«Личность актера не должна бежать впереди образов»: Юрий Чурсин о карьере и профессии

Студенты Щукинского училища говорят, что преподаватели призывают их равняться на Юрия Чурсина. И конечно, речь идет о его трудоспособности, грамотном подходе к выбору ролей и самоотдаче, потому что таланту, которым обладает актер, научить, к сожалению, невозможно. Зато можно развить способность докапываться до сути вещей, ценить момент и со вкусом подбирать свой гардероб. А в том, что это тоже про Чурсина, мы убедились в процессе нашего с ним разговора.

В 2005-м на Первом канале вышел сериал «Хиромант», где вы сыграли свою первую главную роль. По ощущениям он стал отправной точкой в вашей карьере?

– Сложно сказать! Съемки в сериале были чудесными. Дебютная работа и для меня, и для режиссера Антона Борматова, который до этого, кажется, снимал клипы. Всей команде очень хотелось, чтобы все получилось, и, наверное, это чувствуется – вышло отчаянно и честно. Кто-то рассказывал мне, что в лонг-листе популярных сериалов, которые пересматриваются «вдолгую», «Хиромант» на четвертом месте. Актерская судьба непредсказуема в этом смысле. Ты можешь сколько угодно творить, получать призы и по праву гордиться своими сложными драматическими ролями… А тебя все равно будут окликать на улице, узнав по какому-нибудь сериалу. (Смеется.)

Бывало, что вы говорили себе: «Знал бы заранее, что так плохо получится, не вписался бы в это ни за что!»?

– Ну, так я себе точно никогда не говорил! Потому что любой опыт прекрасен. Да, бывает, конечно, что материал сыпется – распадается на монтаже или изначально плохо написан. Но в нем обязательно есть какая-нибудь вещь, которая мне искренне дорога. Мы же на площадке проживаем жизнь — мы там ради самого процесса, а не результата. Другое дело, что часто ждешь одну картину, а получается другая. И это бывает приятной неожиданностью – когда казалось, работаешь ради опыта, чтобы чему-то научиться, а вдруг получается то, что смотрят десятилетия спустя… Как-то раз я случайно оказался рядом с одним из продюсеров фильма «9½ недель», который рассказывал, как они были уверены, что снимают фильм категории Б. И никто не ожидал, что он произведет такой эффект.

10 лет назад вышел «Мосгаз». Вы понимали, что ваш персонаж станет одним из ключевых?

– Нет, и скажу больше: мы вообще думали, что сам сериал – разовая история! Это была моя вторая совместная работа с Андреем Малюковым после сериала «Побег», а у Андрея Игоревича есть правило, что он всегда снимает только первую часть. Что касается моего персонажа, то здорово, что он появлялся в сериале раз за разом, но, мне кажется, в какой-то момент смысловой нагрузки в его присутствии в истории стало не очень много. И прекрасно, что нашли выход из этой ситуации: герой погиб, причем драматично, подтолкнув действие вперед. Когда эта идея возникла, я сразу согласился – мне показалось, что это правильный ход.

Тем более что появилось время на новые роли! В прошлом году вышло 15 фильмов и сериалов с вашим участием, поразительно разных. Вы за этим специально следите?

– Больше всего на свете я боюсь амплуа. Мне становится скучно, неинтересно, потому что нечего искать. Для меня чем более разнообразные проекты, тем лучше. Я так отдыхаю. Когда попадаю в принципиально другие условия существования, это становится для меня передышкой от того, что идет параллельно.

А почему у вас тогда так мало ролей мерзавцев? Их же играть интереснее!

– У меня был период – несколько лет, когда я как раз стал проваливаться в это амплуа, – играл подонков одного за другим. И я считаю победой то, что мне с моей фактурой доверяют роли хороших парней, потому что их играть сложнее. Они как минимум не должны выглядеть идиотами при всех своих положительных качествах. У меня сейчас в работе сразу две картины, в которых я играю хорошего парня, который стал плохим. И вот эта арка героя тоже интересная – где и почему он поступается своими принципами. Мне нравится отыскивать такие вещи, из-за которых человек чуть-чуть выходит из своей парадигмы – в ту или другую сторону. В этом есть что-то настоящее, что находит в зрителях отклик и большее отождествление с собой.

