Саундтрек другой жизни: Какие фильмы Виктор Гусев любит больше футбола

Красивое выражение «саундтрек моей жизни», которое я когда-то услышал от своего преподавателя риторики в Университете штата Нью-Йорк в городе Олбани, уже давно стало расхожим. Не знаю, придумал ли его тогда сам профессор О’Делл (а ведь он мог), но произнес гордо, и касалось это музыки к фильму, название которого я, увы, беспечно забыл. Впрочем, важно ли это, ведь у каждого — свой…

При словах «музыка» и «кино» в голову сразу лезет не «Крестный отец» и не что-то из Тарантино. Вдруг вспоминаю забытый, а многим и вообще незнакомый фильм «Мелоди». Незамысловатая картина Уориса Хуссейна про школьников младших классов, внеконкурсно представленная Великобританией на Московском международном кинофестивале 1971 года. Милое кино, в названии которого обыгрывалось созвучие имени главной героини и слова «мелодия».

Итак, надпись на экране: «Мелоди». А вот дальше магическое: «Песни группы The Bee Gees». Может ли от обычного титра так перехватить дыхание?! И не только у меня. Зал кинотеатра «Россия» разразился аплодисментами, а некоторые даже встали со своих мест, сняв виртуальные шляпы. Повторились овации и после просмотра: десять минут — не меньше! Меломаны, за «железным занавесом» по крупицам собиравшие записи своих кумиров, вдруг получили возможность… Эх, вам не понять! Даже прозвучавшие так буднично, по-деловому слова переводчика «Песни группы «Би Джиз» были под стать декларации независимости. Нет, вы все равно не поймете, если, конечно, не жили в то время.

По правилам фестиваля фильм пристегивался к хедлайнеру дня, «разогревал» его. Люди, собственно, и пришли на второе, главное кино. А тут такое! Конечно, для абсолютного большинства собравшихся произошедшее осталось загадкой: в чем фишка? Но для нас эта «Мелоди» с совсем еще юным Марком Лестером в главной роли заведомо обеспечила себе виртуальное первое фестивальное место. Такое уж было время, такая была жажда!

По сравнению с гигантской «Россией», зал лондонского кинотеатра где-то в районе Кенсингтон был не совсем крошечным. К тому же премьера фильма «Убить Билла» Квентина Тарантино давно прошла, аншлага уже не наблюдалось, и уж точно никто не вставал и не аплодировал. Но то, что я услышал на первых же секундах просмотра, остается для меня пока лучшим музыкальным началом художественного кино. Bang, Bang — пела Нэнси Синатра, любимая мною не только за отца, но и за задорно-хитовое These Boots Are Made For Walking. Много раз до того я, конечно же, слышал Bang, Bang My Baby Shot Me Down и с первых аккордов уже знал, чего ждать. Точнее, не чего (ведь Тарантино непредсказуем), а какого! Настроение уже пошло — то грандиозное ощущение, которое создает мастер режиссуры и гуру поиска музыкального материала. Я просто распластался и стал вползать в «Билла» — ни больше ни меньше. Как когда-то — в «Криминальное чтиво», где тот же Тарантино впервые показал высший класс подбора саундтрека, вошедшего в историю кино.

Любой фильм о Лас-Вегасе по причинам личного характера вызывает у меня особое чувство. Здесь я в далекие 1980-е, путешествуя по Америке в качестве переводчика сборной СССР по борьбе, однажды проиграл «однорукому бандиту» все суточные. Общая сумма в 200 долларов, выданных на 10 дней, была по тем временам невосполнимой потерей, и выжил я только потому, что мастеров броска через бедро и захватов голени в поездке бесплатно кормили.

Но главное, что именно здесь, в мировой столице азарта, в один прекрасный день прошел мой первый в жизни телерепортаж. Из легендарного отеля «Сизерз Палас» я в декабре 1993-го комментировал церемонию жеребьевки предстоящего летом чемпионата мира по футболу в США. Одним из участников шоу тогда был Род Стюарт, телемостом переброшенный из Лондона вместе с красивой песней Handbags and Gladrags.

Его звездные предшественники и современники стали закадровыми героями фильма, который я, конечно же, не мог пропустить. «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» Терри Гиллиама. Один из них — Том Джонс был для нас, советских меломанов, особой фигурой. В отличие от «Битлз» или «Роллинг стоунз», он, тогда еще не спевший «Секс-бомб», укладывался в строгие рамки, установленные властями для зарубежной эстрадной музыки. И поэтому (вместе с другим разрешенным — Энгельбертом Хампердинком) выглядел в глазах мечтавших об английском роке мальчишек чуть ли не предателем. Вот такой забавный казус «времени зазеркалья».

В «Страхе и ненависти…» упомянутые выше «Роллинги» были представлены скачущей Jumpin’ Jack Flash. Помнится, я долго искал адекватный перевод названия этой песни. И вот однажды после концерта в Лужниках услышал, как вопрос о загадочном смысле задали самому автору Мику Джаггеру. Ответ был весьма разочаровывающим: «Да ничего эта фраза не значит, друзья мои…» Думаю, он все же хитрил, не желая распространяться на, как я потом все же выяснил, тонкую галлюциногенную тему.

Кстати, нашла свое место в том фильме и психоделическая White Rabbit, своеобразный гимн поколения хиппи в исполнении Jefferson Airplane. Не скрываю, что люблю эту калифорнийскую группу еще и за то, что она включила в один из своих альбомов песню «Полюшко-поле», слова которой написал мой дедушка поэт Виктор Гусев.

