Хиты и эксперименты Вонга Карвая: Полный гид по фильмам маэстро

В первой части материала об акуле гонконгской «новой волны», посвященного особенностям творческой оптики Вонга Карвая, мы уже рассказали, зачем стоит обращаться к его пестрой фильмографии. Теперь же самое время поведать, с чего стоит начать знакомство с карваевской киновселенной, а также подергать за ниточки, которыми между собой связаны его с виду обособленные картины. И, разумеется, окончательно влюбить вас в переливы огней Гонконга и эклектичные портреты его задумчивых обитателей.

Дилогия об одиночестве в большом городе

«Чунгкингский экспресс» (1994)

Вероятно, самый зрительский и уж точно самый мемный фильм Вонга, который смело можно включать в очередь первым, не боясь потеряться в трудностях перевода и монтажной многослойности. Пара едва ли пересекающихся между собой новелл, пара полицейских в качестве протагонистов. Без имен, но с порядковыми номерами – №223 (Такеши Канеширо) и №663 (Тони Люн) – и зияющими дырами в сердце. Возлюбленные синхронно помахали им ручками и скрылись в ночи, парням остается лишь бродить меж рекламных щитов и круглосуточных забегаловок в поисках новых муз. Кем, возможно, станет сонная блондинка вне закона (Бриджит Линь) или работница кафешки на вынос (Фэй Вонг), пританцовывающая под The Mamas & the Papas в мечтах о Калифорнии.

«Я должен был сделать что-то, что дало бы мне сил снимать фильмы дальше», – рассказывал постановщик о замысле «Экспресса». По другую сторону экрана же лента одаривает тягой к дальнейшему погружению в узорчатый мир Карвая, хоть и оставляет после себя настойчивый шлейф светлой печали. По форме сказ о подавленных копах, блуждающих по переулкам, освещенных фонарями и случайными встречами, являет собой не что иное, как ромком – тонкие юмористические нотки вроде монолога героя Канеширо о консервированных ананасах, срок годности которых неумолимо истекает, заметно разбавляют меланхоличную тональность ленты. Которая, к слову, в свое время украла сердечко аж самого Квентина Тарантино, кто одним из первых провел ее рельсы на запад.

Удивительны и обстоятельства, в которых снимался фильм – для постановщика он стал своего рода передышкой от затянувшейся работы над эпичным «Прахом времен» (но о нем чуть позже). От первой строчки сценария, написанной Вонгом при свете ночника, до последнего щелчка хлопушки прошло каких-то 6 недель – ничто в разрезе нынешних сроков кинопроизводства. А наброски для сцен, снимавшихся в тот или иной день, производились им перед сном накануне. Из-за этой спонтанности и обожаемого Карваем сотворчества в настроение ленты просочилось и ощущение быстротечности и непредсказуемости времени в миллионнике. Где на каждом шагу тебя поджидает очередное знакомство, что приведет либо к вскрытию старых ран, либо к уже забытому чувству возвышения над землей.

«Падшие ангелы» (1995)

Согласно изначальной концепции, действие «Чунгкингского экспресса» должно было плавно перетекать и в третий акт, который бы отражал обратную сторону гонконгской ночной жизни. Однако из-за нехватки времени и финансирования Вонг принял решение обособить практически бесфабульную одиссею киллера (Леон Лай), решившего отойти от дел, и его роковой напарницы (Мишель Райс), еле заметно переплетающуюся с историями немого торговца (Такеши Канеширо) и еще одной блондинки не от мира сего (Карен Мок). В то же время постановщик продолжил настаивать на том, что «Ангелы» и «Экспресс» – на деле целостный фильм хронометражем в 3 часа, пусть и состоящий из диаметрально противоположных – и по смысловой, и частично по визуальной окраске – половинок.

