В последние годы жанр ужасов переживает настоящий бум. Только в марте в прокат выйдет больше полудюжины хорроров, в том числе — российских. «КиноРепортер» разобрался в психологии страха и объяснил, почему пугающие фильмы так популярны.
На первый взгляд, популярность ужастиков парадоксальна: монстры, кровища, расчлененка и вываливающиеся внутренности — явно не самые очевидные объекты для любования. Тем не менее для приличного хоррора подсунуть зрителю под нос тонну всевозможных мерзостей — хороший тон, а благодарная аудитория требует еще и добавки. Мало кому хотелось бы испугаться до смерти в повседневной жизни, однако темные залы кинотеатров полнятся храбрецами, готовыми испытать свои нервы на прочность.
Исследованию данного феномена посвящено множество трудов. Психоаналитики сводили очарование монстров к своей любимой теме: по их мнению, чудовища удовлетворяют подавленные психосексуальные желания. Дракула и прочие вампиры-соблазнители и впрямь легко укладываются в подобные теории, а вот с прочими страшилищами получается не так гладко.
Красивое объяснение предложил знаменитый писатель ужасов Г.Ф. Лавкрафт. Создатель «Мифов Ктулху» считал, что кошмарные создания вселяют благоговейный трепет, поскольку в глубине души люди верят в существование непознанных сил. Увы, опять-таки далеко не каждое чудо-юдо способно своим видом спровоцировать столь фундаментальные душевные переживания — достаточно вспомнить культовый среди любителей треша фильм «Нападение помидоров-убийц».
Теоретик кино Ноэль Кэрролл в своей книге «Философия ужаса, или Парадоксы сердца» пришел к тому, что удовольствие люди получают главным образом не от самих монстров, а от повествовательной формы хорроров. Зрителей захватывает сюжетная модель, которая строится на открытии, обнаружении и доказательствах чего-то невозможного. Чудовища идеально подходят для этих задач, поскольку загадочны и необъяснимы по своей сути.
Даже если страшилище сразу появляется в кадре, главным героям только еще требуется убедиться в его существовании, изучить и найти способ одолеть. По сути, любопытство подстегивается интригой сродни детективной. «Монстрам в таких историях об открытиях необходимо быть отвратительными, пугающими и отталкивающими, чтобы процесс их обнаружения вознаграждал зрителя эмоциями, а значит, удовольствием», — пишет Кэрролл.
«Под лейблом «ужасы» могут находиться картины самых разных жанров, — размышляет режиссер Николай Лебедев, начинавший свою карьеру с пугающего триллера «Змеиный источник». — Это может быть и фильм «Челюсти», который рассказывает о вполне реалистической и драматической ситуации, и «Психо» Хичкока, и ленты о каких-то сказочных монстрах, которые скорее относятся к категории фэнтези. Думаю, что зрители покупаются не на ужасы, а на более глубокие вещи. Как правило, фильмы повышенной привлекательности для аудитории содержат захватывающие, драматичные, интересные истории. Вот это важный момент».
Как ни странно, но при просмотре фильма испуг перестает быть негативным ощущением. «Страх — это эмоция стрессовая, а стресс, как говорил Хичкок, благотворен для организма. Да и врачи это подтверждают, — продолжает Лебедев. — Поэтому, проживая страхи, находясь в безопасности кинозала, мы получаем тот адреналин, который требуется нашему организму. Природой так заложено, что человеку нужен стресс, это издревле идет. Фильмы, которые дают возможность испытать этот стресс и переварить страх, справиться с ним и подняться над ним, дают очень серьезную психологическую и эмоциональную разгрузку для зрителя. К тому же напряженный сюжет всегда интереснее, чем нечто вялотекущее. Страх и напряжение дают очень сильные эмоции, а кино — это и есть эмоции».
В сущности, зритель в какой-то момент переживает реальный страх, хотя видит на экране нечто ненастоящее. Когда человек понимает, что на самом деле ему ничего не угрожает, в организме происходит выброс эндорфинов и нейромедиаторов дофамина и серотонина — так называемых гормонов счастья. Правда, такой благодати подвержены не все — излишне чувствительные к стрессу бедняги могут не испытывать подобной эйфории после испуга.
У хорроров существует свой набор приемов, как лучше угробить впечатлительных зрителей. Современная компьютерная графика позволяет рисовать фантастическую картинку, но основной набор средств остается неизменным. Главный инструмент — это, конечно, саспенс, нарастающее томительное ожидание, которое приобретает в хоррорах зловещий и пессимистичный уклон.
