Юра Борисов личным примером доказывает, что Пушкин – жив.
Рэп-мюзикл про Пушкина – это, конечно, смело, как ни крути. Неожиданно, прямо скажем. А фильм «Пророк. История Александра Пушкин» как раз и есть именно что рэп-мюзикл. В этом состоит его главная особенность, оглушающая с самых первых минут, в которых Кай Гетц в роли Пушкина-лицеиста нагло и звонко чеканит глагольные рифмы, стоя на табурете.
Однако постепенно культурный шок сходит на нет, тогда как фигура Пушкина сквозь все слои постмодерна (в виде, помимо прочего, оммажа Базу Лурману и поп-клипам нулевых) прорывается и в конце концов величественной глыбой восстает во всем своем великолепии. Чему немало способствует великолепие сменяющего вскоре Кая Гетца Юры Борисова. Который не перестает быть – именно быть – Пушкиным, даже когда читает рэп на сочиненные далеко не Пушкиным вирши. А за это не «Оскар» – орден «За заслуги перед Отечеством» полагается.
Далее и сам фильм, вокруг него, Пушкина-Борисова, выстроенный, преображается, принимает подобающую форму. Хотя первая треть еще представляет собой в большей степени череду отдельных самостоятельных эпизодов, неровно между собой состыкованных. Взять, например, главу, посвященную пребыванию Пушкина на юге в первой половине 1820-х, резко на общем фоне выделяющаяся как стилистикой, так и наполнением.
Это пестрый легкомысленный водевиль, в центре которого – бурный роман Александра Сергеевича с замужней дамой (Анна Чиповская). Где между делом предлагается поразмышлять о том, а не была ли изрядно кучерявая личная жизнь поэта продуманной пиар-стратегией. С целью, как бы сейчас сказали, хайпануть и на этом заработать. Тем самым фильм как бы игриво намекает, что опять в России за двести лет не меняется ничего.
Подобные намеки расставлены повсеместно, но внимание на них не слишком заостряется. Тем не менее вполне отчетливо проговаривается между строк важное: ничьи интересы не могут ставиться выше интересов государственных. И гениев это тоже касается. Надо все-таки отдавать себе отчет, что политика – дело куда более сложное и ответственное, чем литературная деятельность, как бы ни были труды оной бесконечно прекрасны. Так что субординацию нужно соблюдать, первым лицам не дерзить зазря, тем более когда с тобой вообще-то по-хорошему.
Этому посвящена одна из магистральных линий, про отношения Александра Сергеевича с императором Николаем I. С началом этой линии «Пророк» обретает целостность и предстает уже не как альманах отдельных историй с песнями и плясками, а как ладная биографическая драма. Чуть позже происходит знакомство Пушкина с Натальей Гончаровой, из которого вырастает вторая магистральная линия, тесно переплетающаяся с первой. Здесь преображение окончательно завершается, и с этого момента фильм уже вызывает эмоции исключительно положительные. Вплоть до душераздирающей сцены с участием морошки в финале.
Если же после финала рассмотреть «Пророка» ретроспективно, во всей совокупности увиденного и услышанного, и хорошенько поразмыслить, то все его возможные недостатки оказываются как минимум объяснимы, укладываются в общий замысел. Вот эта пестрая эклектика, допустим, выражающаяся и в неровной структуре, и в оформлении, вполне пушкинскому духу соответствует. Пушкин же тоже был совершенно разный, непредсказуемый. Лирика у него спокойно соседствовала с провокацией, а фривольности – с мистикой.
Кто-то еще упрекает «Пророка» в том, что второстепенные персонажи все одномерные, плоские. Ну так кино-то – про Пушкина. Рядом с Пушкиным кто угодно будет одномерным и плоским. Да и раз уж на то пошло, Гончарова в исполнении Алены Долголенко вполне прелестна. И Бенкендорф в исполнении Сергея Гилева вон какой колоритный. А Николай I Евгения Шварца, стоит к нему повнимательнее приглядеться, совсем и не плоский, а сложный и объемный. Все остальные – да, но они, эти остальные, и заходят в лучшем случае на пару сцен.
В конце концов, и решение сделать из байопика про Александра Сергеевича Пушкина рэп-мюзикл видится в некотором смысле оправданным. Ведь у всякого века своя поэзия. У нашего, к сожалению, такая. И на контрасте, опять же, с Пушкиным ее «таковость» еще очевиднее. Вероятно, так и было задумано. С целью слегка нас пристыдить. Продемонстрировать, до чего мы с вами докатились, что у нас вместо Пушкина и Лермонтова теперь глагольные рифмы под примитивный ритм. Чтобы мы сделали соответствующие выводы и про себя сказали: «Простите, Александр Сергеевич, мы больше так не будем».
Комментарии