Искажение ценностей и обесценивание смыслов в пьесе о далеких близких и слишком приближенных чужих.
В Театре наций этой зимой можно получить, пожалуй, самый неожиданный зрительский опыт: на Малой сцене японец Мотои Миура поставил пьесу своего соотечественника Кобо Абэ, авангардиста и автора романов «Женщина в песках» и «Человек-ящик». В центре сюжета «Друзей» – молодой человек (в разных составах его играют Олег Савцов и Сергей Епишев), который готовится к свадьбе с возлюбленной (Эва Мильграм). Ради будущей семейной жизни он снимает дорогую квартиру, куда одной ночью вламывается компания незнакомцев.
«Друзья» написаны в духе западноевропейского театра абсурда: выгнать посторонних у растерянного героя не выходит, а полиция и адвокаты только разводят руками – состава преступления нет, значит, и говорить не о чем. Пришельцы действительно исповедуют принципы ненасильственного отношения к ближнему, что нисколько не мешает им наносить добро и причинять пользу.
Будучи зажатым в эти импровизированные тиски, хозяин квартиры проходит все стадии отрицания. К концу первого акта он уже согласен на торг, но у гостей эта слабина – в абсурде происходящего герой вязнет, словно муха в янтаре, – вызывает только восторженный азарт.
Японские особенности, разумеется, тоже присутствуют, вернее, их переложение на русский манер. Начать хотя бы с фонетических нюансов, которые искажаются в переводе. Если в японском большинство слогов открыты, а значит, оканчиваются на гласные, в русском такой роскоши ждать не приходится. Отсюда обрывающаяся на самых непредсказуемых звуках речь: у большинства незнакомцев неискоренимая привычка повторять финальные слоги по нескольку раз. Для паритета – россыпь с детства знакомых пословиц и поговорок.
Впрочем, извращенная мелодика дополнительно усиливает градус дискомфорта. В первую очередь на сцене, где герой чувствует себя неуютно от того, что на собственной территории оказался в явном меньшинстве. Но зал настолько камерный, что осязаемая беспомощность быстро заполняет его до краев.
Беспрестанные хлопки, фонетические упражнения и насыщенный повторами речитатив требуют большого умственного напряжения от артистов – каждый играет свою партию, но в итоге придыхания и напевы сливаются в музыкальную партитуру. Иногда чудная семейка начинает петь на самом деле, конечно, на японском, из-за чего границы реальности окончательно размываются. А иногда на первый план выходят комические эффекты из мультфильмов: например, когда главный герой трясет за плечи домоуправительницу, она издает забавные булькающие звуки, которые резко контрастируют с его отчаянием.
Декораций и реквизита – минимум. В качестве основного игрового пространства – скошенный под заметным углом цилиндр, с которого герои стараются не упасть. Ко второму акту становится очевидно, что удержаться на краю пропасти получится не у всех: хозяин квартиры сломлен и истерзан настолько, что уже непонятно, чего он хочет на самом деле. Эти изменения любопытно видеть в едином исполнении, но специально для журналистов на сцену вышли оба состава.
Без отрыва от эмоциональных нюансов и сюжетных перипетий судить о том, насколько отличается игра двух исполнителей, невозможно. Что подогревает интерес и заставляет работать воображение – как бы сыграл другой? У Савцова в первом акте образ человека, попавшего в безысходную ситуацию, получился более цельным и естественным. Епишев во втором все еще зол, но уже максимально оторван от реальности. Сначала в переносном, а затем и вполне себе в буквальном смысле. Впрочем, с его комплекцией эта трансформация внушает еще больший ужас.
Комментарии