Культ смерти и абсолютное зло: О чем на самом деле трилогия «Лед»

Вот вы, наверное, думаете, что франшиза «Лед» – это такие милые киношки, которые нужны для того, чтобы девушек на них водить, чтобы они от переизбытка чувств плакали и сердцем таяли. Так оно, безусловно, и есть. Но вместе с тем франшиза «Лед» представляет собой – в первую очередь – скрытую кампанию, направленную на дискредитацию такого распространенного и вроде бы безобидного явления, как фигурное катание. Или, вернее сказать, по искоренению этой вредоносной чужеродной заразы из нашего с вами культурного кода, в который она когда-то вероломно проникла и с тех пор отравляет нам существование.

Ведь что такое фигурное катание? Не что иное, как глобальных масштабов чудовищный культ, жертвами которого на протяжении многих поколений становятся ни в чем не повинные дети. Жрецы этого культа объединяются в международные организации и устраивают ритуальные игрища, где перед их взорами юные адепты – в основном девочки – под музыку скачут по льду, исполняя сложные последовательности движений телом, тем самым славя неведомых богов явно хтонического происхождения.

Еще больше абсурда описанному действу придает его соревновательный характер. Упомянутые жрецы якобы оценивают «правильность» движений, их соответствие неким неписаным канонам, оперируя странными терминами – словами давно забытого, проклятого языка («тулуп», «аксель», «лутц») и выставляя баллы согласно непостижимым для непосвященного критериям. Самое страшное, что многие люди за этим всем регулярно по телевизору наблюдают и не видят ничего такого из ряда вон. Как будто так и надо.

И не скажешь им напрямую: разуйте глаза, товарищи, да это ж дьявольщина натуральная! Рукой махнут, у виска пальцем покрутят. Потому что привыкли за многие десятилетия думать, будто фигурное катание – это нормально. Стало быть, здесь необходим куда более тонкий, осторожный подход. И авторы серии «Лед» такой подход нашли. Через подсознание, через ассоциации, действуя сразу как минимум на двух разных уровнях, они стали потихоньку открывать зрителю глаза на истинную природу фигурного катания.

Уже в самом начале первого фильма мы видим, как мать главной героини поддерживает пагубное увлечение своей неразумной дочери фигурным катанием – и сразу же за свою неосмотрительность расплачивается. Едва ступив на лед озера Байкал – издревле, как известно, считавшегося огромным порталом в мир мертвых, – она падает и тут же, спустя несколько секунд экранного времени, отбывает на тот свет. Тем самым нам сразу дают понять: лед (неслучайно вынесенный в заглавие) – это стихия смерти, беспощадная и неумолимая. Те, кто отмечен знаком льда, обречены страдать и умирать. Как и те, кто их окружает.

Смысловая связка «лед – смерть» проходит лейтмотивом через всю трилогию. В ней все одержимы стремлением победить на вымышленном «Кубке льда», то есть символически одолеть саму смерть. Что в принципе, разумеется, невозможно. Поэтому и вторая часть также начинается с очередной смерти из-за фигурного катания – на этот раз героини Аглаи Тарасовой. Которая перед кончиной все же успевает продолжить род и передать свое ужасное проклятие следующему поколению (причем наследуется оно, судя по всему, именно по женской линии, что ничуть не удивительно).

В свою очередь, противоположность смерти – саму жизнь во всех ее проявлениях – олицетворяет собой герой Александра Петрова, косноязычный простоватый добродушный хоккеист. Вы можете справедливо заметить, что в хоккей тоже на льду играют. Но хоккей – это совсем другое, это про безудержную волю и неуемную энергию, и во главе угла там – не служение энтропии, а отважное противостояние оной. Кроме того, в хоккее лед не имеет сакрального значения. Хоккей бывает и на траве, и на паркете, и на столе, и на ПК, и на «Иксбоксе», и на чем угодно.

