«Я вообще живу не по правилам»: Калерии Кисловой – 95!

Калерия Кислова – уникальный человек на нашем телевидении. Почти все знаковые мероприятия советской эпохи мы видели ее глазами, хотя сама Кислова всегда оставалась за кадром. Главного режиссера Центрального ТВ ценили первые лица не только в СССР, но и за рубежом. До недавнего времени Калерия Венедиктовна участвовала в процессе создания программы «Время». Ее команда «Эфир пошел!» многие годы была сигналом начала записи и своего рода ритуалом, который вселял ощущение незыблемости происходящего. Главный редактор «КиноРепортера» Мария Лемешева, долгие годы проработавшая бок о бок с Кисловой на Первом канале, встретилась с ней и расспросила о самых сложных моментах карьеры, о дружбе с президентами и о том, как выглядеть эффектно… ничего для этого не делая.

Калерия Венедиктовна, вы посвятили «Времени» более 40 лет! И ведь давно заслужили право почивать на лаврах и не ходить на работу. Но, даже оставив свой пост в 2003 году, вы не ушли из программы.

— Да, стаж серьезный – столько даже семьи не держатся. (Смеется.) Но устать от этого настоящим телевизионщикам невозможно. И потом я же параллельно столько всего делала. Самое глобальное – Олимпиада-80: больше года я готовилась к старту Игр, летала в Грецию на зажжение олимпийского огня, в Москве его встречала. Я постоянно ездила за границу с руководителями нашей страны. Часто летала в США, и при Рейгане, и при Буше-старшем, и при Клинтоне: даже женщина из службы безопасности Белого дома, многие годы отвечавшая за работу с прессой, встречая меня, говорила: «Наше солнышко!» И уже когда я с Борисом Николаевичем Ельциным приехала, очень радовалась, что я по-прежнему на посту.

В советское время такая география командировок – уже успех! А тут еще и должность – главный телережиссер страны. Как вам это удалось?

— Наверное, я оказалась в нужное время в нужном месте и просто делала свое дело. Я ни разу не сказала «нет», когда меня вызывали из отпуска, лишали праздника. Всегда говорила: «Хорошо». В 1986 году, помню, газета «Вашингтон Пост» брала большое интервью. Они все время задавали какие-то дурацкие, как мне казалось, вопросы: «Скажите, кто ваша спина? Кто вам помогает? Кто вас продвигает?» А у меня не было никого! И когда я сказала, что я из сибирской глубинки, у меня нет покровителей в правительстве, муж – обычный редактор… Они все никак не могли поверить в это. И интересно, что когда возглавил страну Горбачев, он поменял все окружение! Но я осталась и прекрасно с ним работала. При Ельцине тоже всех убрали. А меня он сохранил. Причем для меня это стало неожиданностью: за 5 лет до этого случайно встретились в Зеленограде и час проговорили, а он, как оказалось, запомнил. Когда Борис Николаевич стал президентом, ему отправили другого режиссера, но он вызвал меня. Я всегда общалась с первыми лицами спокойно, не трепетала, разговаривала на равных.

Наверное, из-за этого к вам так тепло относились и Леонид Брежнев, и Михаил Горбачев?

— После развала СССР стало модно чернить все и всех. Но у меня другие воспоминания. Например, о Брежневе я могу только хорошее сказать. В силу одной совершенно нелепой, анекдотической истории мне посчастливилось лично познакомиться с ним и видеть в неформальной обстановке. Он был очень добрый, общительный, любил поговорить. Мне временами было просто жалко Леонида Ильича чисто по-человечески, потому что, допустим, на съезде партии писали доклад на несколько часов, и даже нормальный, здоровый, молодой человек устанет произносить этот текст. А он – больной, рано постаревший, потому что прошел фронт, вынужден был все это зачитывать. Несмотря на слабое здоровье Брежнева, когда 10 ноября 1982 года он умер, это стало для всех неожиданностью. Я видела, как плакали крепкие молодые ребята из его личной охраны. Леонида Ильича все очень любили, он был внимателен к окружению, многим помогал…

