Марина Зудина: «Для меня сейчас многое заново»

Марина Зудина стала безусловной кинозвездой в совсем юном возрасте. Но, связав судьбу с Олегом Табаковым, столкнулась с предубеждением и злословием: ее успехи хейтеры приписывали протекции мужа. Олега Павловича нет уже 4 года… Теперь актриса открывает новую страницу не только в своей жизни, но и в работе. Невероятно вдохновляющая весенняя встреча и разговор том, как выбрать между личным счастьем и карьерой и как парить в творчестве, подарили команде «КиноРепортер» настрой на весь сезон.

У нас с вами получилась такая воздушная съемка! Весна– время перезапуска, начала чего-то нового. А в вашей карьере сейчас практически ренессанс…

— Конечно, некий поворот случился! Все-таки рядом долгие годы был Олег Павлович Табаков, и меня воспринимали во многом не столько как актрису, сколько как его жену. Хотя еще до того, как ею стать, я была абсолютно независимой творческой единицей, активно снималась. Сейчас вновь настал такой период, когда я – это только я, и все, что происходит, уже нельзя списать на заслуги Олега Павловича, на чью-то защиту… Поэтому многое заново – в том числе и выстраивание отношений. Занятно наблюдать, как люди теперь на меня реагируют: искренне удивляются моей… нормальности что ли –тому, что я веселый, позитивный и доброжелательный человек. (Смеется.) Есть ведь такой стереотип – если у тебя муж занимает положение в обществе, у него есть власть, влияние, то ты обязательно… как бы это помягче сказать… стерва. И поэтому сейчас особенно приятно знакомиться с новыми людьми, которые воспринимают меня такой, какая есть, – без ярлыков. Это достаточно интересный период в моей жизни.

Для вас в общении важен возраст?

— Да, теперь я в работе часто старше многих, но возраст – это, прежде всего, состояние души. Мы с Олегом Павловичем и были так долго вместе, потому что он был очень молодым по духу. Нередко поражалась, насколько у него детское восприятие – очень открытое миру. Старость – это когда человек уже не способен удивляться, испытывать яркие эмоции. Если все это не про тебя, возрастные границы стираются. Раньше партнеры были старше меня, а теперь я играю женщин, у которых отношения с более молодыми людьми. Это тоже что-то абсолютно новое: для меня всегда было аксиомой, что мужчина должен быть старше. И теперь, играя такие роли, я вынуждена сама внутренне находить ответ на вопрос, почему обратное – это нормально… Помню, мы как-то приехали на выходные в гости к замечательной актрисе Алле Борисовне Покровской. А у нас с Олегом Павловичем была такая форма общения – он все время со мной заигрывал. Я была для него больше женщиной, чем партнером и матерью его детей. И вот он пошутил по поводу моего возраста, на что она сказала: «Олег, а ты думаешь, мне нравятся мужчины твоего возраста? Нет, мне тоже молодые нравятся!» (Смеется.)

Рядом с более молодыми как-то невольно сам молодеешь…

— Конечно! С возрастом – и это касается и мужчин, и женщин – у многих меняется энергетика, они становятся какими-то уставшими от жизни, их ничего не волнует, нет желаний, целей, устремлений. Глаза перестают гореть! А взаимоотношения – это все-таки соединение энергий. Если у одного человека энергии не осталось, а у другого она есть, им и в работе будет сложно, и в личных отношениях. Поэтому я определяю возраст человека именно по этому фактору. Компания сына часто бывает моей компанией, и его друзья общаются со мной так же, как с ним. И, в свою очередь, Павлика воспринимают в моей компании так же, как меня. Там уже что-то другое срабатывает.

Театр и кино вообще располагают к стиранию границ. Среди актеров привычнее общаться без отчества.

— По-разному бывает. С кем-то из молодых я на «вы», с кем-то и на «ты» могу быть. Но дело не в этом! У меня просто отчество сложное, и когда слышу, как кто-то его выговорить не может, говорю: «Слушайте, всё, давайте просто Марина…» (Смеется.) Когда активно общаешься, формальности только мешают: пока выговоришь «Марина Вячеславовна», мысль уйдет.

