Перспективный режиссер Хлинюр Палмасон рассказывает о ревности и смерти в глухой глубинке.
Говорят, Андрей Тарковский ценил умение Ингмара Бергмана находить точные лаконичные названия фильмов. В кинематографе краткость — не всегда сестра таланта. Под бритвой Оккама (согласно которой не следует плодить сущее сверх необходимого) и монтажными ножницами сценарий фильма «Белый, белый день» был превращен в картину «Зеркало».
Первоначальное заглавие, впрочем, не пропало, возникнув на обложке фотоальбома со снимками, сделанными Андреем Арсеньевичем на Polaroid (подарок Микеланджело Антониони). Вот и вторая картина исландского режиссера Хлинюра Паульмасона — не только тезка, но и побратим фотокниги Тарковского. Обветренные кадры северной природы и суровых лиц кажутся промерзшими и потому неподвижными. Кино здесь возвращается к истокам, к фотографии, а зрители получают сеанс криотерапии.
Дебютная лента Паульмасона «Зимние братья», тоже белая и озябшая, была согрета критикой, только на фестивале в Локарно завоевав четыре приза. Хлинюр убедительно доказал резонность своего перехода из видеохудожников в режиссеры. Если первый фильм заключал опыт многолетних поисков, то во второй картине постановщик сосредоточился на том, что успел найти. Вернее, на тех — операторе Марии фон Хаусвольф, виртуозно снявшей северные ландшафты на 35-мм пленку, и харизматичном актере Ингваре Сигюрдссоне. Благодаря им кино стоит того, чтобы досмотреть его и получить в награду финальные аккорды Memories Леонарда Коэна.
«Мне белый день чернее ночи», — мог бы сказать Ингимундур, вдовец, случайно узнавший о том, что жена была ему неверна. Дабы заглушить скорбь, он строит дом, перебирая вещи покойной, опекает внучку, доводя ее до слез, и изо всех сил пытается сохранить хладнокровие, но то и дело разражается бессильным гневом. Выслеживание любовника становится одержимостью и разрешается разговором на могиле, в которой обманутый муж хотел похоронить свою боль и подневольного собеседника. Заживо.
«Когда белизна неба сливается с заснеженной землей, слышно, как мертвые говорят с живыми», — обещает эпиграф. Покойные здесь обретают голос в предметах, хранящих тайны, детских страшилках и взрослых страхах, громких воплях «Мы все умрем!» и онемении перед лицом смерти. Увлечение визуальностью и звукорядом не способно, однако, замаскировать слабость сценария, образность гораздо важнее слов и структуры сюжета.
И все-таки ладонью ребенка в ладони взрослого побеждает жизнь. Похоронивший себя до срока герой вновь возрождается. Как в начале начал, в слезах и крови. Из тьмы — на свет белый.
«Белый, белый день» в прокате с 19 марта.
Комментарии