Между мирами: Сергей Маковецкий и тайна его успеха

Имя народного артиста РФ Сергея Маковецкого известно всем, а благодаря мультипликационной франшизе про богатырей, где он озвучивает князя Киевского, его голос узнает любой ребенок. При этом звезда и гордость отечественного театра и кино остается одним из самых закрытых и загадочных актеров, и мало кто может объяснить его феномен. Но мы попытаемся.

В середине 1990-х бытовало суждение – мол, будущее российских кино и театра магическим образом определяют актеры, чьи фамилии начинаются с буквы «М»: Машков, Миронов, Маковецкий. Иногда к ним добавляли еще и четвертого – Меньшикова, формально ставшего звездой чуть раньше.

Сейчас понятно, что шутливая конспирология, связанная с «фамильным сходством», была нужна только для красного словца. Эти артисты бесконечно разнятся по амплуа и по творческим траекториям своих карьер, однако есть у них и кое-что действительно общее – некоторая нездешность, загадочность. Эти артисты олицетворяли новую эпоху в российском кино – буквально были новыми лицами.

С тремя остальными понятно: Владимир Машков, Евгений Миронов и Олег Меньшиков, что называется, герои – блестящие актеры, руководители театров, звезды, с которыми хочется ассоциироваться широкому зрителю. Те, о ком много говорят, кого ставят на обложки глянцевых журналов и кому зачастую, впрочем, приходится доказывать свою способность удивлять зрителя. Сергей Маковецкий же удивлял с самого начала.

Его актерская судьба всегда была далека от определенности – образа, амплуа, следующего шага. Рослый (180 сантиметров) и спортивный (в юности занимался водным поло), он сыграл первую роль еще в школе – Аркадия Счастливцева в пьесе «Лес» Александра Островского. Взволнованный предложением учительницы английского, он выучил довольно большую роль всего за сутки, придумал герою хромоту и в итоге так увлекся процессом, что решил стать актером.

Впрочем, первые попытки поступить в театральный в родном Киеве, а потом и в Москве удачей не увенчались. Но Маковецкому все же удалось поступить в Щукинское училище, а потом и в Театр им. Евг. Вахтангова, где он служит и по сей день.

«У меня очень много кинопризов. Три «Золотых орла», две «Ники», два «Золотых овна», еще есть «Золотое яблоко», «Золотой листок» и Гран-при разных кинофестивалей, – рассказывает Сергей Васильевич. – А вот театральных призов у меня практически нет. Есть только одна «Хрустальная Турандот» – за «Дядю Ваню». Но нет и нет, никакого сожаления по данному поводу я не испытываю. На полочки есть что поставить».

В Театре им. Евг. Вахтангова Маковецкий служит вот уже больше четырех десятилетий. То, что называется «актерским аппаратом», как известно, получает регулярные тренировки именно в театре, и, учитывая спортивную юность, народный артист РФ наверняка прекрасно понимает необходимость таких тренировок и не ропщет на судьбу за то, что эта практика не приносит вожделенных многими наград.

Зрители все равно неизменно ходят в театр «на Маковецкого». В 1990-е это была «М. Баттерфляй» в Театре Романа Виктюка, теперь – «Дядя Ваня» и «Евгений Онегин» Римаса Туминаса – настоящая современная театральная классика. Впрочем, кино в жизни актера всегда было значительно больше, а главное, именно этот синтетический вид искусства максимально полно раскрыл его удивительное, не поддающееся четкому определению дарование.

Поколение артистов, определивших кинематограф конца ХХ века, обладало совершенно иной, несоветской психофизикой. И Маковецкий в этом смысле был, пожалуй, выразительнее прочих. Даром что одними из первых его киноработ были роли в двух экранизациях Максима Горького – «Жизни Клима Самгина» (1986–1988) и романа «Мать» (1989). Великий пролетарский писатель, несмотря на свою включенность в создание идеологии коммунистического государства, своими героями всегда делал людей переходного периода. Все они уже не «там», но еще и не «здесь». Сергей Маковецкий для этих ролей подходил идеально, а главное – эта самая его пограничность, как бы непроявленность черт стала уникальной индивидуальной краской, обеспечившей долгую жизнь в искусстве.