Вообще, не делить все на черное и белое, а искать полутона — сейчас общемировая драматургическая концепция…

– И это здорово, потому что во времена золотого века Голливуда Кларку Гейблу, например, на уровне контракта запрещалось играть плохих парней. Считалось, что потом тебе не поверят. Мне кажется, тогда надо артистам запретить вести соцсети и давать интервью, чтобы все продолжали думать, что у них хороший вкус и они умные. (Смеется.)

Я так понимаю, вы сторонник позиции, что в артисте должна оставаться какая-то тайна?

– Не то чтобы тайна, но личность актера не должна бежать впереди образов, которые он создает в кино или на сцене. И все это очень не полезно.

Просто вы не говорите о личной жизни, и информация о вашей семье крайне противоречивая. Даже имя жены в разных источниках отличается.

– С чушью, которая бродит по интернету, я устал бороться! Кто-то когда-то увидел, что обо мне нигде ничего нет, и написал, что в голову взбрело, а остальные трутни разнесли это по всей сети. Я просто считаю, что личная жизнь – только моя, и это вообще не тема для обсуждения.

Поэтому у вас и никаких страничек в соцсетях нет?

– У меня есть прекрасный фан-клуб, который интересуется моим творчеством, и мне кажется, что этого достаточно. Как-то обнаружил себя делающим селфи на фоне заката, помню – подумал, что моя жизнь катится куда-то под откос, тут же выключил камеру и удалил инстаграм (Instagram – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой в России запрещена). Правда, у меня было возвращение туда, когда пошла такая волна, что надо завести страничку, фиксировать свои мысли… Но потом я увидел, как эти прекрасные ребята из клуба отыскивают и выкладывают информацию обо мне, и в 10 раз быстрее и веселее, чем это сделал бы я. Понял, что не нужен на этом празднике, второй раз удалил аккаунт и больше этим не занимаюсь.

В 2014 году вы покинули театр так же решительно? Почему ушли и почему вернулись?

– Почувствовал, что не могу больше служить в театре, состоять в труппе – просто в силу каких-то внутренних изменений, возраста, увлечений, желаний и вообще видения себя в этом мире. И попросил «отставку». А вернулся на сцену, потому что появилась возможность играть свободно, без привязки к определенному месту.

Я просто десятки раз слышал от актеров, что сцена как наркотик…

– Да, это наркотик, от которого я могу отказаться. (Смеется.) Мне кажется, надо заниматься любимым делом, пока ты его действительно любишь. Как только оно превращается в какую-то обязанность, тут же появляется неприятный душок, который все портит. Я прихожу в театр играть потому, что мне дико нравится, а не потому, что я должен.

Кстати, я был на премьере «Звезды вашего периода», где у вас главная мужская роль. А как вам кажется, когда спектакль готов к просмотру?

– Есть старая театральная шутка, что русские спектакли сначала не сыграны, а потом сразу разваливаются. (Смеется.) И это как бы шутка, но в каждой шутке есть доля правды. То есть практически невозможно попасть в правильный день. Но прелесть театра – именно в том, что каким будет спектакль завтра, никто не знает. Он может случиться, а может не случиться совсем. И ценен тот момент, который здесь и сейчас. А если серьезно отвечать на вопрос, то когда все, что является лишь материалом – пьеса, декорации, костюмы, свет, музыка и разбор актерских задач каждой роли, – начинает работать на тему, идею и сверхзадачу спектакля, вот только в тот момент он готов к показу зрителям.

Одна из самых ярких ваших театральных работ сейчас — Сирано де Бержерак. А до него вы играли Атоса, Рокэ Алву и генерала Чернышева. Просто со шпагой по жизни! В детстве в мушкетеров играли?

– Самым моим большим разочарованием когда-то было то, что я взрослею и больше нельзя играть в мушкетеров. И такое счастье, что, оказывается, можно! (Смеется.) У нас в Щукинском училище был фантастический педагог Андрей Викторович Ураев, который преподавал нам не просто фехтование, а еще и его историю. Мы сначала изучали школу тяжелых клинков, потом длинных, испанскую школу, французскую, немецкую, сабельный бой… У нас на третьем курсе даже были собственные клинки, потому что, когда занятия заканчивались, мы занимались импровизационным боем с однокурсниками. Это вообще помогает: становится голова на место – нужно быстро думать, тактику боя выстраивать, реакция должна быть хорошая. Да, и еще! В «Трех мушкетерах» (фильм 2013 года, – КР) на нас были костюмы, в которых снимался «Сирано де Бержерак» с Жераром Депардье. Даже просто надевать на себя эти плащи было очень волнительно! В этот момент просыпался тот самый мальчишка, игравший в мушкетера.

