«Сират»: Дикое роуд-муви наперегонки со смертью

Марокканскую пустыню сотрясают волны рейва. На песке возвышаются ряды гигантских колонок, и эксцентричная толпа неистовствует на фоне пейзажей будто из вестернов Джона Форда. Вдруг на праздник жизни заявляются неожиданные гости: немолодой Луис (Серхи Лопес) и его юный сын Эстебан (Бруно Нуньес). Луис разыскивает дочь, пропавшую 5 месяцев назад. И вскоре понимает, что на этой тусовке ее не найти. Но, возможно, она отыщется на другом рейве, развернутом где-то в той же пустыне, неподалеку от Мавритании. Луис с Эстебаном падают на хвост группе рейверов и движутся в том направлении. Тем временем первый рейв разгоняют военные, а по радио звучат тревожные сводки: похоже, начинается третья мировая.

На 78-м Каннском смотре импозантный галисиец Оливье Лаше (родился в Париже, учился в Барселоне, переехал в Марокко) покорил завсегдатаев красной дорожки, а его «Сират» с братьями Альмодовар в продюсерах заворожил критиков и увез 4 награды, включая приз жюри. Плюс пара четвероногих артистов, Пипа и Лупита, заняла второе место в рамках «Премии пальмовой собаки». Одного песеля прихватили с собой Луис и Эстебан, за другим ухаживают кочевники, которых те сопровождают. Что до Лаше, то его успех в Каннах развивался по нарастающей. Дебют «Все вы капитаны» взял приз ФИПРЕССИ в параллельной секции «Двухнедельник режиссеров», «Мимозы» отметили наградой от прессы в «Неделе критики», «И придет огонь» получил приз жюри в престижном конкурсе «Особый взгляд». И вот наконец бронза в основной категории. Ну и неофициальный, но почетный статус одного из самых обсуждаемых фестивальных событий.

Работы Лаше – удобная мишень для нетерпеливой публики и деликатес для публики вдумчивой, не гонящейся за бешеным экшеном и монтажом. «Да тут ничего не происходит» – распространенная шпилька в адрес авторского кино, которой можно уколоть те же «Мимозы» с «Огнем». В первом фильме колоритные оборванцы везут через горы к таинственному пункту назначения престарелого шейха. Во втором хмурый мужик возвращается в родную деревню, отсидев за поджог, и помогает матушке по хозяйству. Действия в обоих случаях минимум, догадок тонна, разъяснений ноль. Зато есть шанс вглядеться в бездну и обнаружить, что бездна, как говорится, вглядывается в тебя. «Сират» отчасти вырос из «Мимоз», но, по сравнению с тем, что Лаше снимал раньше, это гораздо более зрительская вещь. Насколько вообще бывает зрительским кино от фаната Тарковского и Вирасетхакула.

Сират, о чем с ходу заявляет эпиграф, – это мост между раем и адом в исламе; мост, что тоньше волоса и острее меча. Кто-то пройдет по нему спокойно. Кто-то с трудом. Одни сорвутся и попадут в ад. Иные достигнут рая. И каждому предстоит ответить на 7 вопросов, чтобы мост преодолеть. В картине «Сират» его аналогом оказывается пустыня, по которой катит цепочка автомобилей. Катит вроде с конкретным намерением – отыскать площадку второго рейва и выйти на след пропавшей девушки Мар. Но постепенно финальная точка маршрута растворяется в знойном мареве, превращается в недостижимую грезу, а пространство вокруг водителей и пассажиров размывается, объединяя реальный, физический мир с мифом и галлюцинацией. В самой концепции рейва есть нечто шаманское, и по мере того как пустыня поглощает странников, фильм начинает смахивать на загадочный обряд с целью обретения утраченной гармонии, смысла (в лице Мар) на фоне торжествующего беспорядка.

Военные действия остаются за кадром и на происходящее особо не влияют, разве что усиливают ощущение изолированности неприветливой локации, за пределами которой обстановка, очевидно, меняется не в лучшую сторону. Однако персонажей терзают свои волнения. От бытовых забот – раздобыть бензин, пересечь реку – до вызовов на уровне выживальческого триллера, чуть ли не хоррора. Скатиться в ад легче легкого, и не все фургоны переживут опасный путь над ущельем, не всякий герой выдержит рейв на минном поле. «Сират» – роуд-муви из одной пустоты в другую, и если конечная остановка теряется в облаках пыли, то все отчетливее чувствуется незримое присутствие всадника на бледном коне, смерти или фатума, толкающего в пропасть, из которой нет возврата.

С героями, кстати, возникает непривычно крепкая (по меркам Лаше) эмоциональная связь. Убедительнее пестрой шайки непрофессионалов выглядит только Серхи Лопес, дьявольский капитан Видаль из «Лабиринта Фавна», который разыгрывает партию чужака в чужой стране, половинку трогательного дуэта с мальчиком, но в итоге из ведомого вырастает в проводника, плоть от плоти полумистического края. При этом базируется та связь скорее на интуиции, чем на точных знаниях. Мар, конечно, никто не найдет, духовные озарения и философские откровения тоже под вопросом – остается лишь запечатленная стихия хаоса, чистая энергия, дикарский ритм рейва, музыкально оформленный (еще один каннский приз) электронщиком Давидом Летелье aka Кангдинг Рай. Под пульсирующую ведущую тему аж на 31-й минуте всплывает название фильма, и далее она не даст расслабиться даже на ошеломляюще живописных кадрах, где фургоны вспарывают ночь факелами фар.  

Мало-мальски насмотренный зритель запросто опишет увиденное языком аналогий. «Сират» – это и «Плата за страх», и «Безумный Макс», и «Забриски Пойнт», и «Экстаз», и фестиваль Burning Man. Но в то же время – что-то диковинное, балансирующее между психоделическим бэд трипом, абсурдистским вестерном, религиозной метафорой, ускользающее от однозначных выводов и четких формулировок.

Растворившись в бескрайних пустошах, пилигримы, вероятно, отыщут собственную разновидность свободы – цитируя французов, sans foi ni loi, без веры и закона, или sans toit ni loi (вне закона, без крыши) в интерпретации Аньес Варда. Ту же свободу предлагает «Сират»: можно раскапывать в нем политические аллегории, а можно без задней мысли отдаться зрелищу, чья визионерская гипнотичность засасывает, словно зыбучий песок. И все без исключения обязаны полюбить чудесную Пипу, которая после съемок скончалась, но навеки оставила отпечатки своих лап на горячей марокканской земле.