Николас Холт: «Было сложно бегать по съемочной площадке на каблуках»

— Николас, вы волновались, когда представляли картину в Венеции?

— Конечно! Интересно же, как первый зритель воспримет фильм. У меня в нем отвратительная роль придворного мерзавца. Это сознательный выбор: хочется играть самых разных персонажей и не застрять в одном амплуа.

— Что запомнилось в работе с Лантимосом?

— С ним не заскучаешь. Он любит помещать своих актеров в необычные ситуации. До начала съемок у нас были репетиции, во время которых мы практически не читали диалогов и сценария, а все время занимались какими-то странными упражнениями: катались по полу, держались за руки, танцевали, прыгали друг на друга. Если нам приходилось произносить какую-то речь, то Йоргос настаивал на том, что после каждой фразы мы выкрикивали: «Что-что?» Я так и не понял, зачем ему это было нужно. Мне кажется, он хотел нас перегрузить физическими упражнениями и отвлечь от мыслей о своих героях. Когда дело дошло до съемок, он пожелал, чтобы мы выглядели идиотами и бегали как безумные по съемочной площадке.

— А что вы ожидали от режиссера?

— Обычно ждешь руководство, поддержку, обмен. Есть режиссеры, которые любят поправить: «Громче! Быстрее! Сделай что-нибудь! Стоп, не делай вообще ничего». Йоргос просто ходил вокруг и наблюдал за нами. Потом вдруг останавливался и, повернувшись к одному из нас, спрашивал: «В каком фильме вы сейчас снимаетесь?»

— Вы хорошо знакомы с его творчеством?

— Мне нравится его манера противостояния зрителю. Он любит провоцировать, вызывать эмоции прямо противоположные тем, что обычно ожидаются в определенной ситуации. У него очень интеллигентное кино и мрачный юмор. Йоргоса не интересует классическое построение сюжета и герои, которые превращаются из слабых в сильных и успешных в конце. Даже наша «Фаворитка» только на первый взгляд кажется исторической драмой. Думаю, с тем, что мы знаем из школьных учебников, она не слишком тесно связана. Хотя реальные факты в ней учтены, действие картины и ее персонажи очень современны. Например, героини воюют, вершат судьбы страны, влюбляются друг в друга. Мужчины же изображены полными идиотами, которые лишь суетятся и сплетничают друг с другом. Мой герой в расклешенном камзоле, на каблуках и с тяжелым макияжем гораздо больше похож на женщину, чем, скажем, героиня Рэйчел Вайс.

— Что оказалось самым трудным на съемках?

— Актерам оказывается большое уважение. Но нужно смириться с тем, что ты обязан строго следовать сценарию — нет никакой возможности импровизировать с диалогами или вносить предложения. Во всем остальном Йоргос довольно мил и никогда не изнурял нас многочисленными дублями. Сложнее всего было бегать по площадке на каблуках. Я не знаю, как справлялись мужчины той эпохи, но мне это стоило огромных усилий. Да и в сложный костюм облачаться приходилось целый час. Это здорово помогало перенестись в другую эпоху, но понять до конца тот странный эксцентричный мир мне так и не удалось.

— Вы бы не хотели жить при дворе королевы Анны?

— Никогда! Я не смог бы выжить в таком суровом мире, полном интриг и манипуляций. Кроме того, по натуре я человек простой, мне чужды подобные экстравагантность и манерность.

— Разве кино не является миром, полным манипуляций и экстравагантности?

— Думаю, что в любом бизнесе не следует быть слишком прямолинейным. Верно и то, что во все времена люди манипулируют друг другом. Но, думаю, я везунчик — до сих пор мне попадались исключительно порядочные люди. К тому же я не испытываю особое удовольствие, бросая апельсины в обнаженных мужчин.

— Кстати, про эту сцену! Вы думаете, так оно и было в те времена?

— Мне кажется, наш сценарист Тони МакНамара хорошо поработал над изучением этого периода истории. И скорее всего, многое из показанного происходило на самом деле. Разница лишь в том, что у кино есть некоторые особенности: оно слишком прямолинейно в своей визуальности, широкий экран сильнее драматизирует события и эмоции, чем это есть на самом деле. Даже если в реальной жизни человек — умалишенный, на экране его безумие станет более выразительным и шокирующим, тому способствуют звук, ракурс, монтаж. Однако сцена с апельсинами показалась мне уж чересчур странной. И когда я в тот день вернулся домой после съемок, моя девушка, как обычно, спросила: «Как прошло? Чем сегодня занимался?» И я ответил: «Думаю, хорошо! Бросал апельсины в голого мужика». До сих пор помню взгляд, которым она меня одарила.

— А раньше приходилось делать что-то необычное перед камерой?

— Однажды я оказался в кадре обнаженным рядом с убитой лошадью.

— Вам сложно по окончании съемок расставаться со съемочной группой?

— Когда я был ребенком, каждый раз испытывал болезненные эмоции при прощании с людьми, с которыми провел много времени. С возрастом я к этому привык. Сейчас мне сложнее менять образ жизни, потому что во время съемок я живу по расписанию с регулярными обедами. После распорядок резко меняется, а с ним уходит и режим питания. Это расстраивает!

— А как вы относитесь к папарацци, которые преследуют вас на съемках и вне их?

— О, я им очень благодарен! Никому лучше них еще не удалось составить мой семейный альбом. К сожалению, у меня самого на это не хватает времени.