«Кукушка»: Якутский триллер с шаманами и духами

Якутский кинематограф за последние годы превратился в заметное культурное явление. Фильмы из Республики Саха привлекают внимание не только в России, но и за рубежом. Например, в 2024 году в Париже прошел отдельный Фестиваль якутского кино. Региональные картины регулярно удостаиваются призов на смотрах, подтверждая самобытный голос авторов Крайнего Севера.

Одним из талантов этой якутской «новой волны» стал Евгений Николаев. Его дебютный полнометражный фильм «Кукушка» вырос из одноименной, отмеченной наградами короткометражки. При содействии наставника Дмитрия Давыдова, который стал сценаристом и продюсером, «Кукушка» была развернута в полнометражный этно-хоррор. 

Между явью и мифом

Сюжет фильма строится вокруг возвращения главного героя, Аркадия, в опустевшую деревню, где в прошлом произошли трагические события. Его сосед – одинокий и настороженный старик. Однажды в доме появляется призрачная фигура женщины по имени Сайаана, чей образ связан с местным мифом о злых духах и обрядах изгнания. Девушка лишила себя жизни, после чего стала носителем сверхъестественного начала. Аркадий берет на себя задачу провести ритуал, чтобы дать душе покой.

Драматургия фильма выстроена на принципах фрагментарности и нелинейности: сцены чередуются в свободной последовательности, смещая границы между реальностью и вымыслом. Такая структура требует от зрителя активного включения – значительная часть информации передается не через диалоги, а визуальными средствами. Реплик в фильме мало, они звучат на якутском языке и сопровождаются субтитрами, что еще больше подчеркивает этническую специфику и минимализм повествования.

«Кукушка» допускает разные уровни интерпретации. Ее можно воспринимать и как осмысленное обращение к якутским шаманским традициям, и как жанровый эксперимент в рамках этнического хоррора. При этом финальная часть фильма выглядит не столь концентрированной. Кульминация теряет часть напряжения, что делает развязку менее выразительной.

Свет, тень, молчание

Визуальная концепция фильма строится на черно-белой палитре, которая акцентирует игру света и тени, делая композицию кадра более четкой и выразительной. Пространство становится более ощутимым, и даже мелкие детали – например, отражение огня или движение силуэта – приобретают значение. Операторская работа, удостоенная фестивальной награды, базируется на принципе статичной камеры и длительных планов, что задает особый темп повествования. Этот минимализм формирует эффект присутствия. Чувство страха возникает не за счет привычных жанровых приемов, а благодаря продуманной организации пространства. 

Практически полное отсутствие диалогов делает каждый визуальный элемент функциональным. Мимика, расположение предметов, свет и тень передают смысл и продвигают сюжет. Плотная внешняя структура по насыщенности близка к немому кино: именно с помощью визуального языка режиссер обращается к зрителю.

Мифы против страхов

«Кукушку» можно рассматривать как пример этно-хоррора, где основой сюжета служат локальные культурные традиции и мифология. История строится вокруг якутских легенд о злых духах и беспокойных душах, знакомых жителям региона по устным преданиям. Именно эти фольклорные сюжеты формируют логику развития событий. В центре повествования – столкновение с неизвестным и нарушение привычного порядка, что характерно для традиций шаманизма и местного мировоззрения.

Мифологические элементы и ритуалы органично встроены в историю. Сверхъестественная сущность, овладевшая одним из персонажей, воспроизводит традиционные представления о блуждающих духах, способных воздействовать на живых. Главный герой берет на себя функцию участника обряда, что делает его действия близкими к ритуальным практикам шамана, – противостояние сверхъестественному злу ведется средствами народной культуры.

Внутри истории существование духов и обрядов воспринимается как часть реальности, а не декоративный элемент. Фильм не использует этнографию как антураж и строит повествование на внутренней логике и мировоззрении народа саха. Одновременно лента обращается к теме личных страхов и чувства вины, превращая возвращение героя на место прошлого несчастья в своеобразное испытание: постепенно сюжет обретает и психологическую глубину. Этно-хоррор работает на двух уровнях – как мистический триллер с этническим акцентом и как драма о внутренней борьбе. Автор отказывается от прямых пугающих эффектов в пользу атмосферности, сдержанности и многозначности, что сближает «Кукушку» с тенденциями современного авторского хоррора. 

Пределы эксперимента

Несмотря на явные достоинства, «Кукушка» сталкивается с рядом ограничений, связанных с выбранной стилистикой и жанровой моделью. Ставка на минимализм и медленный темп делает повествование в отдельных эпизодах излишне затянутым, что снижает динамику и может затруднить вовлеченность широкой аудитории. Визуальная выразительность фильма работает на атмосферу, однако в ряде сцен режиссер полагается на одни и те же приемы: статичные кадры, отсутствие монтажных склеек, повторяющиеся решения в работе с композицией. Эти средства добавляют единства, но быстро становятся узнаваемыми.

Практически полное отсутствие диалогов усложняет эмоциональный контакт между героями и зрителем. В некоторых моментах сюжетные повороты остаются нераскрытыми, что делает развитие истории менее убедительным. Развязка выглядит сдержанно и не в полной мере оправдывает нарастающее на протяжении фильма напряжение. В целом эксперименты с формой и содержанием идут картине на пользу, однако требуют большей сценарной четкости и баланса между стилем и глубиной повествования.

Тем не менее, здесь удачно сочетаются аутентичные элементы местной культуры, ориентация на фольклор и творческий подход к работе с ограниченными ресурсами. Лента органично продолжает традиции якутской «новой волны». В ней задействованы непрофессиональные актеры, использованы реальные локации, а в сюжет заложены мотивы местных преданий. Что в совокупности делает этот фильм, который не тяготеет к западным шаблонам, но выращивает хоррор на плодородной родной земле, любопытным событием для российского жанрового кино.