«Ангельская» картина, местами сумбурная и в своей сумбурности подкупающая дьявольским магнетизмом, доводит все «чунгкингские» приемы до апофеоза. Здесь находится еще больше фирменных для тандема Вонга и его верного оператора Кристофер Дойла кадров на широкоугольные объективы с еще более искаженными пропорциями, а фонари, вывески и рекламные щиты еще беспощаднее слепят героев, теряющихся в криминальных лабиринтах. И если за их перемещениями в какой-то момент станет уж очень затруднительно следить, то доведенный до абсурда закадровый монолог обязательно прольет свет на гробовую темень местных душ и лиминальных пространств. И неоново-зеленым лучом в конце узнаваемого тоннеля выведет к пониманию анатомии падения местных грешников.

Культовый ностальгический триптих

«Любовное настроение» (2000)

Мировая слава накрыла Вонга с головой уже на рубеже миллениума, когда тот с поразительной смелостью деконструировал мелодраму, часто причисляемую к жанрам невысоким и удобоваримым только для скучающих домохозяек. И вывел, собственно, всю романтическую составляющую не в физические взаимодействия персонажей, а в образную демонстрацию их ментального единения и сердечной боли каждого по отдельности. На этот раз, однако, для этого потребовалось гораздо больше усилий и ресурсов, чем для конструирования преисполненного все той же – да только не совсем той же – романтикой «Экспресса»: после изнурительных 15 месяцев съемок Карвай так долго корпел над итоговым монтажом ленты, что закончил ее только в день премьеры на Каннском фестивале.

Если «чунгкингские» чудаки в своих чувствах были одиноки и свободны, как ветерок летней восточной ночи, то здешние чувства и чувствительность захлестнули двоих взаимной силой, едва ли не способной сломить оковы долга и чести. Ведь интеллигент Чоу, не опять, а снова сыгранным Тони Люном, по статистике самым преданным карваевским актером, и статная красавица Су в по-хорошему флегматичном исполнении Мэгги Чун узнают об измене своих супругов друг с другом. Охваченные личными трагедиями и мыслями о том, как их браки дошли до точки невозврата, те сближаются с товарищем по несчастью в тесных интерьерах доходного дома. И вместе с этим силятся сдержать натиск эмоций, толкающих их на ответную измену, как бы страсть не расцветала алыми цветами вокруг Чоу и Су.

Карвай мобилизует целую россыпь фишек, чтобы с чувством, толком и расстановкой нарисовать, а не вербально пересказать картину о таинстве смерти многолетней иллюзии и зарождении нового чистого чувства à deux. Бросается в глаза и цветовой символизм ленты – буйство оранжевого, красного и теплого желтого становится метафорой еле-еле обузданного влечения и вполне понятной эмоциональной привязанности разочарованных в браке и очарованных друг другом квартирантами. А их многочисленные, но практически безмолвные встречи, подзвученные сентиментальной темой «Юмедзи», смонтированы так, что они выглядят как одна и та же встреча. Лишь калейдоскоп платьев ципао, украшающих элегантную Чун, подсказывает, что любовь эта жила не один месяц и даже не один год.

«2046» (2004)

Пусть чувственная научная фантастика с компактным, но идейно богатым названием и вышла позже «Настроения» как его косвенное продолжение, задумана и снята она была до «полюбовного» фурора. Вонг возвращает на экраны не только люновского Чоу, но и стилизацию под 1960-е – время, когда миллионы людей бежали в Гонконг от китайской культурной революции. Потому, собственно, две уже упомянутые и одна «дикая» ленты образуют неформальную трилогию, где остались запечатлены абсолютно реальные и слегка искаженные воспоминания Карвая о первых годах эмиграции и ощущениях от жизни в фантасмагоричном мегаполисе. При всем этом ее логически последний акт умудряется смотреть и в болезненно притягательное прошлое, и в пугающе непредсказуемое будущее.

Обтесавши свою прежде чувствительную натуру о камни не всегда справедливой действительности, Чоу сиквельного образца все еще не перестает ностальгировать по нежным моментам так и оставшегося не претворенным наяву романа с Су. И потому живет рефлексией о прошлых чувствах, вымещая их в бульварной писанине о мире будущего, где возможны стремительные перемещения не только по земле настоящего, но и по лабиринтам памяти дней минувших. Сюжетные нити из вымышленного и реального, грядущего и прошлого, и искреннего и сомнительного – Чоу вовлекается в лишенные прежней чистоты любовные авантюры с карточной аферисткой (Гун Ли), дамой по вызову (Чжан Цзыи) и депрессивной эссеисткой (Фэй Вонг из «Экспресса») – сплетаются в одно ретрофутуристичное полотно, испещренное мазками тоски по любимой женщине и не менее любимой эпохе.

