«Беги, Бузыкин, беги»: О фильме про мужские кошмары «Осенний марафон»

«Осенний марафон», получивший награды в Венеции, Берлине и Сан-Себастьяне, 43 года назад готов был побороться даже за «Оскара». Но в дело вмешалась политика – после ввода войск СССР в Афганистан иностранцам резко разонравились советские фильмы. Зато теперь картину Георгия Данелии изучают даже в американских киношколах. 

Разговоры о картине «Осенний марафон» чаще сводятся к сплетням: о том, кто из участников съемок сам вляпался в любовный треугольник и чем это закончилось. Иногда – к байкам: о том, как чиновники из Госкино требовали, чтобы Бузыкин все же вернулся к жене, а как создатели фильма испугались, что финал получился антисоветским – в последнем эпизоде герои бегут в сторону финской границы.

А еще очень часто цитируются бессмертные фразы: «Тостующий пьет до дна», «Это чистый хлопок. Это дорого», «Я говорил ему, а он: «Коктейль, коктейль!» Хиппи лохматый!», «Алле! Ну что вы там молчите и дышите? Хоть бы мяукнули». И конечно, самое популярное: «Хорошо сидим».

Но ни цитаты, ни байки не объясняют, почему «Осенний марафон» оказался таким страшным, таким безжалостным, таким точным фильмом о безвременье и невозможности успеть за собственной жизнью. Почему именно эту картину относят к числу лучших историй о кризисе среднего возраста.

Вот переводчик Андрей Павлович Бузыкин (Олег Басилашвили). Он любит жену (Наталья Гундарева), любит любовницу Аллочку (Марина Неелова), любит весь мир. Он готов на все, лишь бы этот мир в нем не разочаровался. Он все время опаздывает, потому что постоянно пытается успеть то, что надо было сделать вчера.

Он оказывается в заложниках у собственной  безотказности: не может порвать с любовницей, не может огорчить жену, не может нахамить подлецу на работе. Бузыкин не в силах сказать «нет» бездарной институтской подруге, которая постоянно просит сделать за нее работу. Не хочет отпускать замужнюю дочь куда-то на Север, но все равно весело поет в микрофон «Мы едем-едем-едем в далекие края».

Иногда приходит сосед с бутылкой, и Палыч покорно пьет. До дна. Каждый день, ни свет ни заря, у двери появляется датский профессор Хансен, переводчик Федора Достоевского, зовет на утреннюю пробежку – и Andrej бежит за профессором, покорно изображая улыбку. На занятиях по переводу Бузыкин ругает студента: как можно писать «он бегал и убегал»? Надо придумать слова, близкие по смыслу, а то некрасиво получается!

Герой проживает чужие жизни, отражает чужой свет: хорохорится перед Аллочкой («Я хочу, чтобы ты модным был у меня был», – говорит героиня Марины Нееловой), переклеивает обои дома (жена улыбается в надежде, что, может, все еще уладится и начнется счастливая жизнь), пожимает руку подлецу, подлаживается, подстраивается. Вот так всю жизнь он подыскивает синонимы к своему «марафону». Но по сути – все равно получается, что он только бегает и убегает. Пытается успеть, пока мосты не развели. Пытается себя догнать. И никак.

Точнейший и тончайший драматург Александр Володин – автор пьес «Пять вечеров» и «Старшая сестра» – рассказал в фильме «Осенний марафон» собственную историю, историю своей любви. Он жил на две семьи (его сцена знакомства с женой описана в пьесе «Пять вечеров», которую экранизировал Никита Михалков в 1978-м – за год до выхода «Осеннего марафона»). Та женщина, которую в «Марафоне» играла Неелова, в реальной жизни родила Володину сына и умерла от разрыва сердца. У Аллочки тоже «сердце колет». Неудивительно: такая душная, такая безвыходная жизнь…

Изначально сценарий назывался «Горестная жизнь плута», и Бузыкин, alter ego Александра Володина, был обычным мерзавцем и вруном. По воспоминаниям и интервью драматурга видно, как ему не дают покоя «кляксы на жизни» – все эти «черные мысли, которые всех неврастеников мучат к рассвету». Но кино – продукт коллективный, и «Осеннему марафону» это определенно пошло на пользу.

Ироничный Георгий Данелия, в жизни которого тоже была «Аллочка», внес в сценарий собственный опыт. Марина Неелова вообще играла на экране свою жизнь, хотя имя ее «Бузыкина» никому не известно. Даже композитор Андрей Петров, тезка главного героя, был замечен в чем-то аналогичном…

И только Олег Басилашвили не понимал, как может мужчина любить сразу двух женщин. Вероятно, именно поэтому фильм получился настолько глубоким и страшным. Он не только о любви. Не о том, что «героя любят две такие бабы, Гундарева и Неелова», как говорили чиновники. И даже не только о застойной интеллигенции, болтающейся в советском безвременье.

Это фильм о творце, у которого не хватает сил. Иногда кажется, что Бузыкин – повелитель вселенной, который вынужден заниматься какой-то ерундой. Вот он ранним утром бежит от Аллочки домой, к жене. Пустой, промытый до прозрачности Ленинград, утренние поливальные машины – и Бузыкин останавливает поливалку, забирается в кабину, едет домой.

