Юрий Стоянов: «Я заслужил сниматься с теми, кого люблю»

10 июля актер театра и кино, юморист, пародист, телеведущий и музыкант Юрий Стоянов празднует 65-летие. Артист вернулся к широкому зрителю с шоу «100янов», а следом покорил их сердца в образе добродушного и острого на язык деда Славы в сериале «Вампиры средней полосы».

Первый выпуск шоу «100янов» начинался с того, что вас, как Шварценеггера в фильме «Коммандос», находят где-то в лесной избушке и со словами «Вы нужны России» зовут в новый проект. Так все и было?

— Да, приблизительно. За исключением того, что я никогда не был отставным спецназовцем и в тот момент не рубил дрова в деревне. А работал в театре, много снимался, писал книжку и сознательно, почти агрессивно отвергал любые предложения, связанные с юмором на телевидении.

Почему отказывались?

— Хотелось попробовать себя в других амплуа, оправдать свою основную профессию – артиста театра и кино.

Зачем же вернулись в юмор?

— Истосковался по профессиональному баловству. Все-таки зритель ждет от меня именно таких персонажей, а я всегда готов их показать.

В шоу с вами в кадре Дмитрий Певцов, Виктор Сухоруков, Мария Аронова, Владимир Меньшов и другие большие артисты. Вы принимали участие в отборе партнеров?

— Да, конечно. Без личной человеческой симпатии я не умею входить в кадр. Это не самое мое профессиональное качество, но к 60 годам я заслужил сниматься с теми, кого люблю. И еще было одно очень важное требование: это должны были быть артисты, которые никогда не были засвечены ни в одном юмористическом шоу, не имели большого комедийного бэкграунда. Хотелось, чтобы они предстали перед зрителями в необычном для себя амплуа.

Стоит ли расценивать шоу как посвящение Илье Олейникову и «Городку»?

— Безусловно! И месседж, который я посылаю на небеса моему другу Илье, очень прост: «Посмотри, как много нужно потрясающих артистов для того, чтобы заменить тебя одного».

Ваше детство прошло в Одессе. Жванецкий, Карцев, Ильченко… Что в этом городе рождает столько людей с искрометным чувством юмора?

– Вместо ответа прочитаю мое стихотворение, называется «Одесса»:

Одесского трамвая кутерьма.
Он следует по третьему маршруту.
Где справа кладбище, а слева где тюрьма,
И остановки каждую минуту.
Здесь говорят соседу своему,
За поручень цепляясь в повороте:
«Хотите сесть? Так это вам в тюрьму.
Хотите лечь? Так это вам напротив».
И якобы давно слепой цыган
С гармошкой и веселой, хитрой рожей
Толстовский перескажет вам роман,
Представившись Карениным Сережей.
Споет вам про сиротскую судьбу,
От голода затягивая пояс,
Про маму в укороченном гробу,
Поскольку голову отрезал маме поезд.
И пожилой безногий инвалид
Начнет в трамвае тихо материться.
И станет ясно, что душа болит,
А ноги не болят уже лет тридцать…
Смешно и грустно. Детства угольки
Я раздуваю в смутную погоду,
Ведь посетить родные уголки
Мне запретили ровно на три года…

Дальше не могу цитировать – там очень жестко.

Вы в детстве пародировали советских политиков и школьных учителей. Вам никогда не прилетало за это от родителей?

— От мамы прилетало. Она работала заместителем директора по воспитательной работе в школе, где я учился. Когда меня отправляли в Москву, мама много раз повторяла одну фразу: «Держи там свой язык за зубами и помни, что тебя кормят родители-коммунисты». (Смеется.) В школе пародировал учителей, а дома для гостей – Брежнева. До тех пор, пока я самому Леониду Ильичу не рассказал анекдот про него в компании его внучки, которая училась в моем же институте, в ГИТИСе.

Вы показали пародию на Брежнева ему самому? Ничего себе! И как он отреагировал?

– Он сказал: «Юра, никогда больше не рассказывай анекдоты про Брежнева. Потому что у меня Леонид Ильич получается лучше».

Вы ведь виртуозно на гитаре играете…

— Она спасла мне жизнь в прямом смысле этого слова, кормила меня и одевала. Ну что у меня зарплата была во времена работы в БДТ? 100 рублей. Через 3 года к зарплате 120 рублей добавились алименты 33%. А мне надо было соответствовать статусу артиста лучшего в стране театра и приходилось искать деньги на стороне. Я выступал по всяким клубам, ЖЭКам, воинским частям, психбольницам, тюрьмам. Это невероятный опыт общения с очень разным зрителем, который мне пригодился в дальнейшей актерской жизни.

А какое место выступления было самым диким – сумасшедший дом или тюрьма?

– У меня было много страшных концертов, скажу вам честно, но выделю один. Мы играли в городе Кунгуре, который окружают зоны и тюрьмы. Во время нашего выступления, тогда уже в паре с Ильей Олейниковым, зал был полностью пьяный. И хороший концерт там смотрелся бы не органично, поэтому наш прошел соответственно реалиям. И в конце я, кланяясь, тихо сказал: «За что? Господи, как же стыдно…» А мой партнер Илюша, улыбаясь, сквозь зубы прошептал: «Все нормально, Юрик, ты здесь на один день, а они на всю жизнь».

