Переходный возраст: Выйди и зайди нормально

«Переходный возраст» – самый обсуждаемый сериал Netflix последних лет. Он зацепил за живое и тинейджеров, и их родителей. А еще социологов, психологов, педагогов – даже бездетных. Фильм обнажает критический разрыв между поколениями в той же мере, как 40 лет назад это сделало «Чучело» Ролана Быкова.

По сюжету, 13-летний мальчик убивает свою одноклассницу на парковке супермаркета. Что делать, решать уже поздно, остается вопрос, кто виноват. На него авторы сериала пытаются ответить с разных точек зрения – родителей, школьных учителей, психолога и в итоге приходят к выводу, что виноваты все. И одновременно никто.

У Джейми из «Переходного возраста» была вполне обычная жизнь. Может, не лучше, но и уж точно не хуже, чем у других: полноценная семья, где мама с папой все еще любят друг друга, своя комната, компьютер и модные кроссовки, отличные оценки в школе. Что могло случиться такого, что однажды Джейми подойдет на парковке к девочке из параллельного класса, нанесет ей несколько ударов кухонным ножом, а потом спокойно вернется домой и ляжет спать в обнимку с плюшевым мишкой?

«Переходный возраст» пытается ответить на этот вопрос. Каждую серию предваряют титры с детскими фотографиями тех, кто на этот раз будет в центре внимания – старшая сестра или детский психолог. Так в финале фильма «Покровские ворота» (1982) на нас смотрели совсем юные Костик и Аркадий Велюров, но в советском фильме это выглядело чистой ностальгией, а в «Переходном возрасте» запрос другой: все мы когда-то были этими невинными детьми, у которых все было как бы нормально.

Проблема взаимоотношений отцов и детей не менялась со времен Ивана Тургенева, но не так уж часто авторы, выбравшие ее своей главной темой, попадали в цель. И каждый раз это было событие. «Переходный возраст» задел чувства зумеров примерно так же, как, например, фильм Юлия Райзмана «А если это любовь?» (1961) – советское послевоенное поколение, а «Курьер» (1982) Карена Шахназарова – детей перестройки. По статистике, каждый седьмой ребенок в возрасте от 11 до 17 лет страдает от депрессии и поведенческих нарушений. Уверены, эта цифра мало менялась на протяжении последних десятилетий.

«А если это любовь?» опередил свое время настолько, что и сейчас смотрится вызывающе. Двое влюбленных подростков оказываются жертвами ханжества взрослых: мальчик в результате бросает школу, девочка пытается покончить жизнь самоубийством (да, в советских фильмах было и такое!). Естественно, они расстаются: здесь вам не Верона начала XVII века, никаких Ромео и Джульетт в советском коллективе не потерпят. 

Выход картины сопровождался скандалом, против него выступила лично министр культуры Екатерина Фурцева, и только фронтовое прошлое режиссера помогло фильму избежать «полки». Но не цензуры – часть эпизодов была вырезана. А между тем, возможно, это была первая попытка в истории советского кино честно поговорить о подростке – о его проблемах и его чувствах.

Первая любовь – вообще одна из главных причин детских психологических травм. Даже если эта любовь взаимна, взрослые почти никогда не способны ее принять. Картина Ильи Фрэза «Вам и не снилось…» (1981), как известно, была снята по повести Галины Щербаковой, которая, в свою очередь, переработала сюжет «Ромео и Джульетты». Но поколение родителей, как выяснилось, никаких уроков за прошедшие пять столетий не извлекло. Вроде бы любящая мама и интеллигентная бабушка и в конце XX века были способны довести любимого ребенка до суицида – лишь бы он не встречался с «неправильной» девушкой. У Галины Щербаковой в романе отсутствовал хеппи-энд, и Ромка выпадал из окна с летальным исходом.

В эталонной советской драме о взрослении Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника» (1968) маленькая трагедия девятиклассницы Нади Огарышевой оказывалась в тени высокой трагедии Генки Шестопала. Потому что Генка писал в сочинении философское: «Счастье – это когда тебя понимают», а Надя – мелкобуржуазное, мещанское: «Счастье – это муж и дети». И если первого нонконформиста зрители, в общем, понимали и поддерживали, то 15-летнюю мещанку в пионерском галстуке вовсе нет. Оказывается, откровенность – совсем не та роскошь, которую подросток когда-либо мог себе позволить.