А Рода Стюарта я, кстати, увидел в том же зале Лас-Вегаса еще раз, много лет спустя, уже вместе с моим сыном, живьем и на сольном концерте. Помню, как британский певец поразил всех своими… футбольными навыками. При прощании с публикой он, принимая из-за кулис мячи, с лета отправлял их в зал. В общей сложности штук двадцать — и ни одной срезки!

Что касается любимого отечественного саундтрека, то он как раз не был составлен из отдельных песен. Это музыка к фильму, с которого я неизбежно начинаю формировать так популярные сейчас в сети личные рейтинги. Сразу пишу: «Свой среди чужих, чужой среди своих», а потом уже прибавляю к нему еще 4 или 9 любимых, в зависимости от формата. Свой дебютный «истерн» Никита Михалков снял под влиянием вестернов Серджио Леоне. Вот и музыка нужна была такая же, как у Эннио Морриконе. С непростой стилистической задачей великолепно справился композитор Эдуард Артемьев, удивительным образом еще и избежавший, казалось, неизбежной вторичности. Его музыка подошла идеально — она пробирает и сейчас, как в самом фильме, так и отдельно от него.

«Человек-амфибия» (1961) тоже был любимым, но, в отличие от михалковской картины, конечно же, не на все времена. Как и песенка «Эй, моряк, ты слишком долго плавал» просто по факту не может составить конкуренцию грандиозному творению Артемьева. Но этот долгожданный советский рок-н-ролл, ставший музыкальной подложкой к сценам в злачных местах какого-то зарубежного порта, мгновенно был записан на сотни тысяч магнитофонов и зазвучал из всех окон страны. Гимн, так сказать, бескультурного, западного досуга. Которого, если честно, многим очень хотелось.

Мне же, тогда шестилетнему мальчишке, в нем слышался шум моря и ветер с их романтикой далеких путешествий. Что же касается строчек: «Я тебя успела позабыть, мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить», то для будущего первоклассника Вити Гусева это было набором не совсем понятных слов. А почти четверть века спустя романтический морской фильм мне было забавно смотреть в кают-компании ледокола «Владивосток». Когда судно нашей спасательной экспедиции с треском сдавливали беспощадные антарктические льды, песня звучала совсем по-особому.

Мои рок-герои бесспорно украсили два фильма. Бывший лидер группы Genesis Питер Габриэл порадовал песней-криком In Your Eyes в картине Кэмерона Кроу «Скажи что-нибудь» (Say Anything). Знаменитую сцену Джона Кьюсака с магнитофоном могу пересматривать еще и еще.

А Пол Саймон с Артом Гарфанкелом, на мой взгляд, просто сделали фильм «Выпускник» 1967 года культовым на все времена. Конечно, блестящая игра 30-летнего кинодебютанта Дастина Хоффмана в роли застенчивого 20-летнего девственника, смелый особенно для тех лет сюжет, точная режиссура Майка Николса — всего этого не отнять. Но каким бы был «Выпускник» без потрясающих треков: Mrs. Robinson, April Comes She Will, Scarborough Fair/Canticle?! И конечно, The Sound of Silence, слушая которую я плакал и тогда, и совсем недавно на концерте, к счастью, нестареющего Саймона в лондонском Альберт-холле.

Великий «Форрест Гамп» был бы таким и без своей звуковой дорожки. Там вообще можно просто сидеть и слушать Тома Хэнкса. Но эта картина, получившая шесть «Оскаров», уникальна и подбором песен. В ней почти 50 композиций эпохи 1950-х – 1980-х! И Элвис, и Хендрикс, и Боб Дилан, и The Beach Boys, и четыре гениальные вещи Dors, и хит группы Creedence, и снова Mrs. Robinson… В итоге большая часть была выпущена на двух дисках, разошлись 12 млн копий, и в результате альбом-компиляция вошел в число 100 самых продаваемых в США за все времена.

А хотите не просто заветную сотню, а второе место в истории музыкальных продаж?! Это те самые Bee Gees. Точнее, совсем другие, под влиянием времени в середине 1970-х круто изменившие свой стиль и выстрелившие таким диско, что мир ахнул. Саундтрек фильма «Лихорадка субботнего вечера» с Джоном Траволтой оставался на самой вершине чартов 24 недели! А потом еще почти 100 недель не покидал список топ-альбомов.

В период невероятного успеха фильма и его музыки я довольно неожиданно оказался на 2-летней армейской службе в далекой Эфиопии. В это сложно поверить, но даже охваченная войной и голодом африканская страна слушала Bee Gees. До кино дело не дошло, но пластинку можно было купить в музыкальном магазине Аддис-Абебы, куда мы с сослуживцами частенько наведывались, даже не снимая полевую форму. Стоит ли в очередной раз говорить, что мои оставшиеся в Москве друзья такой возможности были лишены. И американский диск был лучшим подарком из Африки. Что это вообще было, господа?!

Я же вертел в руках «Лихорадку», вспоминал «Мелоди» и… грустил. Стиль диско меня совсем не трогал, и я терпеливо ждал возвращения старых, балладно-лирических времен любимого австралийского коллектива. Сейчас был бы готов на любых Bee Gees! Пусть поют что угодно! Вот только троих из четырех братьев уже нет с нами. Нет и группы. Жаль.