«Я начинала в лихие времена»: Интервью с Аленой Свиридовой

«Розовый фламинго», «Бедная овечка», «Никто—никогда», «Будет так всегда» — не просто хиты 1990-х. Они давно стали приметой того времени. Но их автор и исполнительница Алена Свиридова актуальна и сегодня. «КиноРепортер» заинтересовался новым витком в творчестве певицы и поговорил с ней не только о музыке, но и о кино.

— Алена, теперь у вас исключительно акустическая программа?

— Когда все ушли в электронную музыку, я, как брат Ленина, решила — пойду другим путем. Просто у меня был какой-то протест. Я очень люблю электронную музыку, но там есть небольшая такая неправда. Можно играть с ней как в кубики — оттуда взял семпл, поставил, ускорил, замедлил… Для меня акустика — другой уровень музыкальной честности. Драйв и энергетика от этого не меняются, но усиливается правильная подача. А еще частоты, которые издают деревянные инструменты, очень приятны для человеческого организма. К тому же, если, например, выключится все электричество, я никак не пострадаю. Смогу играть где угодно — хоть на паперти! (Смеется.)

— То есть вы теперь девушка с гитарой?

— Да. Кстати, очень сложно петь весь концерт под гитару, когда она у тебя не просто для украшения висит, как это часто бывает.

Фото: Иван Куринной; стиль: Светлана Бурховецкая

— В чем разница нынешнего шоу-бизнеса и в 1990-е?

— Если меня спросят, что сейчас нужно, чтобы стать певицей, я отвечу, что не знаю. Сейчас главное продвижение — в соцсетях, а я не могу серьезно к этому относиться. Думаю, если бы мне было 20 лет, я бы с большим энтузиазмом в это углубилась и всякую дурь туда бы транслировала. Но сейчас у меня ее столько просто нет.

— А в 1990-е приходилось платить за ротацию на радио и телевидении?

— Да, на телевидении, но на радио не успели — у меня был очень быстрый взлет. Все это есть до сих пор.

— Нормально ли это?

— За все нужно платить. Но не самому артисту. Обычно все бизнес-схемы проводят звукозаписывающая компания или продюсер. Они покупают исполнителя на каких-то условиях — иногда хороших, иногда плохих. У нас они всегда плохие для артиста. У меня с самого начала с продюсером были скорее дружеские отношения. Наше сотрудничество давно закончилось, а другого у меня больше никогда не было. Когда ты сам себе еще и продюсер, очень сложно отрываться от земли и творить. Получается такая история доктора Джекила и мистера Хайда.

Фото: Иван Куринной; стиль: Светлана Бурховецкая

— Певице нужен продюсер с деньгами и все?

— Деньги нужны, безусловно. Без них ты ничего бы тогда не снял, не записал. Мне повезло, что были спонсоры моего таланта. (Смеется.) Я начинала как певица, мои спонсоры — как бизнесмены, и они с удовольствием давали деньги на искусство. Не требуя отдачи. Тогда у меня были самые крутые и дорогие клипы.

— Клипы на все ваши хиты снимали Михаил Хлебородов и Федор Бондарчук — тогда молодые клипмейкеры, а сейчас уже большие режиссеры…

— Да, и каждый клип был как кино. «Овечку» Федя снимал на крыше «Мосфильма». Он сказал, что это будет очень модно, так и получилось. Но мне съемки дались тяжело. В тот день у меня вылез флюс, и это было очень видно. Потом, когда уже все сняли, получилось незаметно, но тогда мне казалось, что я — ужасный бурундук. Это портило всю малину, потому что я не чувствовала себя уверенно, все время пыталась как-то спрятать одну сторону, мне казалось, что я ужасно некрасива, вся какая-то перекошенная. Но все равно было весело. А «Розовый фламинго», снятый Хлебородовым, вообще получился эпичным. И очень красивым. Работники «Мосфильма» тогда говорили, что не помнят таких масштабных съемок со времен «Сказки о царе Салтане».

— Бассейн, имитирующий лесное озеро, и съемки под водой — на такое наш кинематограф того времени замахнуться не мог!