Жуткие гротескные образы, надрывные погони, страх неизвестного — все средства хороши. А от давно опостылевших, но неизменно заставляющих вздрогнуть, резких выпрыгиваний в умелых руках не спасает даже знание, что они сейчас произойдут, наоборот, это предчувствие только усиливает эффект.
Всевозможные фобии — большой источник вдохновения для ужастиков. Положим, большой фантазии не требуется, чтобы довести арахнофобов до настоящей паники гигантскими пауками на экране, но в жизни случаются и более затейливые расстройства. В частности, больные с синдром Капгра верят, что кого-то из их близких или их самих заменил двойник. В кино подобную паранойю обыгрывают многие картины — от «Вторжения похитителей тел» до «Нечто». С легкой руки Хичкока раздвоение личности стало в фильмах преимущественно прерогативой маньяков.
Создать гнетущую атмосферу здорово помогают музыка и звуки, не говоря уже об инфразвуке. Это звуковые волны, которые существуют на частоте 19 Гц или ниже. Их не слышно человеческим слухом, но зато их чувствует тело. В природе инфразвук производят ветер, землетрясения, лавины и т.п. Человека подобное воздействие изрядно тревожит, особенно если он подвергается ему достаточное количество времени. Дэвид Линч балуется с инфразвуком практически во всех своих фильмах, «Паранормальное явление» тоже прибегало к этой тактике.
Ужасы манят не только зрителей, но и кинематографистов, благо это жанр, где самый большой шанс сорвать куш при минимальных затратах. Вместо сказок на ночь продюсеры читают сводки бокс-офиса таких картин, как «Паранормальное явление» (сборы $193 млн при бюджете $15 тыс.) и «Прочь» ($255 и $4,5 млн соответственно), после чего спят безмятежным сном с ощущением того, что в мире есть добро и счастье.
Ужастики также прекрасно продаются за рубежом, ибо страх — это универсальная эмоция, которая в отличие от смеха легко преодолевает культурные барьеры. Причем касса зачастую даже не зависит от качества продукта. Это повышает риск, поскольку сложно предсказать, какой проект выстрелит, но провалы не так критичны при столь скромных вложениях.
Хорроры всегда были прекрасной возможностью для начинающих заявить о себе. Сэм Рэйми, Питер Джексон и Джеймс Ван набивали руку на копеечных ужастиках («Зловещие мертвецы», «Живая мертвечина», «Пила»), а потом просаживали сотни миллионов на постановки блокбастеров.
В последние годы хорроры стали особенно подходящей для самовыражения платформой — во многом благодаря продюсеру Джейсону Блуму и его компании Blumhouse. Взятая им на вооружение модель не предполагает студийного давления. Режиссер получает в руки скромные $5 млн, а то и того меньше, зато в их пределах может себе ни в чем не отказывать. Среди снятых таким образом сверхприбыльных хитов «Паранормальное явление», «Прочь», «Сплит», «Астрал», «Судная ночь» и др.
«Хорроры внезапно как будто бы выбираются из гетто, — говорит Блум. — Много людей, которым бы никогда не пришло в голову снизойти до жанра ужасов, обсуждают с нами свои проекты. Например, Александр Пэйн. Джо Райт пришел к нам и сказал, что хотел бы сделать страшный фильм. Это просто поразительно».
Когда режиссер зарабатывает себе имя, он может раскрутить студии на бюджет в несколько десятков млн долларов. Подобная сумма позволяет снимать уже бескомпромиссно качественное кино: либо еще более успешные зрительские ужастики («Оно» собрало $700 млн при бюджете $35 млн), либо нечто авторское и высокохудожественное с прицелом на награды, как «Форма воды» Гильермо дель Торо (выиграла главного «Оскара» при производственных затратах $20 млн). Находчивому Джеймсу Вану даже удалось создать расширенную вселенную фильма «Заклятие» по лекалам Marvel.
Если раньше хорроры считались «низким» жанром, то теперь снимать их становится все престижнее. «Когда я только начинал и ходил на питчинги, студии часто закатывали глаза, если я предлагал им ужастики», — жалуется Майк Флэнеган, разродившийся после ряда ремесленных работ выдающимся сериалом «Призраки дома на холме». Сейчас хорроры борются за престижные фестивальные призы и больше не являются синонимом плохо сделанного кино. Критики сочиняют им панегирики, что было нонсенсом еще лет 10 назад. Лучшие образцы выделяются либо неожиданным социальным комментарием, как «Прочь», либо креативной концепцией, как «Тихое место», снятое практически без слов, поскольку герои скрываются от монстров, которые реагируют на звук.
