Все любят погорячее: 60 лет классическому фильму «В джазе только девушки»

В середине 1950-х студийная система в Голливуде рушилась — звезды уже не были намертво привязаны к шести студиям-гигантам, поделившим между собой киножанры. Формировалась система независимого кинопроизводства: режиссеры больше не обязаны были выбирать актеров из студийных «конюшен», и звезды стали получать не фиксированную плату, а процент от сборов. В этой почти революционной обстановке режиссер Билли Уайлдер и снял «Некоторые любят погорячее» (оригинальное название картины, — КР).

Историю о том, как два музыканта в дамской одежде поехали на гастроли с женским ансамблем, Уайлдер и его соавтор И.А.Л. Даймонд позаимствовали из немецкой комедии «Фанфары любви» (1951), которая, в свою очередь, была ремейком французской ленты «Фанфары брака» (1935). Уайлдер считал оригинал сырым, третьесортной поделкой, вдобавок совершенно несмешной. Его раздражали длинноты, когда персонажи старательно переодевались в кадре в женщин, убивая тем самым весь комический эффект от своего преображения.

К тому же немецкий фильм был чопорным — в мизансценах не было и десятой доли той эротической двусмысленности, которой искрил впоследствии почти каждый эпизод ремейка Уайлдера. И главное, в нем не было такой звезды, как Мэрилин Монро.

Билли Уайлдер уже снимал Норма Джин Бейкер (она же Монро) в комедии «Зуд седьмого года» (1955) и отдавал себе отчет, на что подписывается. По актрисе можно было сверять часы наоборот — она ни разу не явилась на съемочную площадку вовремя. «Вместо того чтобы учиться у Ли Страсберга актерскому мастерству, лучше бы поехала в Швейцарию учиться пунктуальности у Patek Philippe!» — кипятился Уайлдер.

Тем не менее режиссер знал, что ни ослепительная Лиз Тейлор, ни элегантная Одри Хепберн не сделают его Душечку такой сексуально притягательной и одновременно смешной. Он хорошо помнил, как один вид Монро гипнотизировал публику — во время съемок знаменитой сцены на решетке метро в «Зуде седьмого года» она заставила замолчать целую улицу, лишь приложив палец к губам. «Если бы мне нужна была актриса, которая не опаздывает, я бы взял на роль пунктуальную венскую старушку, чтобы она сидела под дверью студии с пяти утра. Но кому охота на нее смотреть?» — резюмировал он свой выбор.

Получив от Уайлдера описание героини на пяти страницах, Мэрилин готова была отказаться — не затем она изучала систему Станиславского, чтобы снова играть глуповатую блондинку, не способную отличить парня от девушки. Согласиться на роль ее вынудили финансовые обстоятельства: муж Монро, драматург Артур Миллер, за пару лет совместного брака не написал ни одной пьесы, зато сочинял сценарий под названием «Неприкаянные», где Мэрилин могла наконец сыграть серьезную драматическую роль (по иронии судьбы ставшую для нее последней). Но деньги были нужны прямо сейчас.

Монро согласилась, и тогда возникла иная загвоздка. В немецком фильме не было никаких гангстеров, а притворяться женщинами музыкантов вынуждала безработица. Уайлдер же хотел усилить мотивацию персонажей и сделать их маскарад вопросом жизни и смерти. Он включил в сюжет знаменитую бойню в Валентинов день 1929 года, когда банда Аль Капоне расстреляла семерых ирландцев, и сделал своих героев ее свидетелями. Теперь действие фильма происходило в ревущие 1920-е, и, чтобы стилизовать его под классическое гангстерское кино, режиссер решил снимать на черно-белую пленку.

Он поделился своим замыслом со знаменитым продюсером Дэвидом О. Селзником, а тот покрутил пальцем у виска — мол, нельзя смешивать жанры и вставлять в комедию сцены убийства. Но Уайлдер не зависел от подрастерявшего чутье Селзника — у него был контракт с независимой продюсерской компанией братьев Мириш, которые предоставили ему самому принимать такого рода решения. Беда была только в том, что Мэрилин хотела сниматься в цвете. Переубедить ее удалось, только показав кадры, где скрывавший щетину плотный грим на лицах Тони Кертиса и Джека Леммона на цветной пленке отсвечивал синевой.

А пока Монро обуревали творческие амбиции, ее партнеров заботили совсем другие материи. Кертису не нравились приталенные платья, в которых они с Леммоном выглядели неуклюже, и он настоял, чтобы новые наряды им шил одевавший Мэрилин Орри-Келли — выдающийся голливудский модельер. Платья получились великолепными, и Орри-Келли заработал за них впоследствии своего третьего «Оскара», но первая примерка оказалась для Кертиса жутким стрессом. Он боялся выйти из своей гримерки и дождался, пока Леммон покажется в женском наряде первым: «Джек вышел расхлябанной танцующей походкой, и я подумал: «Боже, он выглядит так, будто на панель собрался! Я буду держать себя иначе — как настоящая леди».

