Барри Кеоган и Франц Роговский в неукротимой драмеди о взрослении и поисках себя.
12-летняя Бэйли (Никия Адамс) живет в обшарпанном доме, где вечно ошивается толпа веселых бездельников. Один из них – ее батя Баг (Барри Кеоган), слишком молодой и беспутный, чтобы о дочке заботиться. С очередной девицей он мутит три месяца, а уже намерен жениться. Перспектива щеголять в идиотском наряде подружки невесты Бэйли не радует, и вообще все бесит, поэтому она назло родичу стрижется под мальчика, заявляется на пацанские тусы, куда ее не звали, слоняется по улицам, снимает на телефон пташек, парящих в бархатном небе, и ночует под звездами в поле. Где и встречает таинственного мужика бомжеватого вида (Франц Роговский), который передвигается странной прыгающей походкой и Птицей себя называет.
В 2004-м британка Андреа Арнольд завоевала «Оскара» за коротыш «Оса», а за те 20 лет, что отделяют ее от «Птицы», стала признанной мастерицей соцреализма и любимицей Канн (три награды жюри – не хухры-мухры). Ее лучшие фильмы, «Аквариум» и «Американская милашка», – о том же, в сущности, что и «Птица». О неустроенных девушках, которые ищут себя в не самом справедливом, дружелюбном и безопасном мире, но мир этот – единственный, что у них есть. Делать нечего, надо вертеться и выживать.
В «Американской милашке», как из названия видно, Арнольд махнула в Штаты и языком палящего летнего солнца написала оклахомскую балладу взросления, где Спрингстин и Mazzy Star журчали на саундтреке, а юная Саша Лэйн в роли симпатяги Стар была реально суперзвездой. Теперь Андреа вернулась в родные края и сняла свой самый живой фильм, добавив секретный ингредиент: каплю магии.
Стартует «Птица» как вполне типичная зарисовка об отщепенцах и маргиналах из грязных халуп, где постоянно кто-то квасит, дымит, разрывает барабанные перепонки (свои и чужие) оглушительной музыкой и пьяным гоготом будит спящих детей. Детишек тут полным полно, да и сами взрослые тоже птенцы, ведь здесь спокойно рожают в 14, а в 30 превращаются в дедов и бабок. Мелких воспитывать трудно, созревать самой/самому – труднее вдвойне: болтаешься в трущобах, как перекати-поле, прибиваешься к сомнительной компании и однажды точно влипнешь в историю. Ждет это и Бэйли, которая взрослеет в экстремальном темпе и не питает иллюзий насчет того, что у нее, возможно, все выйдет иначе.
А потом она сталкивается с Птицей. Поначалу тот кажется обычным фриком, который любит торчать на крышах. Беззлобным юродивым, не способным навредить или всерьез к кому-нибудь привязаться. Но вскоре Бэйли узнает, что у Птицы есть план: он ищет родителей, потерянных много лет назад. У Бэйли родители вроде имеются, но по факту она такая же сиротливая душа, и на почве этой неприкаянности мужчина и девочка сближаются, а фильм осторожно сворачивает с ухабистой дороги соцреализма на тропинку реализма волшебного, сложнейшего жанра, с которым грамотно управляются единицы. Апичатпонг Вирасетхакул, например, или Аличе Рорвахер. Подобное кино не переходит в разряд чистой фантастики или фэнтези, но брызги чего-то ирреального все же переводят его в иную плоскость, слегка сдвигают точку обзора.
В «Птице» этот прием применен всего в нескольких сценах, причем впервые используется достаточно поздно и развивается по нарастающей, эмоционально взрываясь в кульминации и тихо утешая в концовке. С роскошного опенинга, где Барри Кеоган влетает в кадр на электросамокате под рокот Fontaines D.C., с жабой в пакете и цепурой на голой груди, проходит полтора часа, и ты вдруг начинаешь воспринимать все совершенно иначе, словно меняешь линзы в глазах или стекла в очках. Аналогично меняется взгляд замкнутой злюки Бэйли, осознающей, что не такая уж беспросветная хмарь клубится вокруг. И эта истина в контексте «Птицы» вовсе не банальна – она кажется таким же неожиданным откровением, как и сам фильм, под завязку набитый кипучей энергией юности, заряженный шальной надеждой на лучшее (после)завтра.
Это нервная и суетливая картина, где все шумят, кричат, пляшут, дерутся, то плачут, то ржут, а камера Робби Райана («Бедные-несчастные», «Фаворитка») бесцеремонно впивается в лица на крупных планах, но потом отдаляется и следует за героями по пятам, дрожа при каждом шаге и лихорадочно дергаясь на бегу, внешне создавая эффект почти документальный, но не давая забыть, что кино все-таки игровое, и сама жизнь – игра для необузданного Бага-Барри, который мечтает зашибить деньгу на жабе и включает для нее «искренние песни», чтобы та выделяла целебную слизь. Не успеешь оглянуться, и беспорточные-безработные внезапно затягивают колдплеевскую Yellow, и фильм тоже turns into something beautiful, позволяя разглядеть невинность и чистоту даже в окружении продавленных диванов, впитавших дым тысяч дешевых сигарет. Веселей, рабочий класс!
Упоительное чувство настоящего, порхающая витальность и дикая энергетика сближают «Птицу» с другом хитом 2024-го – «Анорой» Шона Бэйкера. Последняя с акробатической лихостью балансировала между смешным балаганом и трагедией положений, вышибая дух опустошающим финалом. Первая тоже дает посмеяться до боли в боку и взгрустнуть до рези в сердечке, а в итоге не вышвыривает тебя в жизнь, полную отчаяния, но оставляет щелочку в дивный новый мир, открывшийся Бэйли благодаря чудаку с потертым рюкзаком за плечами. В «Птицу» чертовски приятно влюбиться. А ее хрупкая нежность под занавес года дарует более чарующее ощущение волшебства, чем все новогодние елки на свете.
Комментарии