Считается, что ужасы приходят в моду циклически — особенно в смутные и неспокойные времена, выражая тревоги общества. Немецкий киноэкспрессионизм пустил корни в кризисной Веймарской республике, классические монстры Universal бесчинствовали в разгар Великой депрессии, научная фантастика и ужасы 1950–1960-х подпитывались холодной войной и ощущением ядерной угрозы и т.д.
По-настоящему хорроры прорубили окно в массовую культуру «Изгоняющим дьявола» Уильяма Фридкина в 1973 году. В последовавшую постмодернистскую эпоху появились деконструкции жанра («Крик», «Хижина в лесу») и казалось, что ужастикам уже нечем удивить. Однако они всегда возвращаются с новыми идеями. Весьма вероятно, что в обозримом будущем хорроров станет слишком много и их засилье пойдет на спад. Впрочем, это в США, в то время как в России сейчас развивается свой цикл страшного кино.
В нашей стране ужастики долгое время оставались практически неосвоенным жанром. Ветер переменился после триумфа фильма «Пиковая дама: Черный обряд» (2015) Святослава Подгаевского. При бюджете 45 млн рублей он напугал зрителей на 140 млн. И если прежде отечественная киноиндустрия предпочитала вызывать ужас и отвращение у народа низкобюджетными комедиями, то теперь она взялась за дело всерьез и все чаще использует предназначенный для этого жанр.
Тихон Корнев, режиссер и сценарист «Диггеров», видит радужные перспективы: «Хорроры недороги в производстве и лучше остальных жанров продаются за рубеж. Суммы иностранных продаж часто превосходят доходы с проката. Знакомый продюсер, у которого «иностранка» в восемь раз превысила прогнозы, предположил, что русские сами по себе стали «страшилкой» для остального мира и всем интересно посмотреть, чего же они боятся. Есть ощущение, что доходы наших хорроров на зарубежных рынках будут только расти».
«Невеста» Подгаевского собрала $5,7 млн за границей, а его же «Русалка. Озеро мертвых» была продана в 140 стран. В 2017 году режиссер и его продюсер Иван Капитонов создали студию QS Films для производства хорроров. По их прикидкам бюджет русского хоррора должен колебаться в пределах 40 млн рублей, чтобы окупиться. Один из секретов их собственного успеха — ставка на национальный колорит. Студии еще предстоит на практике проверить, работают ли в России ужастики без фольклорных мотивов.
«Мы запланировали в 2019 году выход двух фильмов, — рассказывает «КиноРепортеру» Капитонов. — Это «Яга. Кошмар темного леса», современная интерпретация классического славянского монстра, и «Лес. Покров» — фильм, основанный на реальных событиях с исчезновением людей в лесах Ленинградской области. Мы продолжаем развивать поджанр, названный Russian Folk horror, при этом в других фильмах мы экспериментируем, снимая и предлагая зрителям леденящие душу истории в других поджанрах».
Корнев считает, что именно ставка на русскую самобытность поможет нашим ужастикам найти зрителя: «Средний русский хоррор даже если и называется «Колобок», то все равно пытается походить на «Слендермена», «БайБайМэна», «Кэндимэна» и т.д. С поправкой на все родовые травмы нашего кинопроизводства на выходе имеем явный abibas и «русиано». Японцы не стали никого копировать и создали мощнейший J-horror. Итальянцы когда-то ярко выступили с Giallo. Вот и нам надо свой исконный Bortsch-horror делать, со своим киноязыком, сюжетами и атмосферой».
Возможно, выходу ужастиков на новый качественный уровень поспособствует и подготовка специализированных кадров. «Совместно со Школой кино и телевидения «Индустрия» мы запускаем хоррор-мастерскую, где будем преподавать вместе со Святославом Подгаевским, — сообщает Иван Капитонов. — Попробуем для начала взять короткий курс, рассчитанный на три месяца обучения. В идеале мы бы хотели всех студентов после окончания мастерской привлечь к работе над нашими новыми проектами. Понятно, что вряд ли это достижимо, но мы надеемся, что среди студентов найдем своих будущих соавторов и коллег».
Мы начинали с парадокса, им и закончим. Возможно, у русского хоррора наибольшие шансы на завоевание мирового кинорынка, чем у комедий, драм и фестивальных лент. И вот это как раз не страшно. Совсем наоборот.
Комментарии