Рецензия на новый фильм Джонни Деппа «Моди: Три дня на крыльях безумия»

«Моди» можно назвать долгостроем – экранизировать пьесу Денниса МакИнтайра, посвященную трем дням из жизни Амедео Модильяни, еще в конце 1970-х собирался Пачино. В 1990-х проект наконец начал обретать очертания: Аль планировал сам сесть в кресло постановщика, а на главную роль рассматривал Джонни Деппа. Довести проект до конца не удалось: режиссерским дебютом Пачино в итоге стала документальная драма «В поисках Ричарда» (1996) о постановке спектакля по пьесе Шекспира. Депп же попробовал себя в новом качестве на площадке «Храбреца» всего годом позже.

Но колода, как известно, тасуется причудливо – и четверть века спустя «Моди» поставил Депп, а Пачино появился в небольшой роли высокомерного критика, почти публично распнувшего творчество художника и скульптора.

Амедео (Риккардо Скамарчо) в картине вообще приходится несладко: в открывающей сцене он вздорит с бельгийским генералом и рассекает себе руку, спасаясь бегством из окна фешенебельного ресторана. Затем комично удирает от полиции, прихватив с собой ведерко со льдом и бутылку шампанского. Часами позже провожает лучшего друга Мориса Утрилло (Брюно Гуэри) на фронт – в разгаре Первая мировая, и Париж по ночам трясет от бомбежек.

Тогда же, в сумерках, Модильяни, чье физическое состояние ухудшается на глазах, видит кошмары. Смерть пугает его не как человека, но как творца, чье наследие при жизни отказываются оценить по достоинству. Единственный шанс доказать всем, что они не правы, – отстоять его самостоятельно. Амедео решительно не устраивает status quo, он отказывается признавать себя проигравшим, но не может отрицать, что за десять лет работы превратился из принца Монмартра в придворного шута.

«Крылья безумия» – не только отсылка к Шарлю Бодлеру, которого цитируют как в богемных, так и в маргинальных на первый взгляд кругах. Три дня действительно проносятся в вихре событий, каждое из которых Амедео принимает близко к сердцу. А еще в алкогольном и наркотическом делирии – диких выходок и деструктивного поведения здесь тоже хватает.

Джонни Депп, которого при всех достоинствах сложно назвать образцом добродетели, посвятил «Моди» покойному рокеру Джеффу Беку – своему товарищу и соратнику (в 2022-м у них вышел совместный альбом). И бунтарский дух действительно ощущается в каждом кадре. Режиссер то использует неожиданную стилизацию, из-за чего отдельные сцены приобретают ярко выраженный комический или лирический оттенок. То обращается к музыкальным анахронизмам при достаточно правдоподобной исторической фактуре, что отчасти стирает временные рамки.

Не гнушается он скандальных манифестов и грубой ругани: фильм о мятежном творце лучше всего смотреть с субтитрами, чтобы заметить, как изящно Скамарчо переключается между тремя языками – английским, на котором он говорит с очаровательным акцентом, итальянским и французским.

В конечном счете, несмотря на антураж, в котором ужасы войны смешиваются с богемной праздностью, «Три дня на крыльях безумия» остаются высказыванием не о величии и эго (хотя у самого Модильяни оно вполне себе целостное), а о свободе, творчестве и невозможности отказаться от созидания. Имеет ли художник право распоряжаться своим искусством или оно принадлежит вечности? Как пережить личную трагедию несвоевременности, совпавшую с общественной? Всегда ли талант – это бремя, лишающее тебя власти над самим собой?

Придумывать что-то новое – значит уподобляться Богу, и ни одна философская пикировка, призванная задеть чувства собеседника, не способна замаскировать этот искренний порыв. Устами главного героя Депп транслирует и собственную позицию: прирожденный творец не должен реагировать на критику, даже если она его уязвляет. Особенно когда она исходит от тех, кто облечен властью и деньгами.

В таком окружении Модильяни первым идет в нападение: например, сразу заявляет, что он еврей, тем самым бросая вызов «приличному обществу». Сохраняет чувство достоинства в самых унизительных ситуациях, с которыми в силу бедственного положения вынужден сталкиваться регулярно. И частенько спасается иронией – скажем, продает свои картины прямо на улице, заявляя, что художник недавно скончался, а потому скоро его картины взлетят в цене. И этой легкости, под которой скрывается тьма, явно стоит поучиться.

Хулиганский дух отступает лишь в нескольких сценах, демонстрирующих ужас Амедео перед небытием. В эти моменты Депп слишком уж прилежен в приемах – в плане самой постановки, заложенных метафор и даже работы с актерами. Так, Скамарчо, способный на выразительнейшую игру, лишь каменеет, закрывая лицо руками. Казалось бы, лишить столь мрачные темы изящества – вполне логично: в конце концов, смерть не бывает красивой. Но в итоге эти эпизоды с Модильяни – человеком, романтизирующим многое в своей жизни, – выглядят достаточно контурно.

В остальном «Моди» сложно назвать выхолощенным байопиком: Амедео наслаждается радостями простой жизни и вообще ведет себя по-человечески. Он чаще думает, чем говорит о своих размышлениях вслух. Больше того – с искренним удивлением выслушивает чужие трактовки собственных поступков. Его воспоминания о детстве – скорее поэтические впечатления, чем факты или их психологическая интерпретация.

Особых биографических изысков в фильме нет. За подробностями стоит обратиться к энциклопедическим статьям, а хронологическая последовательность распадается на отдельные эпизоды. Их действие разворачивается в кабаках Монмартра и  мастерской, где Модильяни проводит время не только за мольбертом и мраморными блоками, но и в постели с Беатрис Гастингс (Антония Деспла), поэтессой и арт-обозревательницей, испытывающей творческий кризис совсем иного рода.

Отличительная черта фильма – телесность. Причем в значении не чувственности, а скорее естественной физиологии: в кадре регулярно появляются кровь и слюна, а Модильяни достаточно растерянно описывает полученный против воли поцелуй. Кроме того, необходимо понимать, что в центре повествования оказываются люди, которые видят и чувствуют иначе, чем остальные.

Так, Хаим Сутин (Райан МакПарланд), увидев гниющую коровью тушу, тащит ее домой, чтобы непринужденно нарисовать шедевр. И мушиный рой смущает его куда меньше, чем взволнованную домовладелицу. Разумеется, подобные эпизоды могут отпугнуть зрителя, не готового сталкиваться с материалистически достоверной реальностью.

Кстати, дружеские связи играют в «Моди» не менее важную роль. С одной стороны, они выражены в остроумных диалогах, которые приятели ведут на смеси языков, и бесконечных попытках вызволить друг друга из беды. С другой – в безусловной поддержке. И принятии чужих изъянов, чужой гениальности или чужих решений, которые тебе самому претят. Именно это чувство плеча дает не только ощущение защищенности, но и силы жить дальше. Непредвзятая забота в мире, где творец пожизненно (а иногда и посмертно) обречен на скрупулезную экспертизу, поистине бесценна.