Разбираемся, как эволюционировал жанр на территории республики.
27 апреля исполняется 100 лет с момента образования Республики Саха (Якутия). За последние годы кинематограф этого региона страны заполучил статус настоящего феномена: якутское кино собирает огромную кассу на родных просторах, затмевая даже голливудские хиты, а также побеждает на национальных смотрах и международных фестивалях. В этом материале «КиноРепортер» обозревает не длинную, но насыщенную историю кинематографического чуда, охватившего, на минуточку, территорию по площади больше Индии и Аргентины.
Точкой отсчета для современного якутского кино вообще и для якутских хорроров в частности принято считать «Проклятую землю» («Сэттээх Сир») Эллэя Иванова 1996 года, что не вполне верно. Еще в 1986-м Алексей Романов, выпускник ВГИКа и первый профессиональный режиссер Якутии, впоследствии занявший пост худрука студии «Сахафильм», в качестве дипломной работы снял короткометражку «Мааппа» по рассказу Николая Максимовича-Чысхаан Заболоцкого «Девушка в камусах». А в 1992-м вышло «Летовье» («Сайылык») Семена Ермолаева. Эти три фильма и задали вектор развития якутских хорроров.
В «Мааппе» заплутавший среди снегов путник набредает на одинокую избушку, а внутри его встречает девушка-призрак. В «Летовье» пожилой мужчина приезжает в полузаброшенную деревню, чтобы приобрести там дом, остается ночевать и попадает в пограничную зону между миром живых и миром мертвых, откуда далее пытается выбраться. В «Проклятой земле» супружеская пара поселяется в доме на отшибе по соседству с древней старушкой и невидимыми тварями, которые любят кидаться в смертных лошадиным навозом и разными иными способами отравлять им существование. По этим кратким синопсисам уже можно понять, какие мотивы у якутских хоррормейкеров будут наиболее востребованы, – дома в глуши и призраки.
«Проклятая земля», несмотря на то что даже по меркам тех лет выглядела смехотворно, снискала бешеную популярность. Синее лицо, носящееся по экрану с диким воплем (такой там есть скример), до сих пор, говорят, населению республики поголовно снится в кошмарах. Но что важнее, фильм показал, что можно вот так, за три копейки, на коленке делать развлекательное и жуткое кино. Причем за вдохновением никуда ходить не надо, ведь якутская земля так и сочится жирной хтонью, хоть руками черпай, хоть лопатой загребай.
Чем последователи Эллэя Иванова и бросились активно заниматься – в смысле брать родной фольклор и делать из него на коленке кино ради собственного развлечения. Отсюда – все характерные для регионального хоррора черты: похожие или вовсе повторяющиеся мотивы и сюжеты, ярко выраженная эндемичность и ориентированность сугубо на якутскую публику (притом что русских в Якутии чуть меньше 40%, русские лица попадаются крайне редко, немногим чаще звучит русская речь), густой национальный колорит.
К середине нулевых якутские хорроры расплодились вовсю, заполонили местные кинотеатры, и количество по закону диалектики постепенно стало перерастать в качество. Но процесс, конечно, проходил неровно. Скажем, «Наахара» (2007) Марии Калининой – испытание для сильных духом: местами потешное, но в целом малосмотрибельное любительское недоразумение, явно вдохновленное «Ведьмой из Блэр». Причем в сиквеле, за авторством уже Евгения Павлова, который вышел 4 года спустя, ситуация не то чтобы сильно выправилась, хотя это уже более-менее напоминало настоящее кино в формате found footage.
Зато «Бесплодные земли» («Сибиэннэх сир», 2008) – подлинная жемчужина. Для исключительно тонких ценителей, но все же. По сюжету, мать с дочкой приезжают в какую-то деревню, мать там устраивается учительницей в школу, и с ними начинает происходить всякая чертовщина. К слову, о повторах: «Призрачный хомус» («Күлүк Хомус», 2018) начинается примерно так же, но затем обосновывается на территории поджанра про демонических детей. Тогда как «Бесплодные земли» сворачивают куда-то в сторону «Сайлент Хилла» и оттуда еще черт знает куда. Среди жителей деревни, например, обнаруживается толстый мужик, бросающийся на людей с бензопилой, а в одном из домов под потолком висит огромное пульсирующее сердце, и это, между прочим, еще не самое странное.