Знаю, что Горбачев лично звонил вам по рабочим вопросам…

— Михаил Сергеевич вообще человек импульсивный и очень демократичный, он сам звонил: «Калерия, ты можешь ко мне приехать? Хочу с тобой посоветоваться по записи». Обычно это поздно происходило, после окончания рабочего дня. Меня встречали, провожали в кабинет, иногда приезжала Раиса Максимовна, и мы с ней вместе ждали, пока президент закончит свои дела. Обсуждая запись, я могла возразить: «Давайте лучше не так, а вот так», и с этим соглашались. Но вот однажды я попыталась подсказать Михаилу Сергеевичу, что неправильно говорить «нАчать», но он одернул: «Не надо меня исправлять. Я южный человек и хочу говорить так». Я постоянно работала с Горбачевым, вела все его эфиры – в том числе и тот, когда он подписывал свою отставку и на куполе меняли флаг. Я провела Михаила Сергеевича в зал, посадила, помогла одеть петличку, все ему рассказала. Очень тревожное и непростое ощущение было. Когда закончилась передача, я зашла к нему в кабинет попрощаться и увидела, что уже табличку снимают с двери…

Ни одна важнейшая телесъемка тогда без вас не проходила. По идее, вас должны были саму охранять как президентов.

— Телохранителей не было, но особые условия жизни появились. Начиная с 1975 года я ежедневно должна была докладывать, где я буду находиться вечером, в праздники или выходные дни. Наверное, семья страдала от этого. Слава богу, она сохранилась, у меня прекрасный сын, мы с ним большие друзья, он тоже на телевидении работает. Но, конечно, я знаю, что многое ему недодала. В свое время меня с юбилея моего свекра выдернули – приехала машина и увезла неизвестно куда. Привезли в Колонный зал, и я там просидела до двух часов ночи, не понимая, что происходит. А оказалось, умер Брежнев. Я не должна была никому говорить о произошедшем, но дома уже привыкли ни о чем не спрашивать. Так же меня увезли со свадьбы моего сына, но это было уже при Горбачеве.

А ведь могли быть актрисой, вести совсем другую жизнь. У вас же диплом ГИТИСа, роли в Новосибирском театре были. Как же вы решились так кардинально все поменять?

— Чистая случайность! Я играла в театре вполне успешно. Но мой первый муж был подполковником КГБ, служил в Германии. Пришлось уволиться на время и уехать к нему. Вернулась через год, в январе 1960-го – середина сезона, все ставки заняты. А тут случайно встретила приятеля – главного режиссера на новосибирском ТВ. Он мне: «Иди к нам! Такое интересное дело, только начинается! Попробуешь, не понравится – уйдешь». Он был так убедителен, что на следующий день я приехала к нему на работу посмотреть. И – что-то произошло, какая-то вспышка, как любовь с первого взгляда.

По-моему, с телевидением так всегда. Я тоже заглянула случайно, а осталась навсегда…

— А ты спрашиваешь, не жалею ли о сцене! Нет, мир телевидения заворожил с первой минуты. Меня повели в эфирную аппаратную. Когда зашла, услышала эти команды: «Мотор! Поехали!» Я смотрела – все сверкает, мигает, режиссер нажимает кнопку – и человек появляется на экране. Тогда же не было еще записи, прямой эфир, и только кинопленка. А потом вновь случай изменил судьбу. В январе 1961-го мы повезли в Москву программу «День города Новосибирска». Целый день я была за пультом одна. И главный редактор молодежной редакции Федотова была так поражена моей выносливостью, что переманила в столицу.

Но тогда профессия режиссера не считалась женской. Вас не смутило это?

