[ММКФ 2019] Токсичный мнитель: Рецензия на «Дикую грушу» Нури Бильге Джейлана

Пять лет назад за «Зимнюю спячку» режиссеру Нури Бильге Джейлану, давно меченому скучным и бессмысленным штампом «турецкий Тарковский», вручили главный приз Каннского кинофестиваля. Сказался кумулятивный эффект: постановщик годами набирал вес в глазах фестивальной публики, получая с каждой лентой все более значимые награды. Приз кинокритиков за «Времена года» (2006), за «Три обезьяны» (2008) — уже режиссерская награда, «Однажды в Анатолии» (2011) — Гран-при жюри, и вот главный приз. Символично, что «Дикую грушу» (2018) оставили без наград вообще: картина о поисках места под турецким и мировым солнцем потомственного неудачника могла бы получить какую-либо награду только в качестве издевки над вечными поисками и чувствами отчужденности.

Выпускник педагогического Синан (Догу Демирколь) приезжает домой, в деревню, относящуюся к илу Чанаккале (ил в Турции — аналог области, страна поделена на 81 ил). На руках у него диплом, написанный в общежитии дебютный роман и три пути: в армию, в школу или в прославленные писатели. Синан бродит по родным местам и предается многозначительным разговорам с родственниками и просто встречными. Ругается с отцом — тоже учителем и заядлым игроком, который спускает на скачках последние деньги (в какой-то момент продукты приходится хранить в соседском холодильнике). То осуждает мать, то обожает. Заходит к известному писателю, чтобы то ли получить совет, то ли обругать его за жажду славы и популизм. Препирается с местным предпринимателем, который помогал издавать книги, когда это поддерживало бизнес, а теперь рассуждает об истории Чанаккале. Пытается выудить из двух молодых имамов признание, что атеизм лучше (хотя сам же замечает, что верить в бога как-то спокойнее). И так далее, и так далее. Так и жизнь пройдет.

Трехчасовая «Дикая груша», как и «Наше время» Карлоса Рейгадаса, другого адепта «медленного кино» и «мексиканского Тарковского» (да!), спаивает личное и всеобщее, сиюминутное и вечное. Неуживчивый максималист Синан, который, кажется, ходит по родным местам и просто кроет всех скудоумными ничтожествами, на самом деле ищет место под солнцем в мире заржавелых скреп. Синан подвергает сомнению институты брака (мать явно не очень счастлива с игроком-отцом), религии (имамы путаются в показаниях, стараясь найти баланс между традициями и технологиями), культуры (писателя волнуют не высокие материи, а болезнь в шее), локального патриотизма (героическое прошлое важнее простой повседневной жизни).

Поставив ноль всем прибежищам человеческого беспокойства, он уходит в армию, но лишь для того, чтобы понять, насколько на самом деле ему близок столь презираемый отец — еще один упрямец, бросавший вызов всем и каждому. Тотемное растение Синан находит в дикой груше, которая растет на отшибе и всеми воспринимается на жуткая дрянь. Эту незавидную роль он занимает не только вслед за отцом, но и за дедом. Бунтарство и одиночество — дело семейное, темперамент такой.

Повествуя о молодом писателе, Джейлан выстраивает и саму картину как роман: бесконечные диалоги-главы складываются в большую историю человеческих поисков. Как и его герой, режиссер пытается понять, что же такое кино о современной Турции: колорит или приметы цивилизации, какие-то национальные обобщения или глубоко личная история, галерея традиций или взрыв новых взглядов. Наконец, возможно ли эти поиски описать одним предложением — или это рекламная уловка, подлый трюк «простых умов»?

В какой-то момент Синан провозглашает, что «миф сливается с реальностью, абстрактное с конкретным». Так и в «Дикой груше» 60-летний Нури Бильге Джейлан одновременно выступает как проводником новых взглядов, юношеского ревизионизма, так и хранителем традиций — человеком, который уже готов принять свою порцию критики и поспособствовать поискам следующих поколений. Он уже выкопал свой участок колодца, теперь дело за молодыми.

https://youtu.be/GGts8qQe8Fc