Критики уже не первый год бьются над тем, чтобы как-то описать, навесить ярлык на то, что делает на экране Сергей Васильевич, придумать название этому самому амплуа. Определения колеблются в диапазоне от наследника Смоктуновского до классического «человека без свойств», способного воплотить на экране практически любой образ. Однако все это звучит неточно и не слишком убедительно. Маковецкого сложно (в любые годы) представить Гамлетом или даже князем Мышкиным, а многие его работы – при всей их разности – носят на себе очевидный авторский оттиск. Вспомните Белкина из «Брата 2» (2000) или Черненко в «72 метрах» (2004) – диаметральную противоположность характеров примиряет абсолютная актерская достоверность.

Очевидно и еще кое-что – отстраненность, потусторонность, легкий холодок, который пробегает по спине при появлении даже самых положительных его героев. Ведь неслучайно за год до принесшего ему всероссийскую славу и место в высшей актерской лиге «Макарова» (1993) Владимира Хотиненко Маковецкий сыграл в «Патриотической комедии» (того же Хотиненко) – фильме о том, как тихий странноватый интеллигент обнаруживает в собственном шкафу тайный проход в другие страны. 

В 1993-м Сергей Васильевич сыграл в фильме «Маленькие человечки Большевистского переулка, или Хочу пива», где его герой зовется просто Человечек – домовой, вновь «пограничник» между нашим миром и тем, который существует то ли в фантазиях и мороке, то ли просто за пределом обыденной реальности. Да что там, тот же «Макаров» – это ведь тоже история про морок, липкий кошмар о превращении человека (поэта!) в приложение к пистолету. Сложно представить другого артиста, который в любую эпоху сделал бы себе имя такой странной ролью, однако Маковецкий был в ней столь пугающе убедителен, что если не влюбил, то навсегда приковал к себе внимание.

Любопытно, что эта самая пограничная странность характеров, сыгранных актером, сохраняется на протяжении всей его экранной жизни. Взять хотя бы героя из «Ликвидации» (2007), карманника Фиму-полужида, – что это, скажите на милость, за имя-то такое?! Приверженность персонажам-перевертышам, которые либо сами оказываются не теми, кем выглядят, либо выворачивают наизнанку привычную реальность, – родовой признак или знак качества Маковецкого.

И какими бы ни были времена, для него всегда находится работа. Видимо, дело в том, что его герой – это не «маленький человек», а герой нового времени, место которого год от года становится лишь значительнее. Достаточно вспомнить, что в «12» (2007) Никиты Михалкова именно персонаж Маковецкого становится носителем «разумного сомнения», запускающего драматургический конфликт картины.

И вот еще один парадоксальный факт: двумя главными режиссерами в карьере Маковецкого стали постановщики, склонные к работе с классическим и историческим материалом: Владимир Хотиненко и Сергей Урсуляк. С одним, помимо упомянутых картин, артист работал над «Гибелью империи» (2005), «Попом» (2009) и экранизацией «Бесов» (2014), для другого же стал и вовсе актером-талисманом. Первой ролью у Урсуляка стал, кстати, Басов из «Летних людей» (1995) по горьковским (опять же) «Дачникам». А дальше были «Исаев» (2009), «Жизнь и судьба» (2012), «Ненастье» (2018) и «Тихий Дон» (2015), где Маковецкий неожиданно перевоплотился в брутального Пантелея Мелехова.

«Если бы роли оказывали влияние на актера, он стал бы потрепанной купюрой, где непонятно, какого она достоинства. А ведь ты в каждую роль вкладываешь частицу самого себя. Иногда роль тобою движет. Ты совсем не ожидал от себя таких качеств, а сыграл какую-то роль, и вдруг тебе говорят: «Сереж, мы не ожидали от тебя, неужели ты такой?» – посмеивается Сергей Васильевич. За долгие годы он сумел сохранить важнейшие актерские качества – таинственность и непредсказуемость. 

Ярким свидетельством того, что у Маковецкого есть, чем удивить, стала роль Ивана Грозного в сериалах Алексея Андрианова «Годунов» (2018) и «Грозный» (2020). Никто не мог ожидать, что тихий интеллигентный артист способен так перевоплотиться в одну из самых кровавых и одиозных фигур русской истории.

И дело здесь не в трех часах грима, которые ожидали его на каждой смене, а в том, что Грозный – такой же перевертыш, несбывшаяся надежда на русский Ренессанс, обернувшаяся террором, которая разыграна Маковецким не только как трагедия, но и как тайна, за которую его любят и которую не разгадали до сих пор. Тайна, которая всякий раз обрекает его на то, что, по собственному признанию артиста, ему сложнее всего пережить – фанфары.