«КиноРепортер» расспросил Максима о его жизни по максимуму.
Он может все – и просто, и сложно, и весело, и очень серьезно. Максим Аверин удивляет актерским диапазоном и народной популярностью. А к юбилейному году артист приобрел еще и руководящую должность, и курс учеников. К 50-летию артиста, недавно получившего государственную награду, приурочено и эксклюзивное интервью «КиноРепортера».
Прежде всего хочу поздравить с присвоением звания народного артиста России.
– Пока об этом только объявили. Значок я еще официально не получил. Надеюсь, скоро вручат.
Меня формулировка впечатлила: за выдающийся вклад в театральное, музыкальное, кинематографическое и эстрадное искусство…
– …И цирковое еще. (Смеется.) Там же общий список – в том числе и циркачи. Хотя я дружу с цирком Гии Эрадзе, и он часто, когда прихожу к нему на представление, вытаскивает меня на арену. Так что я и в цирковом деле некоторый опыт имею. А если вы решили начать с самых актуальных событий в моей жизни, то у меня сейчас книжка стихов выходит…
То есть вы еще и поэт?
– Ну поэтом именовать себя не могу, но мои рифмованные мысли, как я их называю, надеюсь, кому-то придутся по душе.
Но уж от того, что вы теперь педагог, открещиваться не станете? В прошлом году впервые набрали актерский курс в родном Щукинском училище.
– Как сказал наш ректор Евгений Владимирович Князев, «пора возвращать долги». Вот пытаюсь как-то вернуть. Слышите, у меня нет голоса? Это мы экзамен сдавали, а не потому, что я каждый день играю. Когда ты на сцене, еще можно как-то поберечься, а когда несешь ответственность за 30 душ… Трудно! Они мне снятся по ночам. Естественно, как всякое молодое поколение, борзые – мы такие же были. У меня с ними обмен: я их вакцинирую в профессии – они меня воспитывают, потому что у них совершенно другие мозги уже. И среди них есть детишки, ради которых, знаю точно, стоило не спать ночами. Я же, чтобы их отобрать, отсмотрел 4 тысячи человек.

И все хотят стать актерами, а еще небось и звездами?
– Поток, да! 3642 человека плюс «позвоночники». Знаете, кто это? Это которые по звонку. (Смеемся.) Но у меня нет ни одного блатного на курсе! Беспрецедентный случай: 21 бюджетное место. Я теперь стал разбираться во всем. В ЕГЭ, например… Я ж тут недавно эту проблему даже с самим Собяниным обсуждал! Еду как-то на съемки, звонит мой директор. Говорит, сейчас будет звонить Сергей Семенович. Включается видеосвязь. На экране мэр – кабинет, герб Москвы за спиной… Начинает меня расспрашивать, как дела, какие у меня проблемы. Я говорю, что самая большая проблема – это ЕГЭ: талантливые дети не могут в творческий вуз попасть, потому что не набирают нужные баллы. Собянин успокаивает: «Максим Викторович, не волнуйтесь! Сейчас Дума этим вопросом занимается…» Слава богу, в какой-то момент понял, что это лохотрон. Теперь не подхожу к телефону вообще.
«Сорвались с крючка»! А ведь многие мошенникам миллионы перечисляют.
– Я перечисляю деньги только адресно. Помогаю детям из малоимущих семей, которые хотят получить хорошее образование. На этом тоже уже собаку съел, когда переводишь деньги фондам, а потом оказывается, что «летом в среду», – не могу так больше. Но это не афиширую, и даже дети, которым помогаю, не знают, от кого деньги. Мне кажется, так правильно. Так же, как не кричу о патриотизме. Потому что любить Родину – это естественно.
А если бы предложили играть на Бродвее, поехали бы?
