Рецензия на фильм Роберта Эггерса «Варяг»: Ультранасилие по-исландски

В конце IX века юный принц Амлет (Оскар Новак, отметившийся в новом «Бэтмене») встречает отца (Итан Хоук) из очередного военного похода. Король тяжело ранен, но собирается выполнить свой долг до конца: проводит для сына обряд инициации, для чего дает ему выпить отвар, погружающий обоих в состояние транса, и заставляет дать клятву. Наутро, прямо возле капища, короля убивает его собственный брат Фьельнир (поначалу переигрывающий Клас Банг). Он же приказывает добить мальчишку и берет в заложники королеву Гудрун (Николь Кидман). Амлет сбегает и проводит в бессчетных военных походах немало лет.

Пока где-то на просторах Восточной Европы неожиданно не узнает, что судьба была жестока и к Фьельниру – он лишился королевства и был изгнан на отдаленные территории, где обосновался с семьей и немногочисленными слугами. После этого Амлет (Александр Скарсгард, фактически повторяющий собственный образ из «Тарзана») расстается с боевыми товарищами, которые везут пленных русов в Киев, и под видом раба отправляется домой. А в пути знакомится с ведьмой из березовых лесов Ольгой (Аня Тейлор-Джой), которая читает заклинания на древнеславянском языке. 

Роберт Эггерс – это всегда про стилизацию. Будь то короткометражка, словно утерянная в конце XIX века и неожиданно найденная в веке XXI, оживший миф, возведенный на осколках пуританской Англии, или подражающий немецкому экспрессионизму апофеоз безумия. В «Варяге» режиссер реконструирует цивилизацию, раздробленную на племена, веками жившую по собственным законам, основа которых сводилась к кровной мести. Амлет проходит долгий путь – от наследного принца до безродного пса войны, от короля без королевства до человека, осознавшего и в полной мере принявшего свой долг. Со всеми атрибутами, обязательными для вынужденной смены сословий – к холщовой ткани и железу вместо мехов и золота.

Эггерс и его постоянный оператор Джарин Блашке привычно высекают красоту из всего, что попадает в их поле зрения. Живописность в «Варяге» выражена на физическом уровне, благо телесность и осязаемость для режиссера – вполне рабочие понятия. Она то изящная (Итан Хоук в роли Аурвандила – ожившая картина), то примитивная (сцены в капище и ритуальные церемонии в лесу), но в любом случае от экрана сложно отвести взгляд.

Еще Роберт Эггерс – это всегда про рутину. Про день, резко сменяющий ночь, про бесконечную петлю: труд будет по-прежнему тяжелым, новые рабы будут прибывать из далеких земель, а смерть – наоборот, бродить рядом. Время столь же неумолимо, как и силы природы, грозные и не поддающиеся пониманию. Волны, смывающие людей с лодки к верной смерти. Леса, защищающие от чужого взгляда ритуальные пляски и жестокие набеги. Земли, из глубин которых заклинательницы черпают свои силы.

В финале «Варяга» и вовсе обнажаются недра земли – главная схватка идет у подножия проснувшегося вулкана. Какой символ может быть мощнее? Хотя символов здесь хватает: как воплощенных в дереве и камне, так и живых. Среди них вороны Одина, облетающие девять миров, и дерево Иггдрасиль – прибежище всезнающих норн. И даже мифических: без Валькирий – проводниц, павших на поле брани воинов в Вальгаллу, – тоже не обошлось. Пусть это и потребовало использования графики, столь непривычной для работ режиссера.

Наконец, Роберт Эггерс – это всегда про жизнь на грани. Объективной реальности и безумия, просчитанной вселенной и пространства, где не работают никакие законы. Реальность на стыке настоящего и мифического. Городские легенды в плоти и крови.

Недаром миры режиссера достоверны – в ход идут и языковые реконструкции, и тщательное воссоздание быта, и религиозная парадигма (хотя вопрос с распространением христианства в Восточной Европе на начало X века остается открытым). И при этом они совершенно метафизические. Изменяющаяся реальность в них обнажает самые животные импульсы – похоть, зависть, ненависть. Персонажи метят друг друга кровью, а слова теряются в рыке, который они издают, брызжа слюной. Что естественно, то не безобразно, а что может быть естественнее проявления человеческих эмоций? Тем более у Эггерса никогда не было проблем с подобными демонстрациями.

Торжество тестостерона здесь перебивается разве что торжеством одержимости. Этот недуг редко обходит героев Эггерса. Равно как не оставляют их без внимания древние боги и их противники. В «Ведьме» Калеб умирает в религиозном экстазе, обращая последние слова к Христу, в «Маяке» Уэйк обращается в древнегреческого Протея, в «Варяге» с веревки Амлета – сына Вороньего короля – снимают крылатые посланники Одина.

А еще в каждом из этих миров есть место секретам, которые полностью меняют расстановку сил и перечеркивают все, что происходило до этого. В условиях разобщенности и изоляции это буквально момент истины: маски сброшены, бежать некуда, а помощь не придет. Остается рассчитывать только на себя и идти в этом до конца. 

О чем еще может поведать «Варяг»? О том, что большой хронометраж Роберту Эггерсу не к лицу. Слоубернер слоубернером, но так можно и перегореть. Каждый новый фильм постановщика становится все длиннее: «Ведьма» едва переваливала за полуторачасовой рубеж, «Маяк» подбирался к двум. «Варяг» идет 2:17. И это много. Особенно при условии, что от целого Уиллема Дефо в нем осталась, по сути, одна говорящая голова.

Попытка ввести зрителя в транс оканчивается удачно лишь в том случае, если его внимание не распыляется. На раннесредневековые турниры, бойню на земле русов, многочисленные ритуалы. У всех этих эпизодов есть драматургическое обоснование и скрупулезное воплощение, но они не перетекают друг в друга, как это было, например, с «Легендой о Зеленом рыцаре». Тоже невероятно красивым и поэтичным фильмом о путешествии к себе (и без лис, кстати, там не обошлось). «Легенду…», чей хронометраж превысил два часа, выпустила студия «А24», которая также прокатывала первые фильмы Эггерса. До того, как он ушел к Focus Features.

В «Варяге» же у каждой сцены есть свой заряд, который отъедает внимание от другой сцены. Он лишен инертности и перегружен: и это скорее тот случай, когда лучше – меньше. В конце концов, реконструкции смотрят на специальных стримингах сотни человек, а исторические эпики, особенно с бюджетом в $90 млн, предназначены для более широкой публики. Во всяком случае, должны быть предназначены.

История о чистилище, где ты заперт с собственными демонами, – постоянная и универсальная для Эггерса. Она каждый раз экспериментальная, каждый раз наполненная множеством визуальных, литературных и исторических отсылок. Но если где-то по дороге она теряет свой смысл и распадается на нечленораздельные звуки, ее не спасают ни фирменные фишки, ни звездный состав, ни чрезмерное внимание к деталям.