Анна Пескова: «Мой актерский азарт — это «мой пламенный мотор»

— Анна, давайте сначала поговорим о фильме. Как в Вашей жизни появился «Донбасс»?

— Не поверите, но это довольно странная история! Мы с Ренатом Давлетьяровым занимались в одном и том же спортзале: я готовилась к съемкам сериала «Пять минут тишины», где главные герои — спасатели МЧС. И мне нужно было привести себя в такую физическую форму, чтобы часть сложных трюков выполнять самой, без каскадеров, и, главное, чтоб соответствовать экстремальной профессии моей героини. Ренат, наверное, увидел мое рвение, мои изнурительные тренировки. Он подошел ко мне и спросил: «Ты же актриса? У меня есть для тебя роль. Я пришлю сценарий, почитай». Я прочитала и поняла, что это то кино, в котором хочу сниматься.

— Почему?

— Потому что оно говорит о самом главном: о ценности жизни, о человечности, которая проявляется в экстремальных ситуациях — во время войны, вблизи смерти… Хотя наш фильм, несмотря на злободневность названия, даже не о политике: он о людях и о тех обстоятельствах, в которых они оказались. И о том, как за 24 часа, которые они провели между жизнью и смертью, стали для них поворотными и проявили их настоящую сущность.

К тому же, когда режиссер сам к тебе подходит и говорит: «Я вижу тебя в этой роли, я хочу, чтобы играла ее именно ты», — это, наверное, для каждого актера подарок судьбы, от которого невозможно отказаться. Хотя я знаю, что несколько моих коллег-актеров не захотели сниматься в этом фильме, опасаясь попасть под санкции.

— А Вас это не смущало?

— Нет, меня смущало совсем другое — что съемки постоянно откладываются, а я узнала, что жду ребенка — долгожданного! И понимала, что когда мы, наконец, уедем на полтора месяца съемок в экспедицию в поселок Мирный, то срок у меня будет довольно большой. Съемки же намечались очень напряженные по графику, и в них было много динамичных и физически трудных сцен. А ближайшая и единственная больница находится от Мирного в 120 километрах… Мне же, в моем положении, оставаться долго без врачебной помощи — большой риск. Поэтому пришлось авторам линию моей героини сократить.

— То есть это правда, что в итоге Вы снимались на седьмом месяце беременности?

— Да, но должна сказать, что решение об этих съемках мы принимали с мужем вместе. Более того, если бы не он, если бы не его поддержка, то не знаю, как бы я все это выдержала. Ведь на кону была не только роль, но и будущая  жизнь моего ребенка. Но когда супруг сказал мне, что берет две с половиной недели отпуска за свой счет, чтобы поехать со мной и быть рядом — это решило все. В общем, я справилась только благодаря ему. Дима вставал вместе со мной в три часа каждое утро, мы вместе ехали на площадку, вместе тряслись в автомобиле, целый день он был рядом, помогал, кормил и поил, поддерживал, когда от усталости я готова была потерять сознание. Когда я заболела, он установил в телефоне график приема лекарств и следил, чтобы я пила таблетки по будильнику. Я так благодарна ему за это! Мы с будущей малышкой все выдержали во многом только потому, что были в его руках.

— А в плане актерства это были сложные съемки?

— Чисто актерски, пожалуй, нет: настолько ясно была определена задача, настолько точно режиссер всем дирижировал. Невероятно тяжелым был сам рабочий график: подъем в три часа, с пяти утра до двенадцати съемки на натуре, чтобы поймать ранее солнце, длинные тени, передать эту ускользающую красоту на фоне войны. У нас ведь большая часть фильма снята в лучах утреннего солнца. А в полдень мы спускались в подвал, в подземелье площадью семь на семь метров, где выясняли отношения восемь героев. Плюс камеры, осветители, звукорежиссеры и режиссер, который постоянно курил сигары, курил не останавливаясь — и не делал никаких скидок на то, что рядом беременная женщина. Но я молчала, я понимала, что Ренат испытывает очень серьезный стресс: на нем огромная ответственность. И если ему необходимо именно таким образом себя успокаивать, то, я считала, это его право.

Как бы то ни было, находиться в этом душном подвале по семь-восемь часов за смену было трудно физически. И не только мне, но и всем актерам. Мы постоянно пили воду, а однажды, когда ассистент по актерам принесла мне очередную бутылку, она сказала, что это мой седьмой литр воды за день. Это была работа на износ. И все мы, и Ренат потом очень долго восстанавливались после этого фильма.

