Тильда Суинтон: «Никогда не хотела быть актрисой»

Элегантная, быстрая, внимательная, почти неземной красоты, Тильда Суинтон едва ли изменилась с годами. Трудно поверить, но ей уже 61. Только в Канны актриса привезла сразу три фильма «Французский вестник», «Сувенир: Часть 2» и «Память». 

Каннский кинофестиваль представил три фильма с вашим участием, однако фестиваль вы покинули с «Золотой пальмой»… для собак.

— Наконец эта награда стала официальной, многие представители киноиндустрии этого ждали, я в том числе. Очень горжусь своими Дорой, Рози и Мишкой, которые заслужили приз за участие в картине «Сувенир: Часть 2». Говорю это не потому, что я их хозяйка. Мне не раз доводилось сниматься в кино с собаками. Возьмем хотя бы пса из картины Педро Альмодовара «Человеческий голос». Это была прекрасно дрессированная и умная собака, звезда рекламы. Почти все сцены мы отыграли с ним вдвоем, однако я его совершенно не интересовала. Все время он не отводил взгляда от своего тренера, который прятался за моей спиной с сосисками. Мои собаки — другое дело: их все интересовали. Теперь мне хочется брать их с собой на съемки.

В «Сувенире 2» также участвовала одна из ваших дочерей. Что скажете о ее первом опыте?

— Режиссер Джоанна Хогг долго не могла найти на эту роль подходящую девушку. Она просмотрела сотни молодых актрис. Но ей нужен был кто-то немного старомодный, выпавший из своего времени. Девушка должна была быть молодой, но хорошо знакомой с культурой 1980-х. Моих дочерей не нужно с ней знакомить. Я вырастила их без телевизора, но с музыкой того времени. Однако у меня и в мыслях не было предлагать Онор на эту роль – я рекомендовала детей всех своих знакомых и друзей. И наконец Джоанна очень серьезно меня спросила: «Что насчет твоей дочери?» Так она попала в фильм, а вместе с ней и весь мой гардероб, который мне пришлось перевернуть вверх дном, чтобы найти наряды 1980-х, в том числе выпускное платье и туфли, появившиеся в одной из сцен. В конце концов не имело значения, является ли Онор моей дочерью или нет. Если бы Джоанна нашла другую девушку, которая смогла бы сыграть мою дочь, то эту роль сыграла бы другая. Кинематографическая семья для меня так же важна, как моя собственная.

Что для вас значит «кинематографическая семья»?

— Я никогда не хотела быть актрисой. Не искала ролей. Они сами находили меня. Дерек Джармен, которой привел меня в кино, снимал фильмы совершенно бесплатно. Это было похоже на вечеринку – мы находили место, заказывали музыку и еду и распределяли между собой обязанности: кто-то отвечал за одежду, другой за макияж и так далее. Так мы сняли «Караваджо» и другие фильмы. Если бы я не встретила Дерека, никогда бы не стала актрисой. Когда его не стало, я стала чаще говорить «нет», чем «да». Если меня просят рассказать о моей карьере в кино, я говорю, что у меня нет карьеры. У меня есть жизнь. И большая часть людей, с которыми я снимаю фильмы, — это мои близкие друзья. Мы беседуем, ужинаем, путешествуем, смотрим кино. Слово за слово, постепенно образуется небольшая группа единомышленников, работающих над общим делом. После окончания съемок я вновь возвращаюсь к своей тихой провинциальной жизни на севере Шотландии, где у меня есть возможность уединиться. Именно уединение питает мои творческие идеи и энергию.

Как определяете, кто станет вашей семьей, а кто нет?

— Мне не нравится, когда режиссеры говорят: «На съемках будет то-то и то-то. Все совершенно надежно». Если все спланировано, мне уже неинтересно. Наверное, для многих актеров это именно то, чего они ищут. Но не для меня. Я очень избалована, поскольку рано поняла, что могу действительно любить свою работу и людей, с которыми ее делаю. Я стараюсь избегать тех, кто блокирует мои чувства, пытается меня ограничить, пользуясь общепринятыми клише. В жизни следует искать попутчиков, родственные души с общими интересами и страстью к тому, чем заняты.