В качестве образца для подражания Кертис выбрал Грэйс Келли, а в мужской своей ипостаси, изображая миллионера, он решил копировать Кэри Гранта, пародируя его образ из «Филадельфийской истории». Когда актерам подобрали грим и прически, Уайлдер скомандовал: «А теперь отправляйтесь в женскую раздевалку!» Невозмутимый Леммон и дико смущенный Кертис так и сделали — и никто из актрис не обратил на них никакого внимания, посчитав женщинами.

Монро была знакома с Кертисом с 1949 года, тогда у них даже случился мимолетный роман (по другой версии — совсем не мимолетный). «Когда мы снова встретились на съемках, я сомневался, что она меня узнает, хотя обычно девушки меня не забывают. Но она спросила: «А где твой «Бьюик» с откидным верхом?» На нем я обычно возил ее на свидания». Что-что, а эротическое напряжение между актерами было неподдельным: во время съемок легендарной сцены на яхте, где Душечка соблазняет мнимого нефтяного магната, у Тони возникла эрекция, и съемки пришлось остановить, чтобы актер успокоился.

После выхода фильма Кертиса буквально замучили вопросом, каково это — целоваться с самой сексуальной актрисой Голливуда. И однажды он не выдержал и ответил, что предпочел целоваться с Гитлером. Журналисты, конечно же, сотворили сенсацию на ровном месте, и Тони пришлось годами объяснять, что это была всего лишь неудачная шутка.

И все же, несмотря на, скажем так, неравнодушное отношение к Мэрилин, у Кертиса, как и у Леммона, были веские причины злиться на нее. Они изнывали, часами стоя на каблуках в плотном гриме, и без устали подавали ей реплики, а она не могла правильно произнести в ответ самую короткую фразу — бессонница и смесь стимуляторов с барбитуратами давали о себе знать.

«Вытаскивать из нее реплики было все равно что рвать больной зуб, только боль при этом чувствовал не пациент, а дантист», — вспоминал Уайлдер. Ему приходилось делать по сорок дублей подряд и писать для Мэрилин слова на выдвижных ящиках декораций. К тому же она могла часами сидеть в своем трейлере, пока вся съемочная группа простаивала в ожидании.

Однажды боготворимый ею педагог Ли Страсберг, учивший актрису системе Станиславского, спросил, понимает ли она, что негоже заставлять других людей ждать? На что Монро, стушевавшись, пролепетала в ответ: «Я ведь тоже всю жизнь только и делала, что ждала…» Уайлдер относился к ней с ангельским терпением. «У меня нет проблем с Мэрилин, — говорил он. — Это у Мэрилин есть проблемы с Мэрилин».

На съемках актрису постоянно сопровождала Пола Страсберг — первая жена Ли, которую она выбрала в качестве персонального коуча. Монро готовилась с ее помощью к роли и оглядывалась на Полу после каждого дубля, а та неизменно повторяла: «Расслабься!» Эта женщина, которую на студии прозвали «черным грибом» из-за нелепой шляпки, имела гораздо больше влияния на Мэрилин, чем все ее мужья и режиссеры, вместе взятые. Чертова Пола ужасно бесила Уайлдера, но Мэрилин прилежно смотрела ей в рот.

Сценарист Курт Сьодмак, однажды присутствовавший на съемках, вспоминал: «Билли попросил ее сыграть сцену, но Мэрилин, ничуть не смущаясь, заявила ему: «Мистер Уайлдер, пожалуйста, не объясняйте мне, как играть — вы противоречите моей концепции роли!» Я никогда не видел, чтобы он позволял кому-то другому так с собой обращаться».

После окончания съемок режиссер скажет в одном интервью, что только теперь снова может спать ночами и даже смотреть на жену, «не содрогаясь от ужаса перед тем, что она тоже женщина». Прочитав это, Монро и Миллер отправят Уайлдеру телеграмму: «Мэрилин Монро — соль земли». Однако к премьере картины все разногласия между актрисой и постановщиком сойдут на нет.

Фильм не вызовет сначала большого ажиотажа у публики, но постепенно наберет популярность и продемонстрирует хорошие сборы, хотя и не принесет огромной прибыли, в том числе из-за процентных отчислений актерам. Зато Кэри Грант останется доволен тем, как его спародировал Кертис. Уайлдер снимет с Леммоном еще шесть картин. Спустя три года Мэрилин исполнит роль своей мечты в «Неприкаянных» и умрет при загадочных обстоятельствах, завещав все Поле Страсберг.

Финальная фраза комедии «Никто не совершенен!» станет крылатой, и впоследствии ее напишут на могильной плите Билли Уайлдера. А в 2000 году Американский институт киноискусства включит ленту «В джазе только девушки» в сотню лучших комедий всех времен под почетным первым номером.