— Трудно сказать, мужская или женская эта специальность. Зачастую только женщины и выдерживали. А вот мужчины часто давали слабину от напряжения, которое появляется в прямом эфире, где каждая ошибка, как у сапера, может только один раз произойти. Я сама видела, как один наш режиссер бился головой о пульт, потому что он раз нажал не туда, второй раз не туда. А третий раз просто головой – сдали нервы. (Смеется.)

Слушаешь про телевидение 1970-х, и удивляет, что тогда даже телесуфлера не было, все придумывалось с нуля…

— Тогда все казалось чудом: то появилась видеозапись, то цвет, потом монтаж… Если готовую передачу сдаешь и руководству не понравился какой-то кадр, приходилось опять всю пленку от начала до конца монтировать. Это, конечно, был очень тяжелый момент. Но мы выкручивались, научились делать внутренние склейки, вставки. Молодые были, дерзкие, творили! Вот представь трансляции с Красной площади. Я придумывала, как камеры расставить, тогда ведь нынешних летающих систем не было. Операторы были ограничены в возможностях из-за огромных неподъемных камер. И все надо в голове держать, все лица, имена, кто где сидит-стоит, ничего не упустить и вовремя сменить планы.

У меня был случай: при Горбачеве в Кремлевском дворце съездов проходила международная встреча, а оператора на встречу не пускали. Что делать? Тогда не было камер с дистанционным управлением. Так вот я сама выставила ее так, чтобы она нацелилась на генсека. И все. В процессе встречи поправить ее уже никто не смог бы. Мероприятие начинается, я выдохнула – камера точно попала. Но тут вдруг Горбачев сдвинулся, и его загородили бутылки с боржоми. Я тут же связываюсь по радиосвязи с начальником 9-го управления, которое занималось охраной руководителей партии и правительства, генералом Плехановым. «Юрий Сергеевич, будьте добры, бутылки перед Михаилом Сергеевичем сдвиньте куда-нибудь в сторону, кроме вас никого туда не подпустят». А он: «Слушаюсь!» И сдвинул. Потом всегда смеялся: «Калерия, ты мной командуешь!» (Смеется.)

Проработав многие годы в эфире Первого канала, знаю, какая ответственность лежит на том, кто вещает на многомиллионную аудиторию. И это сейчас, когда «свобода слова». А что же было в период жесткой советской цензуры?

— Вот честно, это мифы, что тогда ничего нельзя было, что стояли церберы за спиной. Неправда! Обычно на все большие трансляции приходил первый заместитель председателя Гостелерадио Энвер Назимович Мамедов (он жив до сих пор, мы с ним иногда созваниваемся, разговариваем по телефону), но ни разу, никогда он ни на кого не накричал. Более того, я себя чувствовала как за каменной стеной рядом с ним. Идет, например, очередной съезд в Кремле, сижу в наушниках, командую, нажимаю кнопки, а он рядом. И тут телефон звонит. Энвер Назимович снимает трубку: «Мамедов». И там вжик – отбой. Когда кончается трансляция, он поблагодарит и потом: «Ну, я вам не мешал?» – «Что вы, помогали!» Он: «Я вас охраняю, потому что они бы вам сейчас мешали работать». Или вспоминаю опять Олимпиаду-80. Церемония открытия шла 5 часов, сложнейшая трансляция. Работает около 50 камер, я ни разу не встала из-за пульта. За мной стояла стена людей, я даже не оборачивалась – не знаю, кто это был. Главным было, чтобы они молчали. И они, молодцы, не мешали. (Улыбается.)

Неужели все так гладко было, и ни разу на ковер не вызвали?

— Да на ковер-то вызывали, хотя с моей стороны впрямую брака не было никогда. Однажды, правда, случился прокол. Первомайская демонстрация, мы делали видеовставки из всех союзных республик. И показали мужчину, которого назвали первым секретарем компартии Эстонии, а это был не он. Это местное телевидение нам прислало такой материал, где ничего не было понятно. Разразился скандал. Меня вызвал председатель Гостелерадио Лапин, и я сказала, что вина моя. «Почему ваша? Не вы же монтировали!» – «Нет, но я должна была знать этого человека». – «Так вы скажете, кто монтировал?» – «Нет. Наказывайте меня». И ничего после этого не было, никакого наказания. Может быть, именно потому, что я не боялась. Я думала: ну, что со мной будет? Ну… будет, значит, будет.