– Не могу от этой земли оторваться! Русский язык у меня в крови. Когда приходится в кино говорить на иностранных языках, мучаюсь. Репетировали «Поминальную молитву» (спектакль театра «Ленком», – КР), где я играю Менахема-Мендла, и надо было выучить куплеты на иврите. Не смог – чувствую внутри какую-то неискренность… Понимаете, я русский артист и этим страшно горжусь. Вообще, я очень много езжу и везде чувствую себя хорошо. Закиньте меня куда-нибудь в Сидней, не знаю, или в Нью-Йорк – нигде не пропаду. Но буду очень скучать по родной Москве. Был период, когда хотел жить в Петербурге, – через полгода сбежал обратно.
Вспомнили «Поминальную молитву». Вас же позвали ее играть в «Ленком», когда вы были еще в труппе Театра сатиры? Переманивали?
– Это было так: звонит Сан Саныч Лазарев: «Хочу сделать спектакль…» Я говорю: «Да!» Он: «Подожди, ты же не знаешь еще что!» Я отвечаю: «Не важно. Да!» Потому что надо быть идиотом, чтобы отказаться от невероятного счастья играть Менахема-Мендла в «Поминальной молитве», Чарноту в «Беге», который у меня, кстати, сегодня. Или Понтия Пилата, которого я играю в Театре Российской Армии (спектакль «Роман» по «Мастеру и Маргарите» Александр Лазарев поставил, став худруком театра, – КР). Самая большая ошибка репертуарного театра в том, что когда молодой артист туда попадает, то обрастает ракушками: «часть команды – часть корабля». Я в 21 год поступил в театр и 18 лет верой и правдой прослужил в «Сатириконе». Помню, прощаясь с ним, вышел на улицу: в одной руке огромный черный пакет для мусора, где трико, грим, пьесы, а в другой – трудовая книжка в единственной записью «артист высшей категории». Мне было страшно! Чувствовал себя как инвалид, которому руку ампутировали, а она у него чешется. Я так прожил несколько лет.

И все же новый дом вскоре появился: Александр Ширвиндт лично позвал к себе в «Сатиру».
– Довод был обезоруживающим: «Максик, хватит бегать». На меня тогда свалилась популярность, я вдруг стал всем нужным. Мне позволялось все. Я выбирал спектакли, которые хотел играть. После «Сатирикона» это был профилакторий какой-то… В день смерти Александра Анатольевича я играл Арбенина в «Маскараде». А к тому моменту у меня уже было три спектакля в «Ленкоме». И вот стою на сцене и думаю: «Его больше нет, а мне что тут делать?» И уволился одним днем… Я так всегда. Нельзя привыкать ни к месту, ни к стулу – ни к чему. Театр для меня – это не геолокация. Это священнодействие.
Тогда вы уже не уходили в пустоту: «Ленком» сразу же ввел вас в четвертый по счету спектакль. Завидная востребованность.
– На самом деле это было огромным испытанием, потому что «Женитьба» – спектакль Марка Анатольевича Захарова, он идет 17 лет. И мне надо было ввестись туда на самую большую роль – Кочкарева. И на все про все было 13 дней каникул. Я уехал в Сочи, усадил друзей за пьесу, и мы по ролям учили текст. А по ходу еще и репетировал Понтия Пилата в «Романе». Тоже текст очень сложный. Но мне нужно было это сделать. Я не сдаюсь. Никогда.
Новую роль как киношники ждем особо. Вы ведь с режиссером Владимиром Панковым репетируете спектакль «Репетиция оркестра» по сценарию фильма Федерико Феллини. Насколько точно он будет воспроизводить оригинал?
– Знаете, я давно понял, что, когда есть уже что-то великое, надо просто искать свою интонацию, иначе неизбежно будешь скатываться в каноническую. В 14 лет я увидел «Поминальную молитву», был просто очарован Менахемом-Мендлом, которого играл Александр Абдулов, и подумал: «Господи, как бы мне хотелось это сыграть!» И спустя 35 лет – «бойтесь своих желаний» – играю эту роль. И мне кажется, не нарушая задумку авторов спектакля, мы нашли свой рисунок.
Такие сложные роли, плотный репертуар… А как же успеваете сниматься?