В 1986 году у вас с разницей в 2 месяца вышли сразу 4 большие работы – «Валентин и Валентина», «Личное дело судьи Ивановой», «По главной улице с оркестром» и «После дождичка в четверг». Ваша жизнь тогда изменилась?

— Да, я это реально ощутила! Как-то вечером шла вся в лирических переживаниях по темной-темной Тверской – она тогда не освещалась фактически – падал снег хлопьями… Еще не вышел ни один из этих фильмов, только какие-то закрытые показы, меня никто не знал. И вдруг идет навстречу компания людей, проходят, потом возвращаются и спрашивают: «Это вы играли в фильме «Валентин и Валентина»? Мы с просмотра». И сказали мне столько прекрасных слов! Было ощущение, что вся Тверская вдруг озарилась, – я поняла, что жизнь прекрасна, и все переживания – это ерунда. А потом мне мешки с письмами с «Мосфильма» привозили, потому что заключенные и служащие Советской Армии стали моими основными поклонниками. (Смеется.) Писали: «Выйду и тебя найду» или «Отслужу и к тебе приеду». Еще как-то тогда встретились с Таней Друбич, и она рассказала: «Была на премьере «По главной улице с оркестром», народу очень много, и я присела на ступеньки. Так подошла билетерша и говорит: «Вы хоть и Зудина, но встаньте и найдите себе какое-то место…» Мы очень смеялись!

Почему же тогда в интервью вы по большей части говорите про Олега Павловича и про детей?

— Потому что журналисты привязывают тебя к определенной теме. Когда пару лет назад завела странички в соцсетях, мне стали писать: «Вы такая актриса! Как мы вас любим!» И это было как глоток свежего воздуха, потому что многие годы я не знала, что еще сделать, чтобы что-то хорошее про меня сказали. Других хвалили за то, за что меня не хвалили никогда. И претензий ко мне всегда было больше. Надо было быть на голову выше всех, чтобы услышать добрые слова в свой адрес. Не то, чтобы я привыкла к этому, но поняла, что в какой-то момент начала относиться к происходящему философски и сделала выбор в пользу семьи. Хотя, если посмотреть опросы «Советского экрана», я несколько лет подряд в начале своей кинокарьеры входила в тройку лучших актрис. А позже стали говорить: «Ну, это потому что муж…» И когда эта огромная часть моей жизни закончилась, стали писать: «У нее теперь ничего не будет, потому что рядом нет Табакова». Время показало, что они ошибались, но для меня это все равно удивление, и не со знаком плюс. Когда люди начинают с каким-то садистским злорадством наблюдать, загнется она или выживет, – это просто отвратительно. Бог им судья, главное, что ко мне в театре очень хорошее, доброе отношение – и от актеров, и от администрации.

У вас непростая творческая судьба. Рады, что ваша 16-летняя дочь Маша не хочет быть актрисой?

— Я не радуюсь, что она кем-то не хочет быть. Буду радоваться, когда она кем-то быть захочет. Честно говоря, вообще не понимаю, когда актеры говорят: «Ой, только бы мой ребенок не стал артистом!» Они что, так не любят свою профессию? Или настолько нереализованы, что несчастливы в ней? Откуда этот страх? А где, собственно, нет карьерных рисков? В журналистике, политике, бизнесе? У Маши самые разные интересы, и она еще не определилась, но я ее не тороплю. И что бы она не выбрала, без сомнений, ее поддержу!

Когда вы про семью говорите, то прямо светлеете, у вас сразу улыбка непроизвольно появляется.

