Джонни Депп: «Зрители хотят сами разгадывать смыслы»

Джонни Депп один из первых испытал на себе культуру отмены: Голливуд лишил артиста звездных ролей из-за обвинений в домашнем насилии его бывший жены Эмбер Херд. Но Джонни, похоже, повезло: он возвращается на большой экран. Правда, уже в европейском кино. Там он сыграет короля Людовика XV в фильме французского режиссера Майвенн. 

Как вы отнеслись к тому, что Голливуд вычеркнул вас отовсюду?

— Культура отмены вышла из-под контроля. Теперь каждый из нас в опасности. Достаточно лишь одной фразы – и вы не получите никакой поддержки ни от кого. И это случилось не только со мной, но со многими женщинами и мужчинами.

Жалеете, что у истории капитана Джека Воробья не будет продолжения?

— Удивительно, что меня вообще выбирали на все эти роли! Это такое странное ощущение, когда видишь на экране всех тех людей, в которых перевоплощался. В такие моменты я вспоминаю о съемках и моих чувствах, что испытывал, находясь в образе. Но что странно: когда заканчивается съемка, тот или иной персонаж не покидает тебя – он живет где-то в одном из потаенных уголков твоей души.

Кэнселинг не заставил вас разочароваться в своей профессии?

— Это может прозвучать странно, но профессия актера дает мне возможность привлечь внимание к сложным вопросам через моих персонажей, появлявшихся в моей карьере на разных этапах. К слову, капитан Джек Воробей оказался для меня непростым героем, и, конечно, продюсеры здорово рисковали, приглашая меня на эту роль: боссам студии не нравилось то, как я представляю себе пиратов. Но я не сдал своих позиций и отказался менять свое видение персонажа. Дело в том, что я хотел, чтобы Джека нельзя было вписать в классические рамки кинематографа. Но прелесть этого героя заключается в том, что я всегда могу им оставаться, брать его с собой. (Смеется.) Например, я часто посещаю детей в больницах и вижу невероятное мужество и боль в их глазах, а Джек Воробей позволяет мне вытащить их из этого состояния хотя бы на несколько минут и заставить их смеяться.

Нежелание вписываться в рамки – главный критерий при выборе проекта?

— Я всегда полагался на свой инстинкт и интуицию, а также на первое впечатление – первую искру, которая исходит от персонажа. Если проект мне не подходит, я осознаю это обычно уже на десятой, максимум на пятнадцатой странице. Как я это понимаю? По ощущению пустоты – когда в тексте нет ничего, просто воздух. Но если в персонаже меня что-то цепляет на эмоциональном уровне или я нахожу с ним нечто общее, то соглашаюсь, потому что могу сделать его уникальным. И от того, что эти роли очаровывают меня или же западают в душу, они все неким образом переплетены между собой, словно существует моноволокно, которое связывает их где-то за кадром.

У вас есть кумиры?

— Я начал смотреть немые фильмы, когда мне было лет шесть или семь. Их показывали по воскресеньям по одному из крупных телеканалов. И я смотрел тогда на этих невероятных гениев – Бастера Китона, Лона Чейни – старшего, Чарли Чаплина… И считаю их величайшими актерами в истории, ведь у них не было роскоши текста, который мог бы выручить в любой ситуации. В языке независимо от подтекстов есть слова, помогающие завоевывать других людей. Легко произнести перед камерой: «Я люблю тебя», а как выразить это в немом кино? Только взглядом. Это единственный способ передать глубину чувства, которое должно жить внутри исполнителя. И это действительно серьезный вызов для любого актера.

Если бы вы встретили юного Джонни сейчас, какой профессиональный совет ему дали?

— Научиться ходить задом наперед. (Смеется.)

А вам в каком жанре комфортно работать?

— Я всегда был большим поклонником хорроров – особенно черно-белых фильмов ужасов вроде «Франкенштейна» и «Дракулы». Это помогло нам с Тимом Бертоном найти общий язык – оба любим мрачные ужастики. Меня этот жанр привлекает тем, что за пластическим гримом или маской можно спрятаться от самого себя. Я обнаружил, что скрываться за личностью своего персонажа мне нравится больше, чем быть самим собой. Что-то где-то пошло не так… (Смеется.)

Вы уже сыграли роль всей жизни, которой гордитесь?

— Больше всего в жизни горжусь своими детьми. Ничто не может с этим сравниться! Если же говорить о профессии, то я отношусь к той странной породе людей, которые не позволяют себе получать удовлетворение от работы. Мне кажется, если актер доволен собой, это равносильно смерти, потому что он больше не станет стараться.

Не думали воспользоваться моментом и поддержать какие-то проекты как продюсер? Может быть, даже снять что-то самому?

— В каком бы статусе я ни выступал, мне хочется делать что-то отличающееся от привычного конвейера, который штампует стандартные шутки и рассчитан по формуле Чехова: ружье, появившееся в первом акте, к третьему обязательно должно выстрелить. Я бы хотел помогать снимать простые проекты, например пятнадцатилетней девочке или парнишке, которым есть что сказать. Пусть такой фильм будет снят на iPhone, это совершенно не имеет значения. Если подросток выразил себя настолько, что остался собой доволен, я хочу его поддержать. Не думаю, что это реалистично сделать сейчас в Голливуде, – там продюсерам кажется, что зрителю нужно все разжевывать, в то время как аудитория хочет сама разгадывать смыслы.

Как вы оцениваете изменения, которые происходят с киноиндустрией?

— Даже после того успеха, которого достиг за 30 с лишним лет моей карьеры, я все еще пытаюсь понять правила, по которым играет Голливуд. Можно продолжать не замечать этого, но его студийная система, вавилонское столпотворение и хаос, сопровождающий переход от кинопроката к стримингам, вызывают у людей стремление добиться успеха несмотря ни на что. При этом все отлично понимают, что они остаются просто расходным материалом для огромных корпораций, которые владеют Голливудом.

И что же, по-вашему, снова пошло не так?

— Я много раз говорил о том, что Голливуд преступно недооценивает аудиторию, полагая, что зрители посмотрят все, что им предложат. Пандемия, которая заставила людей проводить все свое время дома, разумеется, нанесла многим огромный психологический ущерб, но в то же время она отправила определенный сигнал киноиндустрии. Сидя дома на карантине, люди бесконечно смотрели телевизор, а стриминги позволяли им выбирать для просмотра любые фильмы. И большая часть населения планеты поняла, что существует огромное количество классных проектов, которые можно посмотреть, не слезая с дивана, да и попкорн легко приготовить в домашних условиях. Сравните это с ситуацией, в которую попадает человек, зарабатывающий условно $700 в неделю. И если он в выходные захочет пригласить жену и детей на ужин, а после этого – в кино или наоборот, ему придется выложить не меньше $200. И это серьезная статья расходов! Мне кажется, у голливудской машины есть несколько технических недочетов, о которых она только начинает догадываться. Рад, что лично я смог это понять. (Смеется.)