите в себе мужество уйти из профессии». Вот так мы учились! Когда нам в ЛГИТМиКе раздавали корочки, ректор сказал: «Я вас поздравляю, вы теперь студенты первого курса. Не факт, что все закончат обучение. Из тех, кто закончит, не факт, что все попадут в театр и будут работать по профессии. Из тех, кто будет работать по профессии, не факт, что все будут счастливы… В добрый путь!» Я до сих пор помню эту речь. Наверное, я в этом смысле lucky man и благодарен судьбе, что без серьезных потерь прохожу пороги реки жизни, хотя были и крушения. И спасибо ей, что она подкидывает мне все новые и новые испытания. В том числе и недавнее назначение худруком МХТ. Я это принял, дальше будем смотреть.

Мне кажется, в некотором смысле для десятков детей по всей России судьбой стали вы. Сколько лет вы уже занимаетесь творческим развитием детей из разных регионов? За это время многие из них уже выросли и стали актерами…

— Мы не ставили перед собой цель сделать из наших ребят актеров и актрис, режиссеров и художников. Мы хотели просто раскрыть грани тех талантов, что в них сидят. Чтобы они могли красиво излагать свои мысли и не боялись смеяться и плакать при всех. Чтобы любили себя и людей, которые рядом с ними. Чтобы чуть пораньше раскрылись, потому что со многими это случается лишь к концу жизни. Из этого получился большой проект под названием «Оперение», который сейчас уже живет своей жизнью. А из него выросли молодежные театры в разных городах и другие культурные движения. Конечно, кто-то выбрал для себя непростой путь актера, хотя мы в студии в том числе старались избавить их от розовых очков на этот счет. Сейчас в вузах Москвы, Петербурга, Новосибирска учится немало студентов, которые вышли из нашей студии.

Это действительно большой и очень значимый проект Константина Хабенского. Показы его спектакля «Поколение Маугли» принесли уже свыше 23 млн рублей на операции детям с опухолями головного и спинного мозга. 2 млн из них собраны 21 ноября спектаклем с Данилой Козловским (Балу) и Катериной Шпицей (Багира). Ранее в представлении участвовали Екатерина Гусева, Полина Гагарина, Диана Арбенина, Тимур Родригез. И конечно, назревает вопрос, как при такой колоссальной занятости Хабенский успевает сниматься.

Теперь вы взяли на себя еще и руководство одним из главных театров в стране. Не скажется ли это на количестве ваших новых актерских работ?

— На какое-то время пришлось от всего отказаться. Потому что либо быть везде и ничего не успеть, то есть сделать, но плохо, либо сосредоточиться на одном деле, чтобы его как-то перезапустить, отладить, и тогда уже заняться собой. Я не собираюсь ниоткуда уходить, отказываться от чего-то. Я просто понимаю, что нужно сделать честный выбор. Либо постараться сделать так, как я и моя команда считаем правильным для театра, либо не стоит вообще этим заниматься.

За достаточно короткое время мы потеряли сразу несколько театральных легенд. Им на смену пришли молодые таланты. В частности, худруками стали Евгений Миронов, Сергей Безруков, Владимир Машков, а теперь и вы. Как думаете, эта смена поколений изменит лицо современного театра?

— Думаю, непременно! Хотя дело не столько в возрасте художественного руководителя, сколько в его опыте и в том, с какой командой он будет работать. Чтобы получилось что-то по-настоящему значимое, нужны люди, мыслящие широким спектром.

Хабенский смотрит на часы и всем своим видом показывает, что времени у нас почти не осталось. В дверях стоят люди с документами на подпись. Ну что же — это уже не просто интервью с артистом. Константин Юрьевич теперь и администратор, и руководитель, человек, который отвечает за судьбы членов труппы.

11 января у вас юбилей. Какие-то планы по этому поводу строите?

— (Смеется.) В декабре 2016 года, когда мне исполнялось 45, мне начали активно отовсюду звонить. Особенно настойчивы были редакторы с «первой кнопки»: «Срочно нужно записать эту программу, и эту, и вот ту!» А у меня был какой-то дикий режим, и я понимал, что никуда я не влезаю никак. Все кивают на Эрнста, мол, он очень просил. Я набрался наглости и позвонил ему: «Дорогой Константин Львович! Скажите мне, пожалуйста, вы считаете, что при таком моем графике жизни я до 50 не дотяну?» Он посмеялся: «Все, даю отбой, ждем полтинника!» Надеюсь, вы меня тоже не хороните?

Смеетесь? Мы же только что записали вас в молодые таланты!  

Фото: Евгений Смирнов