Сага о враждующих семьях Соломиных и Устюжаниных из глухой сибирской деревни Елань снималась по госзаказу и должна была прославлять социалистический строй. Вместо этого появилась философская притча, в которой отразилась судьба всей страны.
К релизу «Сибириады» в рамках ретроспективы в честь 85-летия Андрея Кончаловского вспоминаем, как снимали один из главных шедевров в истории отечественного кино.
В конце 1970-х карьера Андрона Кончаловского складывалась более чем успешно – к 40 годам он был автором пяти полнометражных фильмов. В прокат не вышла лишь снятая в 1967-м «Ася Клячина» – ее положили на полку за неприглядное изображение быта советской деревни. Зато «Дядя Ваня» и «Романс о влюбленных» взяли призы на международных фестивалях.
«Сибириада» должна была стать демонстрацией достижений социализма на примере труда героических нефтяников и выйти в 1976 году к очередному съезду КПСС. Всемогущий председатель Госкино Филипп Ермаш предложил амбициозному режиссеру взяться за этот сюжет. Позже один из каскадеров, работавший на знаменитой сцене пожара нефтяной вышки, в котором погибает главный герой, так описал сцену: «Могли бы снимать и о добытчиках алмазов, но на алмазах так красиво не погибнешь».
За такой официоз взялся бы не каждый: художник, с которым Кончаловский сотрудничал на предыдущих картинах, прямо заявил, что не будет делать кино «о черной жиже», имея в виду не просто нефть, а социализм как таковой. Но постановщик увлекся самой трудностью задачи, казавшейся неподъемной.
Ермаш, со своей стороны, обеспечил беспрецедентные условия для съемок – ресурсов для будущей «Сибириады» не жалели. Кончаловский привез из Западной Германии новейшие камеры со светосильными объективами, съемочную группу обеспечили дорогущей пленкой «Кодак 5247» и отправили в Голливуд перенимать опыт.
По первоначальному замыслу эпопея должна была завершаться футуристическими картинами Сибири в новом веке, и, чтобы познакомиться с передовыми методами съемок кинофантастики, мосфильмовские специалисты осматривали на студиях Лос-Анджелеса декорации свежих фильмов-катастроф «Землетрясение» и «Вздымающийся ад».
Замысел фильма менялся на ходу в процессе сочинения сценария – от фантастики отказались, но ее след в картине остался. Режиссер решил озвучить ленту электронной музыкой, как будто бы из будущего, и привез Эдуарду Артемьеву пластинку Вангелиса, чтобы тот сочинил саундтрек в подобном стиле. Тема из фильма «Сибириада» стала одним из самых известных произведений композитора.
Увлекшись работами ученого и философа Александра Чижевского о связи человеческого сознания и окружающего мира, Кончаловский все больше уходил от простейшего бытописания в своеобразный магический реализм. В фильме «Сибириада» появился образ Вечного деда, который возникает рядом с героями в ключевые моменты их жизни. На эту роль прочили эстонца Юри Ярвета, сыгравшего у Козинцева короля Лира, но в итоге ее отдали Павлу Кадочникову – маститый советский актер не стеснялся приходить к режиссеру снова и снова, пока не убедил его, что лучше него не сыграет никто.
Под Тверью выстроили огромную декорацию сибирской деревни, куда актеры, занятые в столичных театрах, могли добраться из Москвы за пару часов. И пока Кончаловский решал творческие задачи, съемочная группа решала свои. В одну из июльских ночей народного артиста Кадочникова забрали в милицию – вместе с Натальей Андрейченко и Александром Панкратовым-Черным они купались в реке голышом и горланили песни. Проблемы закончились, не успев начаться, когда Павел Петрович предъявил бумагу за подписью Сталина и Ворошилова о том, что ему присвоено почетное звание майора всех родов войск СССР. Этот «волшебный оберег» ему вручили после эпохальной роли в «Подвиге разведчика».
Андрей Кончаловский же позволял себе расслабиться на съемках, лишь когда принимал зарубежных гостей: их привозила в Тверь (тогда – Калинин) его жена-француженка. Среди них была, в частности, муза Ингмара Бергмана Лив Ульман – еще на стадии сценария режиссер рассматривал ее на роль взрослой Таи Соломиной. Когда Ульман отказалась, Кончаловский предложил эту партию Ширли МакЛейн, но в итоге Таю сыграла Людмила Гурченко, о которой партнер по фильму Никита Михалков говорил, что за хорошую роль она готова поджечь свой дом и сама принесет керосин.
