«Пигмалион»: Стимпанк и молодежный сленг на сцене Театра сатиры

В Театре сатиры – авторская версия «Пигмалиона»: бессмертный текст Бернарда Шоу режиссер Виктор Крамер разбавил современным сленгом и интернет-мемами. Пугает? На самом деле прием оказался не просто рабочим, но и невероятно смешным – пикировки аристократов превращаются в настоящие баттлы, которые доставляют удовольствие как самим актерам, так и публике. Рассказываем о том, чего еще ждать от яркой театральной премьеры.

Фабула произведения осталась прежней: профессор фонетики Генри Хиггинс посредством упорных занятий превращает бедную цветочницу Элизу Дулитл в настоящую леди. Более того, на месте даже литературный финал, которым кинематографисты всего мира долгое время пренебрегали. Именно их стараниями в умах общественности «Пигмалион» воспринимается как приторная романтическая сказка, этакая негласная сестра «Золушки». Версия Театра сатиры возвращает зрителя к истокам – перед ним самая настоящая трагикомедия, в которой под пышными слоями гротеска скрывается острая сердечная боль.

Все дело в интерпретации. Виктор Крамер говорит, что для него известный сюжет Бернарда Шоу – это в первую очередь история любви. Она действительно повсюду: в восторженном взгляде Фредди и абсолютно завороженном – самого Хиггинса, не способного отвести глаз от своей Галатеи. В пространном монологе миссис Хиггинс, сотканном из метких цитат писателя из других произведений. В нежных объятиях, полных сочувствия и понимания. Чем ближе к финалу, тем сильнее это чувство проявляется на физическом уровне – под тонкими пальцами Элизы грубая какофония, извлекаемая из механического рояля, превращается в нежную мелодию (и Хиггинс снова замирает не в силах поверить своим ушам), а связующие два сердца нити становятся видимыми для всех.

У Сергея Чонишвили мощный голос и безупречная дикция: если кому и играть профессора фонетики, так это ему. При этом в характере его Хиггинса нет ни стальной холодности, ни мягкой обходительности. Ни в словах, ни в мимике Генри не сдерживают никакие правила приличия (хотя испытывать замешательство и стыд он способен, и наблюдать за этим – отдельное удовольствие), все вокруг он воспринимает как должное. Вспыльчивость и безволие становятся заметнее, когда он навещает деятельную и властную мать (Алена Яковлева). Под ее напором действительно сложно устоять, но если в миссис Хиггинс сильна жажда самой жизни, то ее сын унаследовал лишь азарт без сердца.

Сложная задача стояла перед Ангелиной Стречиной, которая играет сразу две версии героини. Элизу-цветочницу она выводит с комичной экспрессией: хрипотца в голосе, когда девушка вынуждена перекрикивать шум дождя и однообразный гул голосов, поначалу легкая неуверенность в своих силах. Однако именно в искренность и непосредственность Дулитл влюбляются окружающие ее мужчины. Когда же она превращается в ограненный бриллиант, от актрисы и вовсе нельзя отвести взгляд: грация, стать, отточенные движения, безупречные наряды. Стречина отважна и в почти акробатических трюках, и в смелых сценах: любуясь новой собой, она предстает почти обнаженной.

«Пигмалион» выдержан в стилистике стимпанка. На сцене – механические фонографы и огромный рояль, одежду героев украшают многочисленные винтики и шестеренки, а сами они пользуются причудливыми аппаратами. Задумка не только эстетическая: светская гостиная, например, повторяет форму громадной раструбы, и персонажам приходится как следует постараться, чтобы устроиться в ней поудобнее. Хореография тоже сложная – здесь и комическая последовательность действий, и требующая особой внимательности координация между актерами.

Конечно, от внешних обстоятельств никуда не деться, и классовый разрыв по-прежнему будет движущей силой сюжета. Но и тут режиссер нашел необычное решение, сместив фокус на представителей высшего света и показав, с какой скоростью новые тренды способны захватить почти любую аудиторию. Более рафинированная публика отчаянную попытку Хиггинса спасти положение, скорее всего, оставила бы без внимания, но вот семейство Хилл подхватывает новую манеру разговаривать с необычайной быстротой. И параллельно идут уже два процесса – прогресс и маргинализация.

Последняя, впрочем, тоже требует сноровки: спор брата и сестры напоминает искусную скороговорку, но когда в него вступает миссис Эйнсфорд (Ольга Суркова), дело принимает совсем другой оборот. К тому же ей удается донести до отпрысков жизненную мудрость в крайне непривычных выражениях – а это та самая ситуация, когда можно и посмеяться, и подумать.