Или вот он у Аллочки, она говорит, что хотела бы попросить его об одном одолжении («не бойся, не о ребенке»), – и в этот момент по телевизору показывают детей. А вот Бузыкин разговаривает с Аллой из телефона-автомата. Чтобы поскорее закончить разговор, произносит: «Ну ладно, тут уже стучат» и раздраженно барабанит монетками в стекло. Никакой очереди, конечно, нет, но за кадром не то стучит молоток по железяке, не то звякает какой-то заевший механизм.

Бузыкин не врет, он придумывает мир. На самом-то деле он – повелитель всех этих пустых улиц, всех этих поливалок, телепередач, неудобных глаголов и мятых чувств.

Может быть, так себя ощущает каждый: если бы не зануда-жена, если бы не наглая любовница, если бы не алкаш-сосед, сколько бы я смог сделать! Бузыкину достается несколько минут счастья, одиночества, несколько минут, когда жена уже ушла, любовница еще не вернулась, датский профессор еще не позвонил в дверь.

Несколько минут для себя, когда он никому ничего не должен, – и вот Бузыкин хамит Василию Игнатьевичу, посылает прилипалу-Варвару, кричит на подлеца, объясняет студентам, что поблажек больше никому не будет. Живет наконец-то в полную силу… Целых пять минут экранного времени. А потом все сначала.

В одной из своих книг Георгий Данелия рассказывал историю о том, как в Италии его попросили назвать режиссера, больше всего повлиявшего на его творчество. Он собирался назвать Федерико Феллини и показать несколько эпизодов из «8 с половиной», а потом, в рифму, из «Осеннего марафона». Но не сложилось – не было субтитров, пришлось показывать отрывок из «Не горюй!». Но факт остается фактом: сам Данелия считал своего Бузыкина дальним родственником режиссера Гвидо Ансельми – героя Марчелло Мастроянни. Творец на распутье, демиург в безвременье.

Одни говорят, что это женское кино: дамы вертят бедным Бузыкиным как хотят, и даже всесильный Василий Игнатьевич боится своей жены. Другие, напротив, – что это кино мужское: журналист Юрий Рост справедливо определил «Марафон» как «фильм мужских ужасов». Зрительницы ненавидят Бузыкина за то, что он не в состоянии сделать выбор.

Да и женщины в фильме неприятные: жена-страдалица никак не может выгнать мужа, который над ней прямо-таки издевается. Любовница некрасиво навязывается Бузыкину и манипулирует всеми мужиками, которые ее окружают. Варвара, институтская подруга героя, – вообще исчадие ада.

«Осенний марафон» изучают в американских киношколах, и там студенты должны ответить на вопрос: можно ли назвать режиссера мизогинистом. Может быть, Георгий Данелия действительно ненавидит женщин? Нет. В фильме нет ненависти ни к кому, есть безвыходность. И покорность. И такая жалость ко всем этим людям, живущим не свою жизнь.

Это филигранно сделанное кино. Здесь работает каждая мелочь: например, Алла ждет своего Бузыкина у афиши фильма «Прокаженная». А кто же она еще? Или дядя Коля, сосед Аллы, предлагает: вот вы с Аллой поженитесь, я отдам вам свою комнату, а сам уеду в деревню. Дядю Колю играет Николай Крючков, и это идеальный выбор актера. Как будто все советское кино, все его постаревшие трактористы, танкисты и «парни из нашего города», все генералы и председатели колхозов говорят интеллигенту Бузыкину: живи как положено. Живи как советский человек. Ночуешь у девушки – женись. Вышел из туалета – руки вымой.

Эту роль должен был сыграть Евгений Леонов, один из любимых актеров Данелии, но, к счастью, этого не случилось. Ассистент по актерам Елена Судакова убедила режиссера в том, что «на дядю Колю Леонова пригласили бы сто режиссеров из ста». После этой фразы Данелия передумал, и Леонов стал Василием Игнатьевичем, соседом Бузыкина. Эта роль принесла ему награду на фестивале в Венеции.

Эпизод с пьянкой из фильма «Осенний марафон» вошел бы во все учебники по загадочной русской душе, если бы такие учебники когда-нибудь были написаны. Василий Игнатьевич объясняет мятущемуся интеллигенту Палычу и буржуазному профессору Хансену, как надо пить. Правила довольно просты. Тостуемый и тостующий пьют до дна. Уходить сразу, как выпил, нельзя – надо посидеть, посмотреть друг на друга, проникнуться.

Ставший в фильме датчанином немец Норберт Кухинке не был актером – московский собкор журнала Der Spiegel подходил идеально – он неплохо говорил по-русски и выглядел очень по-заграничному. Кухинке не понимал, что делать, как играть, как морщиться, выпив стакан водки. Для того чтобы он сморщился натурально, по слухам, пришлось налить ему настоящей водки в стакан. Этот дубль и вошел в финальный монтаж.

Весь «Осенний марафон» – как русская водка. В том смысле, что пробирает до самых кишок. Выпивка – пауза в осеннем марафоне. Выпил, выключил ненадолго мир, а потом опять – бежать, бежать, никого не обидеть, не расстроить, никому не нахамить. Не из трусости – из жалости. Потому что тостующий пьет до дна и всю эту жизнь ему тоже придется выпить до дна, всех своих Аллочек, все утренние пробежки, всех подлецов и всю любовь.

И вот об этом на самом деле «Осенний марафон», а не о том, кто от кого уходил и кто с кем пил. И еще о том, что хорошо сидим…