Именно актриса настояла на пересъемке сцены, в которой Соломина отказывается уехать с Устюжаниным, – оба актера от избытка чувств расплакались, это получилось слишком мелодраматично. Кончаловский понимал: эпизод безнадежно испорчен. И поначалу не верил, что артисты вытянут такую серьезную историю снова. Но получилось именно то, чего он хотел: «Когда актеры придерживают слезы в кадре, плачет публика в зале».
В фильме Гурченко и Михалкову предстояло сыграть невиданную для тех времен интимную сцену. Кончаловский пообещал радеющему за «Сибириаду» Ермашу, что она будет выглядеть на экране максимально невинно и ничего не придется вырезать. Он снял секс своих персонажей в палатке в лесу, а убирать в итоге пришлось совсем другие кадры – сцену в кабинете члена политбюро, которого играл Всеволод Ларионов.
На левой щеке актера была бородавка, точно в том же месте, что у председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Чтобы переснять единственный эпизод, заново отстроили всю декорацию – позже в мемуарах режиссер назовет этот момент кафкианской ситуацией и напишет, что никогда не мог понять «магии советского страха».
«Сибириада» завершалась одновременно мистическим и магическим финалом, когда в сцене сноса старинного деревенского кладбища воскресают мертвые – давно умершие Устюжанины и Соломины, объединенные общей судьбой. Кончаловский не скрывал, что позаимствовал идею объединения персонажей из фильма «8 с половиной» Федерико Феллини, и, безусловно, понимал, что снял вовсе не советскую агитку: «Вся картина была пронизана ощущением присутствия Бога. Удивляюсь, что ее приняли».
Готовый фильм получился не только о подвиге советского человека, но о метафизике человеческой жизни вообще. Сцену пожара на нефтяной вышке, в которой погибает последний из Устюжаниных, но, как в финале выясняется, все-таки не последний в роду, снимали на нефтяном полигоне в Татарстане.
«Съемку готовили как военную операцию. Ошибиться не имели права – второй вышки нам никто бы никогда уже не дал. Пиротехники не пожалели взрывчатки, грянул страшный взрыв, апокалиптическое пламя охватило всю вышку, которая почти сразу начала падать прямо на нас», – писал оператор картины Леван Пааташвили.
Помимо этого, Кончаловский затронул в картине «Сибириада» вопрос необратимого и фатального влияния человечества на мир, когда созидание оборачивалось разрушением:
«Еще не было Чернобыля, но результаты неграмотной политики уже давали свои кошмарные плоды. Катастрофа Арала, катастрофа Севана… Решая одну задачу, сегодня жизненно необходимую, человек создавал себе десять других, расхлебывать которые предстоит в будущем веке».
Когда Ермаш показывал готовый фильм «Сибириада» членам политбюро, он не понравился Косыгину из-за темы строительства гидроэлектростанции, которая должна была затопить деревню Елань. «Мы не позволим Кончаловскому учить нас, как развивать индустрию и строить социализм!» – заявил тот. Но ленту одобрили другие влиятельные люди во власти. Было постановлено, что ничего антисоветского в ней нет, и Ермаш решил предоставить в конкурс Каннского фестиваля.
Показывать такой длинный фильм как «Сибириада» в Каннах даже в сокращенной версии было серьезным испытанием на прочность – после первой части сделали перерыв, и зрители потянулись к выходу. Вся съемочная группа волновалась, многие ли из них вернутся на сеанс. Они не только вернулись – в финале сагу о любви и судьбе ждал шквал аплодисментов, публика выходила из зала в слезах.
Кончаловский вполне мог рассчитывать на высшую награду фестиваля. Но на нее претендовал и другой грандиозный эпос – «Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы. Американский режиссер позвал своего заокеанского коллегу на стоявшую в заливе собственную яхту и сказал, попыхивая сигарой, что не против разделить с ним золото. За советскую ленту ратовала и Франсуаза Саган, бывшая в тот год председателем жюри и готовая пойти на скандал, чтобы приз достался именно Кончаловскому.
Но вмешалась политика: как объяснила сама писательница, жюри сочло, что негоже делить главную награду между двумя супердержавами, и присудило приз «Апокалипсису» на пару с «Жестяным барабаном» Фолькера Шлендорфа. Но для картины «Сибириада» впервые в истории фестиваля был учрежден особый приз – Гран-при жюри, ставший второй по значимости наградой смотра.
Так «Сибириада» не только оставила след в истории кинематографа, но и открыла возможность для десятков режиссеров в последующие годы получить один из самых престижных призов в индустрии.
Комментарии