А кто ваш главный учитель на телевидении?

— Юрий Александрович Летунов, мой первый главный редактор в информационной программе. Когда я еще работала в молодежной редакции и была в декретном отпуске, меня вызвали на трансляцию парада на Красной площади. И стали извиняться, что оплатить выход не смогут из-за сложностей с документацией. А я: «Да не надо мне ничего, я так…» И вот этим, наверное, и подкупила очень строгого Летунова, который тогда уже возглавлял программу «Время». Он меня долго уговаривал перейти к нему из молодежки: «Лерка, когда к нам перейдешь?» А потом поднажал: «Ты мне нужна! Очень!» И я согласилась. Это был январь 1975-го.

Попав туда, вы почти сразу получили Госпремию и руководящую должность. Как коллектив вас принял?

— Ну, не сразу, а года через два. Сначала трудно было – и ревность, и зависть, и сплетни. Я пришла к Летунову: «Юрий Александрович, снимите с меня эту обязанность! Верните на обычную работу. Не могу…» Но он меня переубедил. Практически Летунов стал моим наставником: объяснял, как управлять коллективом, как быть всегда в форме и в настроении, как разговаривать с людьми, которыми руководишь. Он знал всех подчиненных: у кого болен отец, у кого проблемы с ребенком, у кого нет квартиры, многим старался помочь.

Летунов вообще был уникальным человеком: всех политиков страны знал по именам и отчествам. Я от него взяла это правило все держать в голове. Выезжая в командировку по Советскому Союзу, узнавала, как зовут первого секретаря, председателя Гостелерадио и др. Спускалась с трапа самолета и сразу без запинки обращалась – уважаемый Убай Бурханович, Зия Мамедович и так далее… Это мне в работе очень помогало!

А что еще важно, чтобы добиться высот в этой профессии?

— Прежде всего надо любить то, чем занимаешься. Должна быть политическая подкованность, крепкие нервы, быстрая реакция и… хорошее настроение. Я просыпаюсь – и я довольна! Погода прекрасная – отлично, снег идет – тоже хорошо, дождь – замечательно! Меня все секьюрити, милиция «Останкино» встречают с улыбкой, потому что и я прихожу с улыбкой, со всеми обязательно здороваюсь.

Гурченко как-то сказала, что в определенном возрасте нужно его называть, чтобы все удивлялись, как вы прекрасно выглядите. Это о вас! Не тайна, что мужчины программы «Время» восхищаются вами, девушки пытаются разгадать ваш секрет привлекательности.

— Да ничего я для этого не делаю! Ни разу в жизни не была ни у каких специалистов по косметологии, для меня операция может быть только та, от которой зависит жизнь. У меня и времени-то не было ходить на процедуры. Но я привыкла – не выйду из дома, если не причешусь и макияж не сделаю, не оденусь как следует. Не знаю, может быть, Сибирь, откуда я родом, гены моих родителей помогали. Я и к врачам-то обычным никогда почти не обращалась, а уж по поводу красоты…

И еще – я никогда никому и ничему не завидовала. Наоборот, старалась защищать своих коллег и помогать им. Это ведь всегда отражается на лице. Можно сделать 30 подтяжек, но если у тебя внутри негатив, глаз не горит… У меня много молодых друзей, лет по 40, мы все на «ты». Звонят мне: «Приходи на концерт». «Отлично, приду». И все – помчались, потом куда-нибудь идем ужинать, общаемся, обсуждаем новости. Я вообще живу не по правилам, потому что ужинаю поздно, ем все, что хочу, раньше двух часов ночи никогда не ложусь, читаю, смотрю кино, сериалы на компьютере. Ну а как иначе? Мне очень интересно жить!