В 2001 году вы вместе с Ильей получили звание народного артиста.  

– Ой, как давно! Мне было тогда 43 года. Рано дали!

Это, кстати, уникальный случай, что вам двоим сразу дали «народных».

– Благодаря двум людям, как я понимаю. Канал «Россия» представил нас к званию. Это тоже уникальный случай, мы ведь не были сотрудниками канала, просто делали программу «Городок» и продавали ее вещателю. А в Кремле сидели какие-то люди еще со времен Иосифа Виссарионовича в наградном отделе, которые, руководствуясь инструкциями 1930-х годов, сказали: «Нет такого положения, нельзя, не побыв 5 лет заслуженным артистом, стать народным». Но свое мнение высказали Олег Павлович Табаков, с которым я не был тогда знаком, и в тот момент глава президентской администрации Волошин, который сказал дословно: «Вручайте, подписывайте, подписывайте. Ваше дело – привести в соответствие реальное положение дел с вашими инструкциями. Поскольку они являются народными, наша задача это зафиксировать». Я был очень удивлен и польщен этой фразой.

Вас знают, конечно, как актера комедийного, и тем интереснее было смотреть драму «Человек у окна», где вы совсем другой. Насколько важны для вас подобные работы?

– Это лучшее, что я сделал в кино на сегодняшний день. Но опять же, для того чтобы это произошло, должно было сойтись очень много всяких обстоятельств. Канал «Россия» решил, что пришло время показать меня зрителям в другом качестве – как драматического киноактера. Дальше встал вопрос материала. Его написал мой друг, сейчас он уже маститый сценарист Илья Тилькин. А тогда он был мальчиком, который принес мне пьесу «Перезагрузка» и сказал: «Юрий Николаевич, я вижу только вас, сыграйте ее, пожалуйста». И я тогда вернулся в театр, в 2000-м, и сыграл эту главную роль. Так началась наша дружба. А фильм – результат очень длительного общения и наговоров на магнитофон моих каких-то историй, впечатлений, вообще моей жизни. Поэтому «Человек у окна» – в большой степени личное высказывание, оформленное и сочиненное еще и очень талантливым человеком. А еще и режиссер Месхиев – такой уровень! В остальных лентах я снимался как артист, которого приглашали. Но вы знаете, ни в одном фильме не проходил кинопроб и не буду.

Еще более заметный ваш проект – фильм Никиты Михалкова «12». Ваш герой, директор телекомпании, был воспринят многими как самый противный автору персонаж. Так ли это, и если да, то вас это смущало или, наоборот, стимулировало?

– Смущало изначально. Он был сделан очень схематично, это было совершенно очевидное высказывание по поводу топ-менеджеров телевизионных компаний. Мне даже грим Дмитрия Лесневского и прическу Константина Эрнста делали, но мы с Никитой Сергеевичем в итоге придумали вместе некоего молодого человека, который провел большую часть жизни в Англии, получил блестящее образование и вынужден вернуться в Россию, и здесь его все не раздражает, а ужасно удивляет, но как-то по-детски, без ненависти. Второе его качество – он безумно любит маму. И когда надо принимать решения, за все отвечает мама – что им есть, с кем спать, кто будет женой, кем ему работать, что говорить на работе, как проводить совещания. Но разве в том, что человек любит свою мать, есть что-то плохое? Тогда в этой роли появился юмор и объем. Мне она очень нравится, хотя текст умещается на двух машинописных страницах.

Говорят, конфликт отцов и детей часто возникает из-за того, что у каждого поколения свой юмор…

– Я никогда об этом не думал. Стараюсь слышать, как и над чем шутят сейчас молодые. Могу не соглашаться, протестовать, отвергать, но не могу этого не знать и не учитывать. Поэтому я и был одним из первых, кто принципиально и горячо приветствовал появление Comedy Club. Как другой способ мыслить и шутить.

Как вам нынешнее повальное увлечение стендапом?

– С интересом, но без особого восторга, если честно. В стендапе ценно то, что это гротесковая, матерная, юморная, какая угодно, но в любом случае – исповедь. Ведь этот жанр идет от личности человека, его биографии, личных переживаний, возмущений, открытий, от того, что он любит и ненавидит. Но не принимаю, когда в стендапе отсутствие актерских навыков компенсируется похабщиной. Для меня самый лучший стендапер, которого у нас, кстати, не очень в этом качестве знают, это Эдди Мерфи.

А чем занимаетесь в редкие выходные? Книги, сноуборд, вечеринки, дискотеки?

– Можете меня представить на сноуборде? (Смеется.) Мое свободное время – это дочка и попытка хотя бы сделать вид, что я принимаю участие в ее воспитании. Еще играю на гитаре, стараюсь смотреть практически все новинки кино. Но вот сам в кинотеатр не хожу, почему-то там все время засыпаю. Еще вокруг все жрут попкорн, мне тоже хочется, а нельзя, надо следить за собой. Так что сериалы и фильмы только дома. И к сожалению, вот со стыдом должен признаться, крайне редко беру книгу в руки в последнее время. Но наверстываю это максимально в отпуске.