Все страхи Бонапарта: «Наполеон» как напыщенный исторический анекдот

1793 год. Во Франции полыхает пожар революции. Королеву Марию-Антуанетту под улюлюканье возбужденной толпы ведут на плаху. А наблюдает за происходящим некто Наполеон Бонапарт (Хоакин Феникс), малоизвестный офицер с немалыми амбициями. После удачного штурма занятого роялистами Тулона 24-летний Бонапарт получает титул бригадного генерала и начинает стремительный взлет к вершинам славы и могущества. Правда, падения с подобных вершин всегда болезненны. И Наполеон вскоре изведает это на собственном опыте.

С деяниями знаменитого полководца знакомы все, кто хотя бы несколько раз появлялся на уроках истории в школе. Для кого-то эти познания ограничиваются Отечественной войной 1812 года и зубрежкой стихотворения «Бородино». Кто-то копает глубже и может хоть ночью перечислить все этапы в рамках наполеоновских войн. А фильм Ридли Скотта рассчитан на тех, кто затесался меж этих двух категорий. Чтобы приблизительно понимать, что вообще творится на экране, желательно вскользь пробежаться по списку ключевых персоналий эпохи. Однако от детального погружения в контекст настоятельно советуем воздержаться. Недаром мудрецы говорят: умножаешь познания – умножаешь скорбь. В случае с данной картиной излишние познания только навредят.

Дело в том, что даже по меркам игрового кино, не претендующего на абсолютную достоверность, «Наполеон» вышел довольно сомнительным. С одной стороны, сомнительность эта проявляется лишь местами. Основной сюжетный фундамент прочно базируется на знаковых вехах биографии императора, от подавления роялистского бунта и Египетского похода до фиаско при Ватерлоо и ссылки на остров Святой Елены. В космос он не летит, в XXI век не переносится, все чинно-благородно, в принципе. С другой – сомнительные места, назовем их приукрашенным художественным вымыслом, выпирают на общем фоне эдакими нарывающими фурункулами. Историю они не меняют. Не обогащают. Зато элементарная логика и здравый смысл в эти моменты дружно выходят из чата.

Например, во время упомянутого похода в Египет Бонапарт вдруг отдает приказ пальнуть из пушек по пирамидам. Даже если забыть или не знать о том, что реальный полководец с пиететом относился к древним артефактам, решение это все равно заставляет недоуменно пожать плечами. Припугнуть ли противника он пытался? Уязвить? Или просто прицел налаживал? Сценарист Дэвид Скарпа лучше знает, наверное. Но и он едва ли сможет объяснить, почему военачальник, галопом мчащийся к успеху, внезапно оставляет свои полки и спешит домой к дражайшей Жозефине (Ванесса Кирби), прознав, что та за его спиной согрешила с другим кавалером. Впрочем, то ли еще будет! Как думаете, почему Наполеон сбежал с острова Эльба, куда его сослали в первый раз? Потому что ту же Жозефину к Александру I приревновал!

При желании диковатым сюжетным выкрутасам можно придать концептуальное обоснование. Ведь Наполеон как император, воитель, завоеватель интересует Ридли Скотта куда меньше, чем Наполеон как чистой воды подкаблучник, слабовольный мужчинка, чуть ли не расстилаться перед Жозефиной готовый. Соответственно, всякие чудачества он вытворяет не как абстрактный властитель со страниц пыльных учебников, а как вполне себе живой товарищ со своими страстями и тараканами. По этой же причине, вероятно, в разгар битвы при Ватерлоо он хватается за сабельку, пришпоривает коняшку и мчится в самое пекло, раздавая удары направо-налево. В порыве эмоций, так сказать. 

Жаль, что с трудом удается представить, в какой альтернативной реальности верховный главнокомандующий на самом деле пошел бы на подобный шаг. Не менее сложно проникнуться и натянутыми отношениями Наполеона и Жозефины. Да, настоящий Бонапарт действительно неровно дышал к настоящей Богарне, заваливал ее амурными посланиями и все такое. Но в фильме их связь доведена до странного, порой откровенно смехотворного абсурда: как в том эпизоде, скажем, где Жозефина с драматичным видом раздвигает перед избранником ноги и так сидит несколько секунд без движения, пока зритель прилежно изучает сию сцену на предмет наличия скрытых смыслов.

Масла в огонь (точнее, водички на лед) подливают и уважаемые голливудские артисты. По отдельности-то Кирби с Фениксом способны горы свернуть. Вон какой надрывный перформанс Хоакин во «Всех страхах Бо» выдал, не оторваться. Здесь же оба ведут себя как едва знакомые люди, которые случайно встретились на съемочной площадке и неохотно согласились разыграть сценку-другую (только в постельных эпизодах в мужчине и женщине просыпается намек на энтузиазм). Второй и третий актерские планы в ленте вообще, по сути, отсутствуют. Вряд ли на следующий день вы вспомните пару-тройку лиц. Ладно хоть массовка во время битв эффектно смотрится. Сами битвы же – единственное, чем мистер Скотт по праву может гордиться.

Помимо мастерски поставленной осады Тулона, где французы ожесточенно рубятся в кромешной тьме, а затем пушки республиканцев палят по кораблям англичан (те поддерживают роялистов), в память врезается битва при Аустерлице. Важнейшее сражение, после которого распалась очередная антифранцузская коалиция, а Наполеон окончательно превратился в грозу всей Европы. Размахом и яростной энергетикой оно напоминает опенинг скоттовского «Гладиатора», где Максимус в аналогичной угрюмо-снежной атмосфере усмирял непокорных варваров. Досадно, что Бородинская битва изображена мельком, коротенькой нарезкой кадров. А вся Отечественная война свелась к пожару в компьютерной Москве и вылазкам тоже варварских на вид партизан, подвешивавших захватчиков на деревьях.

Ну зато нам в красках показали, как доблестные союзнические войска под началом герцога Веллингтона (Руперт Эверетт) не оставили от армии Бонапарта камня на камне при Ватерлоо! Неудивительно, что пресса после такого назвала «Наполеона» пробританской агиткой. На что сэр Ридли ответил в фирменной ворчливой манере: эти французы, дескать, даже самих себя не любят. В подобной расстановке акцентов впору углядеть тонкий троллинг, вот только 86-летний патриарх давненько не был замечен в заигрывании с сатирой. Поэтому так забавно читать его интервью, где он на полном серьезе заявляет следующее:

«История могла пойти по совершенно иному пути, если бы в день сражения при Ватерлоо Наполеона не сразил сильнейший приступ геморроя».

Соответствующая сцена присутствовала в фильме, но пострадала при монтаже. Поскольку, по словам сэра Ридли, от всего прочего отвлекала. Возможно, мы увидим ее в расширенной четырехчасовой версии, которую в народе ласково окрестили геморрой-катом. Только возникает резонный вопрос – решится ли кто-то потратить на нее драгоценное время, рискуя утонуть в лавине скоттовских фантазий, которым (теперь уже очевидно) далеко до нереализованных фантазий Стэнли Кубрика? Король-то в любом случае голый.

Замахнувшись на разрушение привычного наполеоновского мифа, собственный миф режиссер так и не создал, застряв где-то на полдороге. А могущественный император и жалкий влюбленный человечек смешались в образ анекдотического персонажа, который провел лучшие годы под нелепым девизом: «Я животное, и я ничто без тебя!»