Персонажи якутской мифологии, естественно, в местных хоррорах фигурируют постоянно, и речь не только об иччи – духах, привязанных как к материальным объектам, так и к идеям и явлениям (что-то вроде монад Готфрида Лейбница). Есть и куда более причудливые представители потустороннего царства. В числе которых Албасты – агрессивный злыдень в облике женщины, способный забить жертву до смерти своими длинными грудями. В «Паранормальном Якутске» (2012) Константина Тимофеева Албасты терроризирует молодую пару в их арендованном жилище, но почему-то вышеописанный способ расправы так и не применяет, даром что он излагается в предваряющей ленту энциклопедической справке. Сам фильм притом, как несложно догадаться, копирует «Паранормальное явление», и копирует, надо сказать, умело: та же убедительная (и скучноватая) имитация любительской съемки с теми же пугательными приемами, только в антураже Якутска.
Со временем в якутских хоррорах к первоначальной фолк-основе примешивалось все больше элементов чужих традиций и культур. Особо показателен в этом плане «Үөр» (переводится как «Злой дух») Евгения Павлова, вышедший в 2013-м, своеобразный аналог «Изгоняющего дьявола» про девочку, которая нашла в подвале старинный медальон, и оттуда в нее переселилась сущность в виде женщины. Фильм, якобы основанный на реальных событиях, снят в крайне неординарном формате: наполовину псевдодокументальная бытовая зарисовка, наполовину стилизация под телевизионные шоу про экстрасенсов и прочую мистику низкого сорта. Причем стилизация такая, что определить, насколько она намеренная или не намеренная, трудно.
Отец девочки в поисках содействия приходит к православному батюшке, тот ему отвечает, что надо креститься, но креститься почему-то не вариант, и отец идет к ведунье, а та, в свою очередь, зовет шамана, и уже шаман наконец совершает над бесноватой необходимые манипуляции. Параллельно все происходящее зрителям на камеру косноязычно разъясняет и комментирует анонимный буддийский лама – в качестве приглашенного эксперта. При чем здесь вообще лама, непонятно, но без него совершенно точно было бы не то, так что почему бы нет.
Как видим, тематический диапазон якутских хорроров довольно ограничен: никаких тебе маньяков, вампиров (кровососущий призрак из альманаха «Сэттээх» не в счет), монстров, бешеных животных или инопланетян, сплошь духи да демоны. Редкое исключение – «Республика Z» (2018) Степана Бурнашева, крепкий сердитый зомби-треш, в остальном же все приблизительно одинаково, чему, однако, есть логичное объяснение. Якутские хорроры выросли на почве родной традиции, пустив в нее глубокие корни, и рост этот был стремителен – за 30 лет от чего-то среднего между ар-брют и художественной самодеятельностью через кустарные микробюджетные поделки до таких высот, где парят Роберт Эггерс с Ари Астером. При этом совсем без влияния внешних источников, конечно, не обошлось, но доминирующим оно никогда не было и вряд ли будет.
На примере тех же Степана Бурнашева и Костаса Марсана легко проследить, как от фильма к фильму они прибавляли в качестве. Для Марсана «Иччи» всего лишь вторая работа – первой был недурной, но еще со следами кустарности нуар «Мой убийца». Бурнашев после упомянутой выше «Республики Z» в этом году выстрелил ошеломительным триллером «Черный снег», который играючи заткнет за пояс «127 часов» Дэнни Бойла. Если так и дальше пойдет, то уже в обозримом будущем Якутск переименуют в Нью-Голливуд, а Голливуд – в Старый Якутск.
Комментарии