— Я из тех женщин, которые могут отказаться от работы по личным мотивам… Я все-таки, наверное, всегда эмоциями жила. Даже в юности могла отказаться от съемок, потому что надо было надолго уезжать. Думала: «Какая экспедиция, если у меня любимый человек, и хочу быть рядом с ним?» Сейчас понимаю, что это все ерунда, и средств связи сейчас гораздо больше, и так далее. Но ничего не изменилось – для меня семья всегда была на первом месте. В 1995-м вышел один из самых моих любимых фильмов – «Немой свидетель». Его купила Columbia Pictures, начиналась рекламная кампания, я была беременна Пашкой, и мне предлагали лететь в Америку. А я отказалась: сын Олега Павловича должен родиться в России. И рожала здесь. При этом картина была успешна: когда Пашке было месяца два или три, летала на ее премьеру в Мюнхен, у меня появился агент в Лондоне, который причем сам разыскал и предложил свои услуги. И все равно меня упорно не хотели воспринимать отдельно от Олега Павловича, я была таким приложением к нему.

Не приглашали на съемки?

— Нет, ну что-то присылали… Например, было очень приятно, когда только-только Машка родилась, а Ирина Скобцева и Федор Бондарчук предложили озвучить Аксинью в «Тихом Доне» Сергея Федоровича Бондарчука. Сделали пробы, меня утвердили, и я была счастлива. Это была невероятная творческая работа! Казалось бы – где Аксинья и где я? Ее там играла француженка Дэльфин Форест, и мы чем-то были похожи… Я вообще люблю озвучание. На дубляже никогда не работала, но когда надо озвучивать какие-то куски (сейчас же часто сразу на площадке чистовой звук пишут), делаю это с удовольствием: голосом можно доделать то, чего не хватает.

Вы ведь голос ставили?

— Да, занималась им, когда еще в школе училась. У меня очень сильный педагог был – она дыхание преподавала. Я низы развивала по итальянской системе. А так как я в основном на больших сценах играла и без микрофонных подзвучек (они только в последнее время появились), то покрыть голосом все ряды, чтобы отовсюду слышно было, для меня не проблема. Когда в малом зале репетировали, Константин Юрьевич Богомолов просил даже говорить потише, потому что это контрастировало с тем, как говорят другие артисты.

Кстати, был впечатлен тем, как вы пели в паре с Игорем Миркурбановым в шоу «Дуэты», а также танцевали с Максимом Петровым в «Танцах со звездами». Что побудило на эти эксперименты?

— Вообще, мне много лет предлагали, и всегда отказывалась от участия в подобного рода шоу. Но в тот период я утратила эмоциональную связь с театром и приходила туда, как в пространство, которое лично для меня было энергетически выхолощенным, – не ощущала там никакой связи и подпитки. Это и стало, наверное, причиной того, что согласилась. Мне просто необходимо было переключиться на что-то другое. Очень лестна ваша оценка, хотя должна признаться: если бы к тому моменту худруком МХТ уже был Константин Хабенский, я бы ни в каких телеавантюрах не участвовала. На следующий же день после его назначения атмосфера в театре кардинальным образом поменялась в лучшую сторону.

Вы же там играете в трех спектаклях – «Идеальном муже», «Карамазовых» и «350 Сентрал-парк Вест, New York, NY 10025». И еще в «Чайке» в ТОТ. И все они поставлены Константином Богомоловым, который к тому же снял вас в сериале «Содержанки». Многовато для совпадения…

— Все так. Скажу больше: я играла Аркадину в двух принципиально разных версиях «Чайки», и обе с разницей года в два ставил Богомолов. Второй вариант Олег Павлович очень любил. И кстати, даже те, кто не все Костины спектакли принимает, эту «Чайку» приняли однозначно.

Как вы оцениваете то, что сейчас происходит в МХТ и Театре Олега Табакова? Дело Олега Павловича живет?

— Ну, что значит «дело живет»? Дело живет, когда жив человек. Меняется время – и все меняется. Невозможно ничего продолжать! Приходит другая яркая индивидуальность и создает уже свое дело. Вот Владимир Львович Машков максимально отличается по энергетике от Олега Павловича. Поэтому он строит свой театр и имеет на это полное право. А Константин Юрьевич Хабенский прошел весь путь развития театра при Олеге Павловиче и поэтому знает, что в МХТ любят, знает людей. Это позволяет надеяться на то, что он предложит какой-то интересный путь развития. И потом у Хабенского и фонд, и театральные школы, которые он до сих пор курирует, ему не привыкать думать о других, что очень важно!

Все фото: Владимир Бязров