«Дикие дни» (1990)

Хронологически и идейно открывающий фильм трехтомного дневника памяти, аж на 10 лет опередивший «Любовное настроение», и первая по счету визуальная коллаборация Вонга и Дойла. Которая, увы и ах, в свое время была довольно прохладно принята критиками и массовым зрителем – всему виной триумф сантиментов над привычной содержательностью и последовательностью в изображении тех или иных событий, казавшийся рискованным решением ввиду еще не совсем окрепшего видения постановщика на момент второго полнометражного опыта в его карьере. Но какие бы дикие претензии не предъявляли «Диким дням», эта сложносочиненная драма о незаконном и трагичном все еще считается репрезентативным алмазом кинематографа Гонконга времен его зенита.

Каверзный сюжет ленты закручивается вокруг аж пятерых по-своему несчастных элементов, включая элементы самые что ни на есть криминальные, феминно-невинные и брутально-добропорядочные. В амплуа которых предстал тогдашний цвет местной киноиндустрии – однофамильцы Лесли, Мэгги и Джеки Чун, а также Энди и Карина Лау. Характер отношений между их персонажи по мере движения чувственного лейтмотива вперед все больше начинает походить на любовный многоугольник, грани которого ломает и тлетворное воздействие извне, и следствия незрелости, объединяющие молодую пятерку. Визуализация чего, бесспорно, стала для еще не оперившегося постановщика задачей прелюбопытной – потому при просмотре «диковатого» опыта легко считывается его пылкий энтузиазм.

Новый взгляд на боевые искусства

«Прах времен» (1994)

Провалившись с аффективными очерками начала 1990-х, Вонг пошел на поводу у продюсеров и согласился снять картину в не сильно-то и интересном для него жанре уся – китайском фэнтези с элементами боевых искусств. И снял, пожалуй, самое неординарное уся в истории кино, нисколько не отказав себе в удовольствии вольно обойтись с первоисточником, романом Цзинь Юня «Легенда о героях Кондора», и, разумеется, вознести саморефлексию протагониста над сюжетной динамикой и детальными разъяснениями, что к чему и куда. Не интересует Карвая и эффектный экшен, ведь экзистенциальное зрелище на порядок насущнее творится в сердце воина Фэна Оуяна, снедаемого одиночеством посреди удушающих дюн и лишь удручающих его знакомств с текущими и потенциальными врагами.

В костюмированной киносаге, вышедшей в копеечку, мелькают все уже знакомые лица – тройка Чунов, вечно печальный Тони Люн, а также утонченные музы постановщика Карина Лау и Бриджит Линь. Сплошь звезды китайской сцены, да и жанр самый что ни на есть народный, лишь бы только очевидная тяжеловесность сценария и операторских решений, опять же целившихся в проработку портрета воина-меланхолика, не смутила публику своей самобытностью. Однако по мере того, как уже тридцатилетний прах рассеивался над киноландшафтом, гармоничность и глубина драматического аспекта ленты, доработанного Вонгом независимо от оригинала, вышли на первый план и смогли завоевать и современную публику, равнодушную к азиатским преданиям, кунг-фу и проблемам одиноких рыцарей.

«Великий мастер» (2013)

Следующие 20 лет Карвай если и затрагивал единоборства, то только по касательной – например, Чоу из «Любовного настроения» писал роман как раз-таки в жанре уся. Пока не решил затеять «боевой» байопик Ип Мана, мастера кунг-фу стиля Вин-Чун и учителя небезызвестного Брюса Ли. Байопик, не ставший, естественно, традиционной и хронологически стройной прогулкой по взлетам и падениям сенсея, но подаривший возможность заглянуть в его гипотетический внутренний мир. Где нашлось место и непоколебимым карьерным устремлениям, и платонической любви к мастерице борьбы на ладонях Гун Эр (Чжан Цзыи из «2046» и «Мемуаров гейши»). И не покидающему карваевских персоналий одиночеству, что способна сквозь пелену дождя и дыма прокрасться в сердца сильнейших из нас.