– Я никогда не ставил театр в неудобное положение. Снимался по ночам и ни разу не просил, например, Райкина: «Отпустите на съемки», хотя у меня часто было несколько фильмов одновременно и почти все роли большие. А сейчас как? У нас прогон экзамена, ко мне подходит студент: «Мне сказали, мы ради тебя делаем пробы…» Я говорю: «Ты для них биоматериал. Не ты, так другой». Сейчас я ему дам добро, он поедет вместо прогона на эти свои пробы, а на следующий день подойдет другой и скажет, что ему тоже надо. Это выбор. Каждый волен сделать его сам.

А теперь вопрос на засыпку: полная востребованность и занятость как актера, свой курс учеников – зачем вам еще и руководство Сочинским концертно-филармоническим объединением?
– Ну точно не корысти ради! (Смеется.) Знаете, я очень удобный человек, потому что, прежде чем заступить на должность, купил себе там квартиру. То есть государство ничем не обременяю. И даже летаю за свой счет. Что меня иногда обижает, потому что все-таки неплохо было бы иметь хотя бы трансфер из аэропорта.
Творите?
– Нет, к сожалению, пока административной работой занимаюсь: потрясающе красивый занавес в Зимнем театре сделали, кресла в зрительном зале поменяли. Теперь вот выбиваю у мэра фонтан на площади перед театром, где сейчас парковка. Причем этот фонтан был заложен изначально в генплане строительства 1938 года, но его перенесли в дендрарий.
Согласитесь, сколько всего достигнуто, а всенародную славу «Глухаря» ничем не перебить!
– Я как-то другу жалуюсь: «Столько ролей сыграл, а запомнился всем врачом да Глухарем. Он отвечает: «Да ты не переживай! У тебя все роли хорошие – что одна, что вторая!» (Смеемся.) Я не стесняюсь этого. Вы попробуйте так попасть в сердца зрителей в этой огромной одной седьмой части суши, чтобы вас хотя бы с одной ролью ассоциировали!
Уход из «Глухаря» дался непросто?
– Надо было как-то выпрыгнуть! Потому что я три года жил в этом бермудском треугольнике – Останкино, ВДНХ, «Сатирикон». Это было очень тяжелое время. И когда я сказал: «Все, больше не могу!», Владимир Кулистиков, который тогда был главой НТВ, предлагал мне любые деньги, чтобы продолжал сниматься. Я сказал: «Не хочу умереть в этой роли». И ушел. А через год мне предложили «Склифосовского». Я прочитал сценарий, увидел персонажа и согласился.
А из этого персонажа еще не надо выпрыгивать?
– Он параллельно идет, мне не мешает. Это народная история, которую очень любят. Каждый год говорю себе «хватит», но такая потрясающая команда!.. Мне очень повезло с режиссером, который дает, например, возможность читать свои стихи в фильме. Кто вообще так еще делает? Мы вместе придумываем, как будем дальше двигаться. И когда меня спрашивают: «Как вы искали этот образ?», мне смешно: ничего я не искал – я там себя играю. (Смеется.)

За 13 сезонов как главный кинохирург страны уже разобрались в этой профессии, сможете полечить?
– Если только душу. (Смеется.) От того, что столько лет играю врача неотложки, им, конечно, не стал и за операцию не возьмусь. Но изображаю, видимо, неплохо. Мне как-то написала одна моя подруга, с которой дружу много лет: «Прекрасно понимаю, что это просто фильм, но смотрю, и так хочется верить, что, случись что, вызову скорую, и приедешь именно ты». Мне кажется, это лучший комплимент актерской работе: если даже твой знакомый, околдованный твоей игрой, начинает верить, что твой персонаж реален.
Народная слава – народной славой, а самый высокий рейтинг на «Кинопоиске» из всех ваших проектов у «Собора». И у вас там один из лучших Петров Первых, что я видел.
