«На дне» Сергея Безрукова: И больше нет ничего, все находится в нас

Фестиваль «Фабрика Станиславского», который в этом году окончательно встал на образовательные рельсы, открылся спектаклем «На дне. Версия XXI A.D.». Его Сергей Безруков поставил со своими студентами, здраво рассудив, что молодым людям легче представить атмосферу будущего, искореженного ужасающей войной, чем слишком далекого прошлого. Классический текст при этом остался неизменным – за исключением пары остроумных ремарок, отражающих изменившийся антураж.

А вот поведение и реквизит полностью подтянуты под эпоху. Простыни здесь заменяют походные одеяла, лохмотья – костюмы химзащиты. Возле выходного шлюза ровным рядом висят респираторы. Пьяный кошмар Сатина (Александр Смирнов) усугубляет противогаз, а странник Лука (Михаил Камакин) выуживает из своей котомки пережитки разрушенной цивилизации, по-прежнему находя к каждому сожителю особый подход.

О том, что человеческая природа не только не меняется, но и обнажается в экстремальных условиях, заявляет первая же сцена, безо всякого ханжества обозначающая отношения Васьки Пепла (Влад Никитин) и замужней Василисы (Екатерина Данилюк). Вторая перерастает в коллективную свару ­– несмотря на обстоятельства, витальная энергия героев (подкрепленная, разумеется, молодым азартом артистов) бьет через край. И частенько ищет выхода в насилии – на совершенно неироничное предупреждение режиссера о шумовых эффектах зал обращает внимание слишком поздно.

Хотя, возможно, это дело привычки: мерный звук «прилетов» и осыпающаяся бетонная крошка сопровождают артистов и зрителей с самого начала. И сколько бы Настя (Анна Петухова) ни пыталась создать уют с помощью чудом уцелевших духов, к строительной пыли куда чаще примешиваются клубы дыма и пороха. В этой антиутопии, уравнявшей всех, кто-то то и дело пытается стать «равнее», ударить ближнего побольнее, унизить, отнять последнее достоинство. В лучшем случае обитатели бункера обмениваются неприличными жестами и посылают друг друга на каторгу, в худшем – метают топоры и выпускают автоматные очереди.

Объединяющим фактором служит разве что музыка – в свою версию Сергей Безруков (он и сам выходит на сцену, с залихватским задором отыгрывая Абрама Медведева) добавил хиты Цоя. И они оказались удивительно созвучны тексту Горького. Уже после поклонов эту идею хочется развить самостоятельно, и в памяти всплывают строчки, которые в постановке не звучат: от «Разрушенный мир, разбитые лбы, разломанный надвое хлеб» до «Вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить».

Свой выбор режиссер останавливает на «Переменах», которые могут служить как гимном разрушения, так и символом надежды. Здесь ставку, очевидно, делают на второе: брутальное, иногда очень комичное и всегда психологически достоверное зрелище обрывается – и весьма органично – задолго до горьковского финала. Без знаменитой фразы про испорченную песню, впрочем, не обходится, но и тут есть изменения – как в настроенческом ключе, так и в адресном. Хотя направленность вовне легко объяснима: к диалогу изначально приглашают всех желающих.