Отрыв от реальности в кино и на стримингах

Скучаем ли мы по временам, когда в СССР не было секса? Пожалуй, да. Сейчас с экранов он льется сплошным потоком, даже если выбрать сериал для расслабленного семейного просмотра. «КиноРепортер» разбирается, когда откровенные постельные сцены и нецензурная брань стали неотъемлемой частью эфира и что ждет зрителей в будущем.

Цензура в кино и на телевидении существовала всегда, иначе начался бы полный хаос (не говоря уже о закономерном оттоке зрителей и рекламодателей и, как следствие, финансовых убытках). Закреплена она и законодательно, хотя некоторые случаи государственного вмешательства в кино- и телепроизведения – будь то прокатное вето или купирование отдельных сцен – все равно порождают бурные общественные дискуссии.

Одним из самых известных цензурных кодексов до сих пор считается нравственный стандарт, введенный в США в 1930 году республиканцем Уильямом Харрисоном Хейсом. Разумеется, одной заботой о морали дело не ограничивалось: хватало и политических мотивов, и монополистских амбиций, и много чего еще. Кодекс Хейса просуществовал почти 40 лет и попортил кинематографистам немало крови.

Запрещены были самые невинные вещи – экспрессивные выражения вроде «Боже мой», разговоры о сексе и даже намеки на наготу. Мужчина и женщина не могли находиться в одной постели, даже будучи полностью одетыми. Не рекомендовалось показывать сцены пыток и преступлений, включая применение огнестрельного оружия, поджогов, взрывов, порицались и демонстрация жестокости (при этом животных на съемках запросто убивали ради эффектного кадра) и нападки на публичных персон. Разумеется, находились смельчаки, которые эти правила нарушали и даже оставались в анналах истории, но гораздо больше было тех, кто лишился карьеры. 

Притчей во языцех стала советская цензура. Сейчас ухищрения, например, Леонида Гайдая выглядят уморительно (известна история про то, что он намеренно вставил в финал «Бриллиантовой руки» сцену с ядерным взрывом, чтобы отвлечь внимание цензоров от действительно важных для него эпизодов), хотя на деле оказаться в ситуации, когда твоя карьера висит на волоске, совсем не весело.

Разумеется, в первой половине прошлого века все эти правила касались в основном кино – пик популярности телевидения в Америке пришелся на начало 1960-х, когда телевизоры были у 90% семей. Но даже тогда телешоу были посвящены преимущественно бытовым вопросам, в которых царил дух патриархата.

Разнообразие вносили кабельные каналы, чей пик пришелся на 1970-е, – их контент разрабатывался под целевую аудиторию. Новые горизонты приоткрыли 1980-е в попытках перенести телевизионное изображение в интернет-пространство. Потоковые мультимедиа стали доступны пользователям в 1990-е, но потребовалось еще 15 лет, чтобы мир захватили стриминги. 

По каким критериям оценивать популярность тех или иных проектов, основные игроки индустрии пока не договорились. Вопросы вызывают и непрозрачные финансовые ведомости, и желание руководства платформ урвать лучший кусок у кинопроизводителей и крупных студий. Постепенно сдают свои позиции кинорынки, особенно фестивальные, много изменений внесла в бизнес пандемия коронавируса. 

Под новые правила игры пытаются подстроиться и правительства многих стран: они разрабатывают инициативы, которые касаются финансовых и индустриальных вопросов, однако насколько рабочими окажутся эти идеи, никто не знает. При этом законы или правила, касающиеся нравственности и морали, пока отходят на дальний план. 

Стриминги сейчас поражают воображение диапазоном поднимаемых тем, многие из которых были табуированы в обществе еще каких-то 10–15 лет назад. Герои зачастую не стесняются в выборе выражений, а реалистичность насилия на экране просто зашкаливает, в том числе и в произведениях, рассчитанных на подростковую аудиторию.

Тенденция быстро нашла отражение и в российском сегменте. Дошло до того, что для сериалов записывают две звуковые дорожки – цензурную и оригинальную, а длинный список дисклеймеров в титрах воспринимается как нечто само собой разумеющееся. 

Создатели берутся за самые откровенные темы – половое воспитание, закрытые сообщества, вебкам. Чем это обусловлено – вседозволенностью, желанием шокировать? Или для стримингов настоящее время – всего лишь пубертат, когда они пытаются определиться, кто они, чего хотят и что могут предложить своей аудитории? Пожалуй, всего понемногу. 

Во-первых, мы переживаем время бешеной конкуренции между платформами. Попытка удержать аудиторию, часть которой обладает клиповым мышлением, выглядит суровой необходимостью. Агрессивное воздействие на психику помогает быстрее усваивать образы. Не сделаешь ты – сделает другой.

Если в первые 30 секунд сериала есть горячая сцена в душе, вероятность, что часть аудитории отсечется, сохраняется, но гораздо выше шанс, что оставшаяся публика досмотрит до конца, чтобы узнать, что оставили создатели им на десерт.