Наш старый знакомый Люн, примеривший амплуа достопочтенного Ип Мана, настолько сильно поверил в титанический замысел Вонга, – что есть совмещение разношерстных элементов боевых искусств и неспешных драматических фрагментов, связанных с пертурбациями в личной жизни мастера и с мировыми войнами, что пришлись на его молодость – что аж 18 месяцев обучался загадочной науке Вин-Чун. И даже схлопотал на съемках травму руки. Дважды. В конечном счете 3 года производства ленты обернулись и кассовым, и критическим успехом – коктейль из авторских фишек постановщика-романтика и укоренившихся в азиатской культуре зарисовок о единоборствах вышел крепким и незабываемым. Как итог – мировые сборы в $64 млн, рекордные для всей фильмографии Вонга.

Единственные в своем роде

«Пока не высохнут слезы» (1988)

«Бандитский» дебют азиатского мэтра, позволивший ему закрепиться на гребне «новой волны», основные деятели которой на рубеже 1980-х–1990-х творили как раз в околокриминальном жанре. Молодые и еще никому не известные Карвай, Энди Лау и Джеки Чун, прихватив с собой на тот момент уже всенародную любимицу Мэгги Чун из джекичановской «Полицейской истории», сумели выдержать баланс между привычной жанровой жестокостью и тонким трагизмом любовной линии, что складывается в пугающе неправильный треугольник, очерченный мелким коллектором, его бестолковым подчиненным и двоюродной сестрой. Поверьте, слезы не высохнут и на исходе ленты – финальная мораль сей мрачной басни хоть и не нова, но ее бескомпромиссная подача шокирует и завораживает.

«Рука» / антология «Эрос» (2004)

Кто бы мог такое подумать, но однажды Карвай перещеголял Микеланджело Антониони и Стивена Содерберга. Дело в том, что трое визионеров сняли по короткометражке для фильма-антологии о любви в самых разных ее проявлениях, и именно гонконгский ее акт запомнился публике больше двух западных. В фокусе внимания Вонга – безответные чувства бедного портного (Чан Чень) к элитной секс-работнице (Гун Ли), что когда-то лишила его девственности. Картина хоть и дышит нешуточным эротизмом, прошмыгнувшим и в ее цветовую гамму, и в особенности гардероба местной femme fatale, – изумительная работа художник-постановщика Вильяма Чанга, прикипевшего к Карваю похлеще Дойла – но все еще не скатывается в безвкусную пошлость и излишнюю объективизацию женщин.

«Мои черничные ночи» (2007)

После череды кантоноязычных успехов герои Вонга наконец заговорили по-английски. Его единственной (по крайней мере, пока) работой, снятой в Америке, остается шероховатый, но все еще довольно очаровательный драматический эксперимент, сценарий к которому Карвай не то, что написал заранее, но и написал совместно с писателем Лоуренсом Блоком. Более того, постановщик рискнул и взял на главную роль Нору Джонс, певицу без опыта в кино, но миленько смотревшуюся рядом с Джудом Лоу, не слишком благородно слизывающим крошки черничного пирога с губ ее героини. Зато фактура Натали Портман и Рэйчел Вайс в свете типичных карваевских огней – замерцала в них, кстати, и вывеска кафе «Ключ» на чистом русском – заиграла как надо, хоть Вонг наверняка и скучал по родным Чун и Вонг.

А также:

• «Счастливы вместе» (1997) – Тони Люн и Лесли Чун разыгрывают трагедию о дисфункциональных отношениях, с грохотом разваливающихся на аргентинской земле под танго Астора Пьяццоллы;
• «Слежка» (2001) – энергичный рекламный коротыш для BMW, где Клайв Оуэн преследует якобы отбившуюся от рук жену очень уж подозрительного актера (Микки Рурк);
• «Цветение» (2023 – 2024) – на данный момент последний проект Вонга, в 30 сериях повествующий о политических и культурных переломах в Шанхае второй половины XX века.