Раз уж вы заговорили об одежде. Неоднократно видел вас на премьерах и всякий раз отмечал, как стильно вы одеваетесь. Вам кто-то помогает подбирать луки?

– Семья! У них тонкий, строгий вкус, и все умеют высказать свое мнение так, что ты плохо оденешься, только если один дома. Есть, конечно, и любимые друзья-модельеры. Например, мой старинный товарищ Леонид Алексеев – я уже десятилетия коллекционирую и ношу его творения, они фантастические. Для меня как для человека, который подвержен совершенно разным настроениям, одежда – это еще и код. Она всегда отзывается моему внутреннему состоянию. Бывает так, что мне комфортно в высоких кавалерийских сапогах, а бывает – в кроссовках. То на мне много украшений, то неделями не ношу ни одного кольца.

Возвращаясь к Сирано: у него, как и у Атоса, – богатая экранная история. Когда вы беретесь за подобные роли, изучаете, как это делалось до вас?

– Никогда! Чтобы не подхватить никакого «вируса». Я даже иногда беру паузу после просмотра каких-нибудь хороших картин, потому что просыпается что-то такое обезьянье: вижу, где и что украсть, тут же становится стыдно и ищу что-то свое.

А «Побег»? Он же был официальной лицензией!

– Да, и все было очень строго – перевод утверждался в Sony. Каждое слово. Но я не видел ни одной серии оригинала – опирался только на текст.

То есть как сыграл вашего героя Вентворт Миллер в оригинальном сериале, даже после съемок не полюбопытствовали?

– Я слышал, что первые три сезона – очень хорошие, но все равно так и не посмотрел.

А свои работы пересматриваете?

– К сожалению, в принципе мало смотрю кино за неимением времени. А свое… Ну, я же знаю, чем все кончится, – не очень интересно. (Смеется.) Но если вдруг попадаются какие-то ранние работы, то с удивлением обнаруживаю, что многое забыл: ой, а это я, оказывается, уже делал! Или: о, здорово, как это в голову пришло этому парню?.. И да, дети, когда совсем маленькие были, любили смотреть. Это для них такой цирк был: вот папа мимо проходит, а вот он в телевизоре.

Сейчас вы активно работаете со стримингами. Как относитесь к той свободе самовыражения, которую они предоставляют?

– Несколько лет назад я пришел на пробы проекта с хорошим, но очень жестким сценарием. Крепко матерным, секса много… Удивленно спросил у режиссера: куда такое? Он ответил, что вот такая штука – онлайн-кинотеатр. Я обрадовался: круто! А он мне: да ничего крутого! Потому что, сколько авторы за последние 10 лет ругались, что ничего нельзя, но когда я им сказал: «Ребята, давайте все, что хотите, – наркотики, секс, мат, что угодно», авторы сели на попу. Оказалось, никто не знает, что делать, когда можно все. Как снимать вещи, которые, с одной стороны, будут честны, а с другой – не выставят тебя голодной тварью, которой всегда все запрещали и которая теперь решила оторваться по полной.

А вы понимаете, как надо? Вы же сценарии пишете.

– Дальше неплохого начала по всем восьми историям у меня в компьютере дело не пошло. (Смеется.) Давайте будем откровенны, это другая профессия! Этим надо жить, понимать, знать, разбираться. Больше всего огорчает дилетантизм. И меньше всего хочется оказаться в ситуации, когда думаешь, что ты лучше всех, а на самом деле твои потуги не вызывают ничего, кроме жалости.

Сейчас Голливуд ушел из нашего проката, как думаете – это шанс для российского кино?

– Я не думаю, что это что-то изменило принципиально. У российского кино как были, так и есть свои зрители. Они никуда не делись. Зрители искренне радуются, когда русский фильм получается, — ходят, рассказывают друг другу. Им тепло на душе, потому что все хотят, чтобы получилось.

А у вас самого что на душе?

– Мне кажется, наш кинематограф вполне успешно продолжает свое развитие. Вы правильно сказали, у нас много талантливых прорывов и неспокойных душ. Особенно в сфере авторского кино. Зрелищное, по-моему, отошло на второй план, но это общемировая проблема. Индустрия, на мой взгляд, достигла пика в своем развитии, и все ждут новую волну. Когда вся шелуха осыпется, и мы вновь начнем относиться к фильмам как к произведению искусству, а не как к продукту.

Все фото: Евгения Безрук