«Севильский цирюльник» на Новой сцене Театра имени Вахтангова

На Новой сцене Театра имени Вахтангова еще одна громкая премьера: «Севильский цирюльник» по пьесе Бомарше. Идею постановки режиссеру Геннадию Шапошникову предложил Григорий Антипенко. Тот решился только после серьезных раздумий. Однако явно не зря: билеты распроданы до конца сезона, в зале – аншлаг. 

В гардеробе первым делом советуют взять бинокль: предложение вроде бы традиционное, но всю его важность начинаешь понимать уже после того, как актеры выходят на сцену. Их лица хорошо видно, да и масштабные декорации сложно не заметить, но наряды хочется разглядывать очень внимательно (за них, так же, как и за сценографию, отвечал Виктор Герасименко).

Комедия положений в авторской интерпретации становится комедией дель арте, вот только вместо пестрых масок за героев говорят их костюмы. На первый взгляд – простые, черно-белые, но украшенные такой изящной вязью, что сложно отвести глаза. Самые витиеватые узоры – у знати, разбрасывающейся золотом направо и налево. Их бархатные береты украшают бисер и жемчуг, на камзолах живым огнем переливаются драгоценные камни.

Слуги выглядят чуть размашистее, причудливее, геометричнее, но и их наряды сделаны со вкусом. Изломанный, неестественный крой одежды переходит в столь же неровную пластику движений – с особым трудом передвигаются слуги Бартоло Весна и Начеку. Подчеркнутой степенностью, даже заторможенностью отличается растерянный нотариус – на его миниатюрных очках взгляд тоже задерживается надолго.

Граф Альмавива (Григорий Антипенко) впервые появляется перед публикой в наряде, который сложно назвать даже плебейским, – он скорее Арлекин, сошедший со средневековой гравюры. Но этот маскарад уместен: аристократ влюблен в прекрасную Розину (Полина Чернышова), чей опекун, престарелый доктор Бартоло (Михаил Васьков), имеет на девушку собственные планы.

Чтобы завоевать сердце красавицы (а заодно проверить ее чувства на прочность), Альмавива готов притворяться кем угодно – хоть пьяным солдатом, хоть учителем музыки. Хотя голоса у него нет – словно в насмешку над оперой Россини Антипенко исполняет уличную серенаду в намеренно плохой манере (с тоном и интонациями, кстати, экспериментирует не только он).

Регулярная смена ролей, очевидно, дается артисту непросто – на поклонах он едва держится на ногах от усталости. Однако в обоих актах Антипенко выкладывается на все сто. Веры заслуживает и грубое честолюбие Альмавивы, и его отчаянная страсть, и деликатный трепет: даже удивительно, как стремительно вспышка гнева сменяется приступом нежности. 

На фоне остальных героев он все равно стоит особняком. Его выделяют и безответная любовь, и знатное происхождение, и даже место жительства – полгода он тщетно разыскивал возлюбленную в Мадриде. Остальные – и Бартоло, и Дон Базиль (Владислав Демченко), и Фигаро (Олег Лопухов) – куда легче находят общий язык и образуют ладный комедийный ансамбль.

Притом что основная линия здесь – любовная, периодически происходящее оборачивается настоящей буффонадой и даже выплескивается за пределы сцены, которая находится на одном уровне со зрительным залом. Герои останавливаются в полушаге от первого ряда, заставляя публику поджимать ноги и инстинктивно выставлять вперед руки.

В столь непринужденном обрамлении классический текст действительно обретает новую жизнь: сказываются и визуальные находки, и выразительность героев, которые в щекотливой ситуации не чураются бойких жестов и отчаянных взглядов.

«Нельзя медлить ни секунды», – с чувством произносит Альмавива и тут же опускается на землю с отсутствующим взглядом. Он то и дело забывается и начинает говорить своим голосом, не возвращает на место накладные усы и каждую минуту множит сомнения и без того мнительного врача. И эта полная противоречий человечность, подстегиваемая большим чувством, пожалуй, цепляет больше всего.