«Саван»: Загробный хай-тек с Венсаном Касселем

Преуспевающий делец Карш (Венсан Кассель) владеет кладбищем с примыкающим к нему рестораном. Причем кладбище то не простое, а продвинутое: в надгробия вмонтированы экраны для наблюдения за разложением тел покойных. Скрытые камеры размещены в погребальных покровах, передающих на поверхность изображение высокой четкости, которым можно управлять через специальное приложение. Этим революционным изобретением пользуется и сам Карш, посматривающий периодически на кости умершей супруги Бекки (Дайан Крюгер). Однажды он замечает на ее черепе странные наросты. Параллельно таинственные вандалы совершают на кладбище варварский налет, ломая надгробия, а объединяющую их сеть блокируют не менее таинственные хакеры. Карш намерен выяснить, кто за этим стоит.

Еще в мае 2024-го «Саван» гостил в Каннах, но остался без наград. На Лазурном Берегу Дэвиду Кроненбергу вообще не везет: семь номинаций на «Золотую пальмовую ветвь» – и лишь одна премия, Особый приз жюри за «Автокатастрофу» в 1996-м. На фоне более громких премьер затерялся и «Саван», хотя для Дэвида это кино поважнее многих других. Подхватив тренд автобиографий, которые в 2020-х ваяли Брана («Белфаст»), Соррентино («Рука бога»), Спилберг («Фабельманы») и Иньярриту («Бардо»), Кроненберг тоже – в своем, разумеется, стиле – замахнулся на материи глубоко личные. Связанные, прежде всего, со смертью в 2017-м его жены Кэролин, с которой он прожил 43 года. В интервью режиссер заявил, что, если уж на то пошло, все его фильмы в чем-то личные, и связь с реальными переживаниями еще не делает их хорошими: кино должно говорить само за себя. И работа над «Саваном» не стала для него терапией, хотя герой Касселя, внешне отчетливо смахивающий на самого Кроненберга, создает хай-тек-кладбище именно с этой целью: помочь тем, кто не готов отпустить близких, побороть скорбь.

Впрочем, скорбь никуда не девается. Об этом упоминал Дэвид, это же подсознательно чувствует Карш, видящий Бекку в грезах, где трагичное причудливо смешивается с эротическим. «Саван», конечно, не «Преступления будущего», но тоже отчасти боди-хоррор: во снах Карша Дайан Крюгер появляется в неглиже, однако внимание от ее прекрасных форм отвлекают увечья – из-за прогрессирующего рака Бекка сталкивается с ампутациями, а ее кости становятся хрупкими, точно фарфор. Вдобавок однажды и сам Карш решает примерить саван, и на мониторе тут же высвечивается, как за считанные секунды разлагается его тело. В остальном фильм элегантно эстетичен: из идеальной прически Касселя не выбивается ни один волосок, в интерьерах доминирует спокойная роскошь, камера Дугласа Коха (он же работал на «Преступлениях будущего» и «Гуманном методе» Кейтлин Кроненберг) деликатно фиксирует красивые лица. Одно из них принадлежит Сандрин Холт, чья слепая героиня, жена умирающего венгерского магната, закручивает с Каршем интрижку.

В их общих сценах бизнесмен, помешанный на технологиях и даже живой секретарше предпочитающий AI-аватар, пробуждает в себе позабытую страсть, а холодные кости «Савана» обрастают плотью. В том числе – плотью Крюгер еще в одной роли, сестры Бекки, которая тоже спит с Каршем (ох уж этот Кассель). Но все же в столкновении биологического с виртуальным, привычном для Кроненберга, больше нематериального, экзистенциального, включая нетривиальные размышления о реакции зубов на эмоции, именуемой зубной скорбью. Возможно, «Савану» не помешало бы и вовсе развиться в бессюжетную притчу, однако надгробия все-таки кто-то повредил, что запускает псевдодетективную линию с расследованием злодеяния. Псевдо – поскольку распространяться об инциденте Карш не желает, чтобы репутацией не рисковать, и вообще не копается в подробностях лично, поручая это дело спецу по цифровой безопасности – свояку Мори. Того играет Гай Пирс, чья карьера благодаря «Бруталисту» резко воспарила от неказистых боевичков к оскаровской номинации, но здесь мужчина выставлен на посмешище.

Мори – типичный параноик в шапочке из фольги, который поначалу честно выслеживает хакеров, но постепенно тонет в несусветных теориях заговора. Трудно сдержать смешки в диких эпизодах, где Пирс с выпученными глазами взваливает вину за кладбищенский вандализм то на китайцев, то на наших с вами соотечественников, хотя, может, во всем виноваты энвайронменталисты или онкологи (а ну как те самые наросты – устройства слежения?). Этот кринж, конечно, намеренный, но траурной философской драме он не идет – примерно так же многих выбила из колеи концовка «28 лет спустя», где мрачный постапокалипсис внезапно взорвался абсурдно разнузданной рукопашкой с вайбами Гая Ричи. Причем нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что Мори все выдумал: Кроненберг не утруждает себя четкими ответами, а лишь показывает, в каком направлении можно двинуться на их поиски. Чтобы вскоре заплутать в тумане недосказанности.

Его персонажи нередко теряли связь с реальностью – что Макс из «Видеодрома», что Тед из «Экзистенции», что Деннис из «Паука», не говоря о Билле Ли из «Голого завтрака», который, как завещано расколотым нарративом У.С. Берроуза, растворился в делирии. Вслед за ними и Карш перестает различать, где действительность перетекает в фантазии, а финал, в каком бы мире герой в итоге ни оказался, обманчиво обнадеживает тем, что делец более не одинок. Правда ли он победил неприкаянность, сблизившись с женщиной, или эта неприкаянность в разы окрепла из-за того, что он обречен видеть в очередной пассии черты искалеченной, погибшей, истлевшей любви? Каждый решит по-своему. Если одни с раздражением отмахнутся от «Савана» как абстрактных хроник душевного расстройства, то другие, вероятно, смогут разглядеть в герое Касселя соулмэйта, ибо и его смятение, и горькая меланхолия самого фильма кажутся чуть ли не единственными надежными спутниками в наш век катастроф. Но в любом случае все без исключения согласятся с тем, что AI не следует доверять.