– Петров у нас один! (Смеемся.) Спасибо, но это заслуга режиссера Сергея Гинзбурга, потому что я должен был пробоваться на роль, которую сыграл Александр Балуев (князь Бадарин, – КР). Когда мне позвонили и сказали: «Мы будем пробовать тебя на Петра I», ответил: «Даже не шутите! Не поеду. Я соцработник, мент, врач, учитель, столяр, но никак не император». «Мы знаем», – говорят. Ну хорошо, приезжаю. Выбрали самые сложные сцены для проб. Сажусь на грим – усики, паричок. На портрет вроде похож, но ты пойди и поживи с этим. И вот это были лучшие пробы в моей жизни. Потому что три часа Сережа мял меня, сбивал с того, что я умею.
Удивительно, что даже многие профессионалы считают, что пробы им не нужны.
– О чем говорить, если на некоторых проектах теперь артистов на роль подписчики выбирают? И не всегда профессиональных – блогеров, инфлюенсеров разных. И ведь они без тени сомнения идут сниматься! А я, представляете, столько лет в профессии и каждое утро начинаю с того, что говорю себе: «Я бездарный!» Я сейчас не приукрашиваю. А что есть вчерашний успех? Ничего! И кто знает, что позавчера у меня не было голоса вообще, и сам не знаю, каким чудом я прохрипел роль на этот огромный зал? Кто это помнит? Помнят мои связки, мои разбитые колени – вот и все.
После императора вам предложили роль графа. Это я о фильме «Союз спасения. Время гнева». Значит, разглядели в вас что-то помимо соцработников?..
– Мне, кстати, даже письмо пришло из музея – поблагодарили за то, что достоверно, с уважением отнесся к своему герою (граф Сперанский считается основоположником юридического образования в России, – КР). Разглядели? Ну на Первом канале точно. И это, конечно, надо Константину Львовичу Эрнсту отдать должное. Однажды он уже со мной так же поступил: когда я на пике «Глухаря» сыграл в «Гранатовом браслете» (имеется в виду сериал «Куприн. Яма», – КР). Это надо быть крутым продюсером, чтобы дать мне, когда я просто из утюга разве что не выступал, возможность сыграть Желткова (герой повести Куприна, – КР). И то же самое потом с Петром Первым.
И на фоне таких персонажей, такой драматургии вы еще и развлекаете страну в телешоу «Три аккорда». Это же вообще другая стихия!
– Мы, артисты, просто разнорабочие. По дороге сюда я думал о том, что вчера приехал из Питера, сегодня вечером спектакль, а завтра надо сесть в поезд и ехать в Ижевск. Иногда думаю: «Господи, мне бы хоть недельку посидеть дома!..» Но я бы измучил всех своих! Они крестятся, когда я уезжаю. Просто надо принимать все, что дается судьбой. Юрий Аксюта (глава дирекции музыкального вещания Первого канала, – КР) мне сказал: «Сделаем программу под тебя». Это, конечно, здорово, но какой шансон? Я вообще слушаю другую музыку… И вот я там уже 10 лет. Представляете, приезжаю в Австралию, а меня спрашивают: «Когда будет продолжение «Трех аккордов»? Как попасть в вашу программу?» Популярность бешеная! И от этого, как и от сцены, не откажешься. Притом что я играю по 30 спектаклей в месяц! Меня спрашивают: «Где вы черпаете энергию?» Черпаю? Встал и пошел – вот и весь секрет.
У вас, кстати, давняя традиция – отмечать свой день рождения на сцене. Полувековой юбилей так же планируете отметить?
– Обязательно! Правда, раньше это были разные города мира, а сейчас я почти невыездной… Не знал, что за любовь к своей стране надо платить. Конечно же, это традиция для моих зрителей. Я ее люблю. Тем более что это возможность повидаться со многими дорогими мне людьми, с которыми только в день рождения и встречаемся. Кстати, к юбилею выходит в свет книга «Максим Аверин. Театръ» – полное собрание всех моих спектаклей и творческих работ с 1997 года в двух томах. Это подарок моего директора мне и моим поклонникам. Вообще, день рождения – прекрасный праздник. Каждый год отмечаю – и 40 лет праздновал, и 33. Все говорили: ты что, с ума сошел, плохая примета. А я праздную! Сколько той жизни вообще? У меня оба брата умерли в 50 лет… И вот мне 50. Я отношусь к этому как к классному приключению.


Комментарии