Как на съемках у Уэса Андерсона?

— Эдриан Броуди и Бенисио Дель Торо любили пошутить, что на съемках у Уэса создается впечатление, словно попал на церемонию вручения «Оскаров». Актеров так много, что ими можно заполнить «Долби Кодак», и большая их часть оскароносные. Работа с Уэсом – прекрасный пример того, что я называю «семейственность». Он никогда ничего не делает один, даже интервью не дает в одиночку. На его съемках мы всегда все вместе – обедаем, обсуждаем сцены или делимся своими историями. Все, кто принадлежит к его семье, знают и ценят это. Он – гений, однако и у него есть свои слабости. Еще до начала съемок фильм уже полностью отснят у него в голове. И ему надо его оттуда вытянуть, по частям, словно нити из ушей (делает похожее движение руками): «Это тебе, лови Тильда, а это твое, Эдриан». Одному ему не справиться, нужны актеры, которые поймут и смогут передать его видение. Во «Французском вестнике» он воплощает свою давнюю мечту снять фильм про журнал The New Yorker и его основателя Гарольда Росса. Однако я думаю, что вместо Росса он изобразил своего продюсера Стивена Рейлса, совершенно об этом не подозревая. Его герой Артур Ховитцер – вылитый Рейлс (меняет голос, изображая продюсера): «Что бы ты ни делал, Уэс, я все утверждаю, если это будет похоже на тебя».

Многие актеры признаются в интервью, что снимаются в мейнстриме только ради денег. Вы тоже?

— Мне не нравится слово «мейнстрим». Оно ассоциируется у меня с обществом потребителей. Когда упоминают «мейнстрим», то всегда имеют в виду фильмы с большим бюджетом. Это правда, я снималась в таких проектах. Но те немногие блокбастеры с моим участием я считаю больше экспериментальными, чем коммерческими. Когда Фрэнсис Лоуренс приглашал меня на съемки фильм «Константин: Повелитель тьмы», фильм казался большим, рискованным экспериментом. То же самое случилось с «Хрониками Нарнии». Эндрю Адамсон пришел из мультипликации, и эта лента стала для него первой.

Как удается свободно фланировать между студиями и артхаусом. Взять хотя бы последний фильм «Память» у Апитчатпона Вирасетакула?

— Это моя первая работа с Джо (уменьшительное имя тайского режиссера, – КР), хотя знакомы мы с ним много лет, из них 17 разрабатывали этот проект. Мы познакомились на Каннском кинофестивале 2004 года, он приехал туда с «Тропической болезнью». Я была в жюри, а ему вручили тогда Гран-при. Мы моментально стали близкими друзьями, иногда встречались, организовали вместе несколько выставок и кинофестивалей, но всегда вели беседы о будущем совместном фильме. Его «медленное кино» имеет очень узкую аудиторию. Потому приятно видеть, что такая картина не только снята, но представлена зрителю и даже получила приз. Ритм этих лент не отражает традиции тайской культуры. Я не раз бывала в Таиланде и знаю, что там есть также очень быстрые люди. Джо хочет научить зрителя наблюдать, не оценивая, быть в моменте, не мечтая о чем-то другом. Моя героиня почти все время отстранена – непонятно, живой она человек или видение. Она словно дух, который присутствует, но не оставляет после себя никаких следов. Над этой ролью мне пришлось очень много работать, с нуля выучить испанский язык, отрастить волосы и перекрасить их в более темный цвет, чтобы поменьше выделяться среди жителей Колумбии, где мы снимали картину.

Последние полтора года стали для всех особенными. Как это время провели вы?

— Это время стало для меня периодом трансформации. Удалось пересмотреть много старых фильмов, в том числе собственных. У меня началась переоценка ценностей, а также появилось желание избавиться от всего лишнего. Два вопроса меня волновали чрезвычайно: что будет с нашей планетой и с кино. Еще пересмотрела все фильмы из серии «Голубая планета» моего кумира Дэвида Аттенборо – восхищаюсь людьми, которые не сдаются. Благодаря им мы живем, кино живо, жизнь продолжается.