— Анна, я также знаю, что у Вас на площадке была дублерша, однако Вы настаивали на том, чтобы выполнять все трюки самой…

— Мне очень хотелось все делать самой, я ненавижу работу в полсилы. Ренат возражал: «Ты с ума сошла? У тебя живот такой»… А у меня включилось режиссерское чутье: «А как ты будешь монтировать? Тебе необходимы кадры со мной. Например, когда героиню хватают за волосы, когда ее бьют». В общем, мне было важно все сыграть самой: по максимуму и без дублеров. И хотя, в конце концов, в паре эпизодов все-таки снималась дублерша, но и мне досталось немало, и песка я тоже наелась.

— А как Вам кажется, что происходит с Вашей Оксаной? Ведь она сильно меняется. Можно даже сказать, что у нее ломается система координат…

— Да, у нее происходит переоценка ценностей. Для нее словно мир переворачивается. Она была уверена, что разбирается в том, что происходит, но, прожив эти 24 часа в подвале с совершенно чужими и чуждыми ей людьми, она понимает, что все не так просто. Поэтому в какой-то момент она встает и говорит: «Вы только кудахчите, но не делаете ничего». И сама идет за едой и лекарствами, пытаясь спасти жизни тех, кого еще вчера считала врагами. Потому что она начинает понимать свою ответственность за тех, кто сидит в подвале — за других женщин, не таких сильных, как она, за маленького ребенка. За тех, кого некому защитить.

— Кстати, Ваша героиня гораздо сильнее всех мужчин, которые находятся рядом. Она и решения сама принимает, и может сделать то, на что мальчик-солдат пока не способен…

— Да, абсолютно так!

— Но знаете, что меня настораживает: в какой-то момент она оказывается наедине с четырьмя солдатами-отморозками, которые лупят ее со всей дури в живот. А те парни, которых она в этом момент спасает, спокойно сидят в засаде, прижимают к себе автоматы и наблюдают за происходящим. Вас ничего в этой сцене не смущает?

— В сцене? Нет, ничего не смущает. А в реальной жизни разве все действуют героически в нужный момент? К тому же один из них еще почти мальчик…

— Но мальчик не мальчик — он же солдат. И он вооружен, причем не рогаткой: у него автомат в руках.

— Да, но у него кишка тонка. Он не умеет решения принимать. Он привык подчиняться: он возил воду, слушался начальника. А здесь ему нужно думать своей головой. Он не в состоянии сделать первый шаг, он не готов рисковать жизнью ради кого-то. Все, что он может, это садануть кулаком по раме со злости. А второй персонаж, герой Гела Месхи, не вмешивается, потому что на нем ответственность за трех других женщин, которые остались внизу. Оправдано ли это? Ответ, наверное, каждый будет искать сам.

— Анна, а нет ли у Вас ощущения, что для таких фильмов, как «Донбасс: Окраина» время еще не пришло? Может быть, слишком рано расставлять акценты, говорить, кто прав, а кто виноват…

— А мы не расставляем акценты и никого не клеймим. Рано? Но называть вещи своими именами никогда не бывает рано. И обнажать проблему, и говорить о том, что болит, как открытая рана. А ситуация на Донбассе — это открытая рана для огромного количества людей. По обе стороны границы. Мы старались показать правду человеческих отношений, а не политические коллизии. Мы пытались показать человека на границе — нет, не стран, а на границе жизни и смерти, когда он делает выбор — самый главный выбор в своей жизни: оставаться человеком — или…

Поэтому очень хочется верить, что наш фильм появился вовремя. Что наш коллега, актер, режиссер, который вступил не так давно на пост президента страны, возьмет ситуацию в свои руки, переосмыслит ее — и история, связанная с этим военным кошмаром, пойдет в другую сторону.

— Анна, на пресс-конференции журналисты задали Ренату Давлетьярову вопрос, чем, по его мнению, закончится эта война. А Вы бы как на него ответили?

— Любая война когда-то закончится миром. Вопрос в том, какой ценой и на чьей стороне будет победа. В конце фильма у нас есть финальные титры на черном фоне: «Война на Донбассе продолжается до сих пор»… И многоточие. Похожие титры можно увидеть в документальных фильмах National Geographic: «Киты исчезают», «Люди в Африке умирают от нехватки питьевой воды» и так далее. Так вот, в наших силах все это остановить. В наших силах не убивать китов, в наших силах построить в Африке систему водоснабжения. И в наших силах сделать так, чтобы люди не погибали в таких военных конфликтах, хотя это гораздо сложнее, чем все другие проблемы… Я не знаю, когда закончится эта война, я не гадалка. Но пока что моего оптимизма хватает, чтобы верить в силу человечности. И что братья снова станут братьями. Хотя залечить раны будет не так  просто. Наш фильм о жутком времени. Но ночь особенно темна перед рассветом…

— Давайте теперь немного о другом. Мы говорили с Вами о сильных героинях. Как Вы относитесь к тому, что их в кино становится все больше и больше?