— Да, это потрясающая работа! Когда я пришла на съемку, меня поразил огромный водоем, целые подземные царства. Единственное, что портило дело, — температура чуть выше нуля. Дело было зимой, снимали двое суток, теплая вода в озере остыла, но актеры все равно ныряли. Я стояла в воде на кирпичах, изо рта шел пар. Меня отпаивали коньяком, иначе я бы не выжила. С особенным нетерпением съемочная группа ждала, когда модель Галина Смирнская появится топлес из воды. (Смеется.) Саксофонист, сквозь толщу воды вырывающийся на свободу, — это попытка души воспарить. Но потом появляется акулья тень, и понимаешь, что вырваться не удастся. Тогда было неочевидно, востребована ли такая неформатная музыка. Но благодаря видео ее услышали все. А вот мой самый первый клип «Никто—никогда» зрители запомнили как «клип с Верником, собаками и какой-то поющей девочкой». (Смеется.)

— А выступать для «малиновых пиджаков» приходилось?

— Было дело. Я начинала в лихие времена, мы работали в клубах, где собирался такой контингент. Например, в «Карусели» на Тверской в то время выпивали исключительно бандиты и проститутки. Но мои тонкие лирические песни всегда их пробивали. Мне дарили цветы, игрушки, конфеты и очень трепетно ко мне относились, мол, «если кто-то будет обижать, поможем». Великая сила искусства! Я помню, как один браток ко мне подошел и хотел поцеловать руку. Он знал, что это такой красивый жест по отношению к девушке, но волновался, словно не знал, как себя вести. Крутил-вертел мою руку, но на самом деле это было очень трогательно. Потом у меня был не очень трогательный момент, когда меня пытались прессовать.

— ???

— Позвонили, сказали, что кто-то там давал на мои выступления деньги и теперь этот долг возвращать мне. Я не из пугливых, и с таким пафосом ответила: «У меня такая чистая совесть, какой у вас даже в детском саду не было!» Убийственный аргумент, конечно. (Улыбается.) Представляю, как этот человек это слушал. Пришлось привлечь ребят, которые умели правильно поговорить… В общем, стрелки и разборки. Меня там не было, хотя, если честно, хотелось бы посмотреть это шоу. (Смеется.)

— Вы сказали, что часто ездите на «Кинотавр». Так любите кино?

— Мне очень интересно кино, конечно же, но «Кинотавр» — это такая особая форма развлечения и возможность «сходить налево»: мне иногда очень хочется выйти из своей песочницы и пойти поиграть в чужую для вдохновения. Это очень важно.

— На «Кинотавре» ни одна вечеринка не обходится без «Бедной овечки». Звезды под нее отплясывают и поют так, что весь Сочи слышит.

— Правда? Хотя «Кинотавр» часто посещаю, и в этом году тоже поеду (разговор состоялся до начала эпидемии коронавируса; смотр перенесли на о осень — прим. КР). Я просто не всегда доживаю до того момента, когда народ пускается во все тяжкие. (Смеется.)

— Почему вы окрестили «Овечку» самой дурацкой песней всех времен и народов?

— Ну она, конечно же, дурацкая. Но мне нравится иногда побыть дурочкой. Это очень приятно, когда ты сбрасываешь с себя полностью ответственность, контроль и превращаешься в отвязного ребенка. Думаю, что именно эти эмоции люди и считывают. И когда хотят тоже оторваться, то выбирают эту песню.

— Ваш хит «Розовый фламинго» тоже любят петь в караоке…

— Как у нас говорят: «В караоке поет тот, у кого концертов мало». Я в такие заведения не хожу, потому что там стоит рев, как у медведей на случке.

— В 1990-е все слушали попсу и рок, теперь популярен рэп. Ваши сыновья его слушают?

— Да, им нравится.

— А вы?

— На самом деле я благодарна нашим рэперам за то, что они вернули русскому языку статус великого и могучего в поп-культуре. Рок-музыку, к сожалению, на русском петь неудобно.

— Сыновья мечтали стать музыкантами?

— Нет, старший Василий у меня айтишник. А младший Георгий учится в школе с театральным уклоном. Хочет стать актером, режиссером. У него осталось два последних класса, потом он хочет поступать в ГИТИС. Но актерская профессия тяжелая, зависимая. Для мужика — вообще труба, поэтому я рада, что он занимается этим сейчас. Если поймет, что актерство не для него, успеет наиграться и соскочить. Иначе будет нести этот тяжелый крест.