Социальные сети тоже стали прекрасным инструментом продвижения любой продукции, включая кино и сериалы. Снимите откровенную сцену под красивую музыку – и поклонники растащат ее на множество клипов, которые будут видоизменять до бесконечности. Так называемыми «эдитами» пестрят соцсети, привлекающие к оригинальному проекту внимание случайных людей. Это похоже на многоразовую наживку, которая продолжает работать спустя месяцы после премьеры фильма или сериала, и не пользоваться ей – недальновидно.

Во-вторых, речь идет об отражении реалий (хотя, по словам классика, это жизнь имитирует искусство). Шутка про то, что дети матом не ругаются, а на нем разговаривают, давно перестала быть шуткой. Если в условном СССР любое публичное бранное слово порицалось, то сейчас обсценная лексика не воспринимается как что-то из ряда вон выходящее. И если автор хочет показать реальность как можно более правдоподобно, то игнорировать изменившиеся нормы языка нелепо. 

Но всему есть предел: страх потерять аудиторию – одна из главных движущих сил, а потому концепт «дорвались до запрещенки» выдается дозированно. И это еще одна проблема, которая не только рвет ритм повествования, но и нарушает баланс между формой и содержанием. Схема «что-то экстремальное – опять началась скука смертная» имеет ограниченный период действия. Когда зритель понимает, что к чему, его интерес испаряется. 

Творческие задачи тоже усложнились: за счет инстинктивных и низменных проявлений, которых так жаждет публика, становится все труднее прописать глубину характера героев, не скатившись в пунктирный примитивизм. Да, секс по-прежнему хорошо продается, но только в том случае, если аудитории он подан в нужной обертке.

Постельные сцены могут играть действительно важную роль в сюжете, а не выполнять функцию филлеров. Например, обозначать внутреннюю пустоту героя, его отношение к жизни и противоположному полу, внутренние проблемы и травмы, которые он к финалу должен если не проработать, то хотя бы осознать, степень его уверенности в себе, следовательно, положение в обществе. Доминирует или уступает, сдержан или раскован, опытен или не очень? На практике все часто ограничивается шаблонными «он альфа-самец, а она сильная и независимая, так что могут себе позволить». 

Никто не отменял и сексуального напряжения, которое может быть в кадре и без откровенных сцен. В конце концов, смогли же на телевидении создать искру в моменте встречи Холмса и Ирен Адлер в британском «Шерлоке». Тема БДСМ при этом проходила фоново: атмосферу создали не пара атрибутов в кадре, а сами актеры, у которых были прописаны роли. На стримингах в почете пока пустая откровенность. Хотя, к счастью, бывают и приятные исключения.

В-третьих, выбор подобных тем отражает эволюцию общества и говорит о его готовности отказаться от стигматизации или хотя бы пересмотреть давно установленные и часто устаревшие правила (привет все тому же кодексу Хейса!). Но благая затея разбивается о тотальное неумение работать со сложными темами. 

В ход идут либо стереотипы, которые приводят в бешенство тех, кто более-менее знаком с темой, либо за неумение привлекать к работе экспертов в области исследуемого предмета (после «Психа» многие представители профессии схватились за голову), либо желание снять «художественное произведение по мотивам реальной жизни», которое к этой самой жизни не имеет отношения.

В своем желании потрясти зрителя авторы создают новые проблемы. Остро, например, стоит вопрос сексуализации, который теперь касается не только женских, но и мужских персонажей. И тогда речь идет уже не о фан-сервисе, а о не самой удачной попытке сыграть на территории сексплотейшена. Разумеется, это делается намеренно – чтобы зацепить фанатскую или чрезвычайно впечатлительную часть аудитории. А в итоге под ударом вновь оказывается психологический комфорт зрителя, личные границы которого и так постоянно проверяют на прочность.

Говорить о безусловном вреде творческой свободы тоже нельзя: есть те, кто использует новые возможности с умом. В образовательных целях, как в случае с довольно аккуратным «Половым воспитанием». Или в развлекательных – как с «Пацанами» или «Миротворцем», в которых градус жести, насилия и секса зашкаливает, но на это никто не жалуется. 

К счастью, на несколько средних проектов приходится один стоящий. Ему не нужно делать одолжений, а его создателям – прощать маргинальные шуточки и сцены за гранью разумного. Возможно, что все дело в качестве продукта, а не в разрушении границ. А возможно, надо просто подождать, когда количество начнет переходить в качество. 

В конце концов, в кино сейчас степень откровенности тоже иногда перебирается – пусть речь и о фестивальных картинах. Так, главный приз в Берлине в прошлом году взял фильм с незамысловатым названием «Неудачный трах, или Безумное порно», начинающийся со сцены домашнего видео. В победителе Канн, боди-хорроре «Титан», главная героиня беременеет после полового акта с автомобилем.

Кстати, там же, на Лазурном Берегу, показали и «Удовольствие» – одновременно жесткую и сатирическую картину про начинающую порноактрису, где снялись настоящие звезды жанра. Так что, может, это просто время такое и надо просто подождать?..