Герой Александра Петрова, таким образом, в силу своей сущности, всю дорогу тщетно пытается вытащить хоть кого-нибудь из лап смерти. В первом фильме он еще не осознает, откуда конкретно исходит угроза, и помогает своей возлюбленной, травмированной фигуристке (Тарасова), вернуться на лед, тем самым фактически собственными руками толкая ее в могилу. А во втором фильме уберечь дочь от повторения судеб ее матери и бабушки ему мешает воплощение абсолютного зла – персонаж Марии Ароновой.

Эта бездушная властная мегера промышляет тем, что отбирает маленьких девочек у родителей и превращает их в послушных маленьких биороботов, разменивающих свою цветущую юность на сомнительную перспективу постоять на пьедестале с медалью на шее и затем, по завершении пубертата, полностью раствориться в забвении. Сколько подобных примеров мы знаем, когда несчастные дети в ущерб общему развитию подвергают себя изнурительным физическим и моральным нагрузкам ради фантомных званий и наград, а затем, спустя пару лет, исчезают из поля зрения и остаются один на один с жестокой реальностью, где их навыки прыжков и кручения на месте никому не нужны?

В каком-то смысле злодейка Ароновой и сама является жертвой, заложницей обстоятельств. Она тоже отмечена знаком льда, а значит – тоже обречена. Единственный для нее способ продлить свое существование – неустанно поставлять ледяным хтоническим богам новые души. Чем она, собственно, и занимается. Но вот приходит и ее черед сыграть в ящик, и костлявая с косой уже стоит у ее порога и стучится в дверь – такова завязка фильма «Лед 3». Однако далее происходит следующее: бесконечно преданная ей ученица, та самая дочь героя Александра Петрова, лежа на льду Байкала (а Байкал, как мы помним, это портал в мир мертвых), выкупает для нее отсрочку от смерти. Она заключает сделку с потусторонним (тем, что обитает по ту сторону льда), по условиям которой должна выиграть все тот же пресловутый «Кубок Льда».

Конечно, нам это все представляют как историю о самопожертвовании и великой любви, но в то же время в ней нельзя не увидеть, среди прочего, очередную интерпретацию идеи вечного возвращения, которая занимала умы многих видных мыслителей, начиная с античности и заканчивая Ницше, Делезом, Элиаде, Маловичко. Снова мы видим, как простоватый хоккеист помогает травмированной фигуристке, как между ними вспыхивают чувства, и мы точно знаем, к чему это в конечном итоге приведет. В том числе мы знаем, что хэппи-энд, который нас ждет перед финальными титрами, – обман. Ледяной круговорот смерти никогда не прекратится.

Как-то так и внушают нам авторы трилогии «Лед» мысль о том, что фигурное катание – это совсем не то, чем кажется, а заговор враждебных темных сил с целью порабощения и уничтожения человечества. Внушают не напрямую, в лоб (это бы не возымело должного эффекта), а посредством легко считываемых нашим подсознанием символов и аллюзий. Но это только один уровень воздействия из двух, о которых ранее вскользь уже упоминалось. Второй уровень – музыкально-хореографические номера, в особом порядке рассредоточенные по каждому фильму.

Они работают куда проще, создавая у нас в голове устойчивую негативную ассоциацию. Что может быть хуже, чем дрянные попсовые песни? Только Александр Петров, поющий эти самые песни дурным голосом. Ту же дурацкую «Сансару» Басты, например. В том и состоит простой, но вместе с тем гениальный замысел: чтобы фигурное катание у нас прочно ассоциировалось с заведомо плохим исполнением заведомо плохих песен. Вот и весь секрет оригинальной концепции франшизы.

Другой вопрос – поможет ли? Нам остается лишь надеяться, что да. Может, не сразу, и не через год, и не через десять лет, но когда-нибудь всем, наконец, станет очевидно, что между тулупом, акселем и лутцем нет никакой разницы. Что заставлять детей прыгать по льду под разную музыку в аляповатых блестящих нарядах – как минимум глупо (если не сказать – аморально). Что еще глупее – раздавать им за это какие-то баллы и медали. И тогда, когда мы все это поймем, то обязательно пересмотрим трилогию «Лед» уже другими глазами и возблагодарим ее создателей за освобождение от губительных иллюзий.