— Мне это очень нравится. И это же правда жизни. Особенно в России — у нас во все времена были те, кто и «коня на скаку», и «в горящую избу». И сыграть такую героиню — моя мечта. Однако сильных женских характеров больше, на мой взгляд, все же в американском и европейском кино. А у нас, к сожалению, явный перевес в мужскую сторону. Почему? У России, как известно, женская душа. И зритель в основном — женская часть населения,  потому и кино ориентировано преимущественно на женское восприятие, на женскую ментальность. А женщинам хочется смотреть (хотя бы в кино!) на сильных мужчин. Поэтому чаще всего встречаются проекты, где на десять мужских ролей одна женская. Что очень обидно.

— Анна, я также знаю, что Вы еще и продюсер: Вы работали с фильмом Оксаны Карас «Хороший мальчик». Кстати, как вышло, что Вы занялись продюсированием?

— Тоже совершенно случайно. Дело в том, что я и мой муж давно дружим с Василием Соловьевым. И вот как-то мы вместе сидели за чашкой чая и вдруг подумали: «А давайте снимем хорошее и интересное кино». Причем такое, чтобы и мы сами его с удовольствием смотрели, и наши друзья, и чтобы оно зажигало нас всех. И Василий вспомнил, что когда-то читал сценарий «Хорошего мальчика». В общем, мы открыли кинокомпанию «2Д Целлулоид» и занялись этим проектом…

— Хорошее кино, кстати.

— Спасибо. И мы даже стали лауреатами «Кинотавра» в 2016-м году — это была большая наша победа, отправная точка для того, чтобы идти дальше. А сейчас у нас на очереди еще один проект, который скоро выйдет в прокат — приключенческая комедия «Трудности выживания».

— А что самое трудное в работе продюсера?

— Постоянно сказывается нехватка хороших сценариев — это, к сожалению, очень большая проблема в нашем кино. Причем сценарии есть, но они, как правило, или плохо прописаны, или не прописаны вовсе. Или же их просто невозможно снять: нужны какие-то дорогостоящие локации, очень много компьютерной графики и так далее. А это огромные деньги…

— Поэтому Вы снимаете комедии…

— Да! С языка сорвали.

— Анна, я Вас слушаю, и ловлю себя на мысли, что у Вас интонации настоящего руководителя. Не было желания стать режиссером?

— Знаете, много думаю над этим в последнее время. Хотя режиссерского образования у меня нет, но актерский багаж немалый: за десять лет больше шестидесяти ролей. Поэтому кое-что о режиссуре я знаю. Появилось внутреннее чутье, видение картинки, которую я хочу получить в итоге. Надеюсь, и в жизни я что-то уже понимаю, чтоб выразить это в кино… Правда, опять-таки нужен хороший материал, а с этим, как я уже сказала, проблема.

— И последний вопрос: я знаю, что многие актрисы после рождения ребенка пересматривают свою актерскую карьеру…

— Рождение дочки, конечно, очень многое изменило. И мне сейчас необходимо соблюдать баланс материнства и актерской профессии. И если раньше я могла месяцами не бывать дома (например, я приезжала на вокзал, отдавала мужу чемодан с ненужной одеждой, он передавал мне чемодан с необходимыми вещами, и я через два часа уже была в другом поезде), то сейчас это невозможно. На мне ответственность за дочь, которой сейчас полтора года. Поэтому от много приходится отказываться. Например, не так давно мне предложили отличный проект: Первый канал, восемь серий, главная роль. Но нужно было уезжать в Минск на шесть месяцев. А это значит, что или я должна буду брать дочку с собой — и она будет жить на съемочной площадке: чужой среде, в чужом доме, или мне придется оставлять ее здесь. А ведь то, что мы вкладываем в ребенка именно до трех лет, во многом определяет всю его жизнь. Поэтому, по крайней мере, пока дочке не исполнится три года, я буду очень избирательно относиться к своим проектам. Хотя, если честно, на съемочной площадке я оказалась уже через полторы недели после того, как стала мамой. Так что мой актерский азарт — это «мой пламенный мотор».