Народные артисты РФ Михаил Филиппов и Евгения Симонова рассуждают о жизни и смерти.
В Театре имени Маяковского – вторая с начала сезона премьера, посвященная миру снов и кошмаров. Однако, в отличие от постановки по Роману Михайлову, в прямом смысле затягивающей зрителя в галюциногенный водоворот событий, «Скучная история» по одноименной повести Чехова предельно проста и размерена. Ее главные герои – светило отечественной медицины Николай Степанович (Михаил Филиппов) с женой Варварой Андреевной (Евгения Симонова) – обитают в холодном, серо-стерильном пространстве, отсылающем не то к их бедственному положению, не то к упорядоченному быту, из которого давно ушел огонь жизни.
Поначалу кажется, что супруги (они и сами облачены в серое) – единственные, кому дозволено говорить. Их дочь Лиза, прилежная слушательница консерватории, возникает в дверях утренним призраком, а служанка Агаша (Наталья Палагушкина), чеховская «говорливая и смешливая старушка», в версии Дениса Хусниярова заметно помолодела и приобрела речевой недуг. Но способность говорить не подразумевает способности вести диалог – между профессором и его женой лежит почти осязаемая пропасть, которую ни один из партнеров не может преодолеть.
Николай Степанович, предчувствующий скорую кончину, страшится собственных переживаний на этот счет и тонет в водовороте мрачных мыслей, никому не открывая их чудовищной причины. Он рассуждает об ораторском искусстве, которое отточил за 30 лет блестящей карьеры, но, обращаясь к темноте зрительного зала, все чаще вторит самому себе, сбиваясь на латынь и нелепые каламбуры.
Варваре Андреевне же не достает духу заговорить с ним о наболевшем. Симонова слишком красива и ухожена, чтобы в ней можно было признать «неуклюжую старушку», но она пускает в ход талант, и мелочная забота в ее исполнении обретает дух и плоть. Видимый трепет и нервическое придыхание исчезают, как только профессор отправляется на кафедру: робкая скованность сменяется властностью хозяйского положения, отягченного еще одним бременем.
Первый акт напоминает бесконечную петлю рефлексии. Будучи врачом, Чехов вложил в уста своего героя немало размышлений о жизни и профессии, актуальных даже в эпоху ИИ: чего только стоит реплика о том, что определить верный диагноз способен только мозг квалифицированного врача. Подсвеченные электрическим огнем анфилады, множество прямых углов и аскетизм обстановки навевают мысли о чистилище. Но пока страдающий от бессонницы Николай Степанович удивляется тому, какие мелкие мысли приходят ему в голову перед смертью, случается разительная перемена.
Старт второго акта по сути повторяет начало первого, но делает это нездорово, почти противоестественно. Мрачный фатализм оборачивается пиром во время чумы, непроницаемая серость стен – зеркальной патиной, спокойные голоса – визгливым негодованием. В инфернальном кошмаре возникает ненастоящая Лиза (Наталия Филиппова), ее паясничающий жених Гнеккер (Виталий Ленский), родной брат (Иван Ковалюнас) и даже подруги (Арина Назарова и Анастасия Горелова).
Отличить правду от вымысла невозможно: искаженную пластику поддерживают патологические вкусы, деформированную музыку – вычурные одеяния. В движение приходит все, и безвоздушное пространство оживает: если раньше профессор мучился в своем одиночестве, испытывая жгучий стыд за других, но при этом отталкивая руку того, кто и сам просил о помощи, то теперь, после оглашения собственной кончины, он обзаводится неприятно-шальной компанией, которая бесповоротно ввергает его в ужас.
В авторской инсценировке Хусниярова меняется финал, и экзистенциальный, в общем-то, сюжет приобретает мистические ноты: герой обретает возможность заглянуть в будущее, которое касается его уже опосредованно. Формально говоря, оно во многом предопределено, и именно из-за этого оценка свершившихся событий и фактов проводится с научной бесстрастностью. Она же позволяет пытливому герою без лишних тревог и страха взглянуть правде в глаза.
В спектакле при этом остаются и фирменная чеховская ирония, и непредвзятые суждения о человеческой природе, и будничное вскрытие семейных тайн. И, что самое важное, пространство для потенциального примирения – как с событиями неизбежного характера, так и с людьми, присутствие которых по неведомой причине воспринимается как должное.
Букет прописных в общем-то истин здесь подан с не самого классического ракурса: озлобиться можно от любой невзгоды, особенно, если внутренняя опора не сформировалась или разрушилась («Нездоровье победило во мне личность»), вытравить из себя раба и варвара, разбрасываясь обвинениями, не так-то просто, а понять, что твоя семья «ненастоящая» можно, выяснив, что ненастоящим по отношению к ней был ты сам.
Кстати, в «Снах моего отца 2.0» эта мысль тоже проскакивает – на одной из стен начертано: «Окружение меняется так постепенно, что ты, не замечая, миришься с этим, а затем вдруг видишь, что все уже не то».
И конечно, особую атмосферу «Скучной истории» придает исповедальная тональность: Михаил Филиппов, чей Николай Степанович – однозначный главный герой, называющий самого себя скучным человеком, на протяжении двух часов делает все, чтобы доказать обратное.
Комментарии