В «Курьере» уже не только родители не могут понять детей («А молоко-то он все равно пьет из банки!»), но уже и дети не могут понять друг друга. Вселенная главного героя Ивана Мирошникова никак не пересекается ни с вселенной Кати Кузнецовой, ни даже с вселенной его лучшего друга Базина. У кого нет зимнего пальто, вряд ли поймет мечту про «длинный алый шарф, магнитофон и маленькую собачку», подросток из Люберец имеет мало общего с принцессой Бульварного кольца. Это если честно, как говорила Катя.

В «Переходном возрасте» Джейми также окружают дети с других планет, да и он – инопланетянин с их точки зрения. Девочки в коротких юбках не обращают внимания на домашних мальчиков, интересующихся промышленной революцией XVIII века. Джейми пытается стать частью стаи и проваливает эту попытку. То, что травля, пассивный, хорошо спрятанный от взрослых буллинг происходит в соцсети, а не в школьной столовой (там травля иной формы), – ничего не меняет.

В самом жестоком советском фильме про подростков – драме Ролана Быкова «Чучело» (он остается таким уже 40 лет) – непонимание ребенка окружающими доходит до мрачного абсолюта. Лена Бессольцева – жертва не только жестокости одноклассников, но и молчаливого равнодушия взрослых, родителей других детей, учителей. Даже добрая «классная» Маргарита Ивановна до такой степени занята собственными делами, что не видит разворачивающейся на ее глазах трагедии.

Это тот же самый вакуум, что и в «Переходном возрасте»: трагедия не внешняя, а внутренняя развивается буквально на глазах у всех. Просто у 13-летнего Джейми из «Переходного возраста», в отличие от 13-летней Лены из «Чучела», не хватает моральных сил и внутреннего стержня. «Жизнь всегда такая дрянь или только в детстве?» – спрашивала маленькая Матильда у соседа, оказавшегося наемным убийцей, в фильме Люка Бессона «Леон» (1994). «Всегда», – честный ответ для любой эпохи. Но в подростковом возрасте особенно.

«Плечи теленка, сердце ребенка», – ставит «диагноз» Мите Лопухину доктор в «Ста днях после детства» (1975) Сергея Соловьева. В подростковой трилогии Соловьева – далее были «Спасатель» (1980) и «Наследница по прямой» (1982) – драма ребенка, расстающегося с детством, но еще не готового к взрослой жизни, смягчена акварельной палитрой кадра и музыкой Исаака Шварца, но что это меняет?

Чем ближе к нашему времени, тем беспощаднее становятся авторы. Сериал Валерии Гайи Германики «Школа» (2010) проводит ироничные параллели с «Доживем до понедельника» (1968) Ростоцкого – девятиклассники в наше время, впрочем, не имеют никаких границ, свободно меняют сексуальных партнеров, становятся эмо и скинхедами по выбору. «Класс коррекции» (2014) Ивана И. Твердовского – это и вовсе наш «Триер для маленьких» – персональный ад ребенка-инвалида, который не может попасть в школу из-за отсутствия пандусов, но вызывает у взрослых лишь снисходительное раздражение.

В одной из лучших картин на эту тему «Что-то не так с Кевином» (2010) Линн Рэмси мать пытается понять мотивы поведения своего сына, рожденного и выросшего, казалось бы, в любви, но в 15 лет устроившего резню в школе, а заодно и у себя дома. С мрачной ухмылкой он пускает боевые стрелы в спины бывших одноклассников, маленькой сестры, доброго папы. Мать принимает на себя вину, хотя очевидно, что не каждый ребенок, коляску с которым ставили рядом с работающим буром, чтобы заглушить младенческие вопли, станет впоследствии маньяком-убийцей.

«Прости, сынок, мне нужно было сильнее стараться», – говорит отец Джейми в финале «Переходного возраста». Его слова обращены уже не к сыну, который домой вернется не скоро, а к пустующей кровати в детской с игрушками от «киндер-сюрприза» на прикроватном столике, оклеенной «космическими» обоями. Но трагизм в том, что даже удвоенное старание родителей не гарантирует хеппи-энда. Быть подростком – это всегда немного лотерея, в которой лучше не проигрывать.