«Тот самый»: Как стать Криштиану Роналду в американском футболе

Кэмерон Кейд (Тайрик Уизерс) – перспективный квотербек-новичок, всю жизнь мечтавший стать лучшим в американском футболе. После почти смертельной травмы головы карьера Кейда оказывается под угрозой. Его единственный шанс – отправиться в уединенный тренировочный лагерь к легендарному спортсмену Исайе Уайту (Марлон Уайанс), стареющему многократному чемпиону. На отшибе пустыни Кейд сдает телефон и отправляется в необычный центр реабилитации наподобие роскошной крепости. Там его ждет все: от шоковых уколов и изматывающих упражнений до мрачных видений и тестов на выносливость. 

Режиссер Джастин Типпинг действует так, будто боится, что зритель заскучает хотя бы на долю секунды. В кадр вбрасываются всевозможные визуальные трюки: замедленные удары, бешеные ракурсы, неоновые вспышки. Это смотрится эффектно, особенно в первые минуты, но вскоре превращается в клиповый поток, где стиль пожирает содержание. Сценарий при этом страдает от раздробленности. 

Авторы одновременно высказываются обо всем: о жестокости профессионального спорта, торговле молодыми игроками как «сырьем», религиозных фантомах, расовых различиях и вечном соблазне славы. Но вместо целостного высказывания зрителю предлагают россыпь намеков и попытки заигрывать с социально-значимыми темами. Каждая сцена стремится быть аллегорией, каждая фраза звучит как проповедь. Легенда американского футбола признается, что «темнокожему квотербеку нужно быть вдвое лучше, чем белому». Но и эта линия бросается на полпути. 

«Тот самый» погружает футбол в религиозный контекст. Команда Исайи носит название «Спасители», а весь его особняк превращен в храм, где кубки стоят на алтарях, а игроки воспринимаются как жертвы во славу игры. В одной из сцен герой буквально позирует как Христос на «Тайной вечере», а слоган «он умер за нас, значит, я играю ради него» окончательно превращает спорт в пародию на богослужение. Герой то и дело страдает странными галлюцинациями: видит призрака отца на обочине трассы, слышит бредовые просьбы о прощении от бывшего тренера. Но ни разу не объясняется, что это было – покаяние за промах или предвестник судьбы.

Марлон Уэйанс неожиданно для многих отошел от комедийного амплуа. Его Исайя подает себя как мудрого наставника и одновременно эксцентричную звезду. Однако режиссер постепенно превращает кумира главного героя в сумасшедшего диктатора. Видение этого персонажа напоминает Фауста из спортивного мира. Злодей ведет Кэмерона за собой к славе, приговаривая, что великий спортсмен должен жертвовать всем ради результата. Однако ни сценарий, ни сам Исайя не раскрывают, почему герой так хочет передать свой «дар» и почему он превращается в самозваного пророка.

Зритель так и не узнает, что случилось с суперзвездой, почему он буквально теряет здравый смысл. Вместо этого он бесконечно повторяет слова о «цене величия», явно заученные по рекламным роликам Nike. Лидеры не объясняют, ради чего устраивают недельные сборы, зачем организуется этот элитный лагерь и что будет, если Кэм проиграет. Фильм лишь утверждает, что в таинственный особняк едут самые лучшие, ибо так надо. Разве кто-то против погостить у сумасшедшего фанатика?

В середине истории фильм неожиданно сворачивает из классического хоррора в психологический артхаус. Кейд видит кровавые поля, слышит голоса с трибун, смотрит на стены, которые покрываются древнегреческими фресками. На ровном месте устраиваются психоделические шоу, которые никак не объяснены по ходу развития сюжета. Зачем герой переживает транс, что значит козлиная голова, откуда появляются одержимые поклонники? Когда фильм пытается быть триллером, он спотыкается о собственный пафос. Попутно режиссер оставляет много места для патетических речей. Герои говорят о жертвенности, бегут, падают и тут же вновь продолжают размышлять о великом. 

Имя Джордана Пила в списке продюсеров навевало надежду на неожиданную провокацию. Ведь в его картинах «Прочь» и «Мы» социальный комментарий удачно сочетался с жанровыми высказываниями. И местами кажется, что хитмейкер все-таки что‑то пытается донести через историю. Темнокожий спортсмен сталкивается с системой, которая его использует, а квотербек‑бог решает взрастить молодую звезду по собственным правилам. Но любая попытка затронуть тему расы, жадности футбольной лиги или роли брендов тонет в роскошных декорациях. Оказывается, что американский спорт разрушает тела и головы молодых людей. Такие нынче откровения!

Тема выбора – быть «тем самым» или сохранить себя – комплексно не исследуется. Фильм постоянно подводит Кэмерона к грани, но не решается задать честный вопрос: а что, если герой просто не хочет играть? Что, если путь к величию не для него? В итоге выбор сводится к одному: потерпеть, пережить и стать великим. Такая трактовка кажется сильно упрощенной, особенно в контексте разговора о ментальном здоровье спортсменов.

Нельзя отрицать, что некоторые элементы картины работают. Оператор Кира Келли выжимает максимум из тренировочной базы, осветляя ночные прогоны и находя красоты в изматывающих тренировках футболистов. Хуже, что это дыхание обрывается монтажом, спешащим к следующей декларации о страданиях и жертвах. 

«Тот самый» – пустословный гибрид спорта и хоррора, и часто непонятно, какой из жанров перевешивает. Фильм обещает разрушительный разбор американского футбола, но застревает в метафорах. Кажется, даже сама идея «большого спорта и жертв» была вплетена формально, ради красного словца. Сложная жанровая смесь тут же выстреливает в ногу режиссеру, который всеми силами пытается нам что-то сказать. В конечном счете герои на полном серьезе цитируют фразы вроде «без боли нет роста» или «победа любит отчаянных», а зритель вспоминает их по рекламе спорттоваров.